Ожерелье княжны Гальшки - Алесь Мартинович

называть себя, Беата сообщила, что приехала для встречи с королем.

— В таком случае вам в этот зал, — указал слуга.

Поблагодарив его, направилась туда, где было особенно оживленно. Но сразу в зал не вошла, а остановилась, словно завороженная. Как и при подъезде к замку, ее душу наполнили радостные и вместе с тем несколько горестные воспоминания.

Все было точно так, как в юные годы. В отдельные комнаты вели каменные порталы с удивительной резьбой. Стены были украшены чарующими росписями. Особенно они привлекали там, где вместо росписей размещалась кожа с золотым тисненым рисунком. А еще на стенах была уникальная коллекция фламандских гобеленов.

Они назывались аррасами, поскольку происходили из французского городка Аррас, где были вытканы. Ими заинтересовался Сигизмунд Старый, и несколько лучших из них привезли в замок. Беата отметила, что их стало больше. Это постарался ее брат, который также оказался коллекционером.

Острожская, видимо, еще долго стояла бы, не переставая удивляться этой красоте, если бы не заметила, что уже начала обращать на себя внимание. В ее сторону бросали взгляды не только мужчины, но и женщины. Их как раз меньше всего хотелось видеть. Во многом оставалась пуританкой. Ее раздражала чрезмерная раскованность в поведении, а именно такие дамы, как успела заметить, присутствовали в зале. Особенно много их было в центре, где, была убеждена, и должен находиться Сигизмунд.

Настолько решительно направилась туда, что женщины, все до единой, повернули головы в ее сторону, словно почувствовали появление соперницы, некоторые расступались, давая дорогу. А Беата, нисколько не стесняясь, шла под многочисленными взглядами с гордо поднятой головой.

— Сестричка? — опешил Сигизмунд Август. — Ты ли это?

— Как видите, король, я! — она специально обращалась к нему официально, чтобы еще больше вызвать к себе интерес со стороны жриц любви, которые окружали его.

— Беата, родная! — король начал ее обнимать, чем спровоцировал неоднозначное поведение со стороны своих почитательниц.

Невозможно было понять, на самом деле появилась ревность или хотели только показать это, но они буквально повисли на Сигизмунде Августе: кто у него на плечах, кто на руках. При этом один возглас сменял другой:

— Не отдадим тебя.

— Пуфтик, ты наш!

— Мы не можем без тебя!

— Не бросай нас!

Они целовали его, обнимали, готовые задушить в своих объятьях.

От этого княгине стало не по себе. Она думала, что Сигизмунду не понравится такая вседозволенность в поведении девиц, он своевременно поставит их на место. Но чувствовалось, что ему это по душе.

— Как вы можете позволять такое? — не скрывая раздражения, спросила она.

— Сестренка, не обращай на них внимания. Это мои соколы!

— Кто? — Беата подумала, что ослышалась.

— Соколы, — как ни в чем не бывало повторил Сигизмунд. — Мои птички.

И он начал их по очереди целовать. Девицы при этом визжали как резаные. Ей хотелось уйти. Но как раз этого она и не могла себе позволить. Обязательно нужно было переговорить с Сигизмундом. С трудом сдерживаясь, попросила:

— Не могли бы вы отпустить этих птичек? Нам нужно остаться наедине.

— Но у меня нет от них секретов, — заверил ее брат.

— Все же хотелось остаться вдвоем, — настаивала она.

— Слышали, соколы мои? — чувствовалось, что Сигизмунд по-прежнему не желает разговаривать серьезно. — Вас просят улететь.

— А мы не хотим.

— Без тебя пропадем.

— Ты нам нужен.

— Не бросай нас.

И опять начали целовать его, обнимать. У Беаты на глазах навернулись слезы:

— Ты брат мне или не брат?

Сигизмунд наконец проявил решительность:

— Соколы, улетайте!

Удивительно, но ни одна из девиц не возразила.

— Они у меня послушные, — сказал король, когда остались вдвоем.

— И тебе нравится такая жизнь?

— А разве есть лучшая?

— А ты искал ее?

Сигизмунд помрачнел:

— Мне иная жизнь не нужна.

— После Барбары?

— После Барбары, — Сигизмунд так посмотрел на нее, что Беате сразу стало жалко его.

Он догадался, какие чувства вызвал у нее:

— Но ты же не жалеть меня приехала?

— У меня своя беда.

— Рассказывай…

Подозвав слугу, он предложил принести легкого вина и хорошей закуски.

— Ты же с дороги, а я даже и пригласил тебя за стол.

— Мне не до этого.

Глотнув вина, она не стала закусывать, а сразу перешла к делу. Выслушав ее внимательно, Сигизмунд решил уточнить:

— Правда, что самое непосредственное отношение к этому имеет Острожский?

— Клянусь Господом Иисусом и Пречистой Девой Марией!

— Многие догадываются об этом? — продолжал допытываться он.

— Разве не знаешь его? Что хочешь, провернет с пользой для себя, а сам при этом будет тише воды, ниже травы, будто его это и не касается.

— То и хорошо, — обрадовался Сигизмунд.

— Дочь опорочена, я опозорена…

— Не об этом разговор, — успокоил ее брат. — Виновные должны быть наказаны, но только не Острожский.

— Он разве святой?

— Святой не святой, а мне не нужны разговоры, что к таким подлым поступкам имеют отношение лучшие люди Короны и Княжества. А вот Сангушко ответит за все. И те, кто помогал ему, кроме Острожского, — и заверил Беату: — Наказание будет самое суровое.

— Я могу быть уверена, — спросила она, — что ты сдержишь свое слово?

— За кого меня принимаешь? Не сам буду решать, а передам дело в Верховный суд.

— Если так, то леший с ним, с этим Острожским, — согласилась Беата.

Она не знала, как выразить свою признательность. Но в это время, нисколько не смущаясь, подошла еще одна девица. Княгине сразу же бросилось в глаза, насколько глубокое у нее декольте. Казалось, одно неловкое движение — и груди могут вывалиться. Но даже не это удивило, а то, как она бесцеремонно обратилась к Сигизмунду:

— Сокол ты наш, мы заждались тебя.

Он, словно оправдываясь, ответил:

— Да вот сестра приехала.

Девица оживилась:

— Тогда зови ее в нашу компанию!

Беата от стыда готова была сквозь землю провалиться.

Глава 18

Знал бы Сигизмунд Август, какой оборот примут в дальнейшем события, возможно, обдуманно отнесся бы к просьбе Беаты наказать Сангушко. Во всяком случае, заранее принял бы меры, чтобы дело не имело такого неприятного. Но, увы, загадывать сложно, а еще труднее предугадать, что может случиться, если происходит нечто неординарное.

Вот и князь Дмитрий, не успев оторваться от преследователей, вскоре оказался в положении, которое напоминает то, когда человек, с удовольствием повеселившись в приятной компании, назавтра переживает тяжелое похмелье.

Уже на второй день после венчания он заметил, что Гальшка совсем не такая, какой виделась во время редких встреч в Остроге. Тогда она была веселой и жизнерадостной, любила пошутить сама и охотно принимала его шутки. А теперь ее словно подменили.