О любви ко всему живому - Кетро Марта

И тут в окошке появилась всклокоченная голова (давно пора его подстричься отправить).

– Мам?

Он открыл дверь, выбрался – высокий, грязный весь. Штаны драные, лицо в потеках и ссадинах.

– Ты цел?

– Ага, а ты?

– И я. Ты… ты как?

– Нормально.

– Что с тобой было?

– Да ничего страшного, поискал тебя немного, устал, забрался в грузовик и уснул.

«Немного»… Она посмотрела на его измученное лицо, перепачканную одежду. Видно, несся сломя голову, падал, плакал. Исцарапанный весь. И опять врет, надо же – «ничего страшного», опять врет, ничем его не прошибить… Почему, почему?!

И тут она нашла ответ на это «почему?!», терзавшее столько дней. Совсем дурацкий, детский ответ, который не приходил ей в голову. Он просто не хотел ее огорчать. Вот почему.

Вера закрыла глаза и немного так постояла, не зная, плакать или смеяться. Потом взглянула на него. Он говорил что-то, а на грязных щеках появились чистые бороздки. Она сделала вид, что не заметила.

– Я только замерз немного, простудился, наверно. – Он вытер нос рукавом.

– Давай домой, я ванну горячую сделаю.

Они прошли совсем немного: Ворота оказались близко.

* * *

Когда мальчишка вылез из машины, Майк развернулся и пошел. Нормально все с ними, и хорошо, и ладно. Потом, правда, оглянулся: они уходили, потом вдруг остановились, обнялись, замерли ненадолго и двинулись дальше. Идиллия, в общем, счастливая мать обрела блудного сына.

Майк изо всех сил старался сохранить иронию и хладнокровие. Погибать, так с улыбкой, а выживать, так и вовсе не меняя выражения лица. Честно говоря, он чувствовал себя совсем потерянным и несчастным, но для какого-то невидимого наблюдателя хотелось изобразить спокойствие.

Небо порозовело, край солнца показался над горизонтом, и по всему было понятно, что если помирать, то уж вот теперь, а нет, так пора уходить.

Поэтому он даже не удивился, когда под ближайшим кустом обнаружил мирно спящую Катьку. Она лежала, положив рыженькую голову на согнутую руку, укрытая его курткой, спокойная, как ангел. У Майка возникло сильнейшее искушение пнуть ее ногой за вот эту безмятежность. Но вместо этого он присел на корточки и подумал: «Ну и чего, жениться мне на ней теперь, что ли?» Катя открыла глаза:

– Ооой, Маааайк, ты меня нашел! Пойдем отсюда скорей, я замерзла, как собака.

– Ну ты даешь. Так и проспала здесь под кустом всю ночь?

– Я подумала, ты меня быстрее найдешь, если останусь там, где… где потерялась…

– А эти, «инопланетяне», с тобой разговаривали? Про три процента и все остальное?

– Ага.

– И ты не ушла.

– Как видишь.

– Типа ты во мне так уверена…

– Были же основания.

Майк неожиданно растерялся:

– Конечно, я тебя люблю и все такое…

Катя встала, потянулась, разминая затекшее тело:

– Не мучайся, ладно? Я же знала, что ты герой. Ты бы никого тут не бросил – ни меня, ни любую другую. Гордость не позволила бы.

– Ну ни фига себе. Ты просчитала все?

«Не хреново подрос котенок за ночь…»

– Было время поразмыслить. Спасибо тебе, Майк, не думай, что я неблагодарная, спасибо. А теперь пошли.

Пережитый ужас не то чтобы исчез, но спрятался в глубокие подвалы рассудка. Ясно, что никуда он не денется и очень скоро выберется, даст о себе знать негромким жутким хихиканьем, но сейчас это не имело значения. Нужно найти Стэллу.

Костик шел и шел, с каждым часом все больше убеждаясь, что она где-то здесь. Временами он останавливался, набирал в легкие побольше воздуха и кричал. Ее имя разносилось над пустошью, иногда чудилось, что откуда-то приходит ответ. Костя каждый раз бежал на звук, но так никого и не встретил. Почему-то точно знал, что она здесь. Гнал из головы раздраженный визг Стэллы «Куда ты меня затащил?!» и сочувственную физиономию Майка, собственные сомнения, потому что хотел верить – и поверил. Стэлла его ждет, и точка.

Вспоминал темные волосы, белую кожу, полузакрытые глаза, руки, обнимавшие его, – разве такое может обмануть? Она просто нервная, напуганная и несчастная. Он дал ей столько любви, что должно хватить на двоих. Стэлла нежная и добрая, что бы там ни говорили, она не могла его бросить на верную смерть.

* * *

Солнце уже совсем поднялось. Свалка перестала выглядеть диким потусторонним местом, превратилась в обычную помойку. И будто в доказательство этой обычности в кармане у Кости зазвонил мобильник, замолчавший семь часов назад.

– Кооостик, – пропел нежный высокий голосок, – это яаааа. Слышииишь, ты извини, что я вчера у парка тебя кииинула… Ну, психанула, а потом девчонок с работы встретила, мы в бар пошли… всю ночь сидели, болтааали… а сейчас я чего-то устала так… Забери меня отсюда, а? Костик, не молчи, ты надулся, что ли? Ну не тупи, приезжай, я…

Костя отвел от уха пищащую трубку. Кто это? Чей это голос, вроде знакомый, но совсем чужой? Да какая разница, отвлекаться нельзя, он должен найти Стэллу. Костик огляделся и увидел бочку из-под солярки, в которой поблескивала дождевая вода. Он подошел, наклонился и выпустил из рук мобильник. Телефон булькнул и утонул. Поверхность воды пошла кругами, Костик различил свое отражение и вроде бы еще чье-то… Выпрямился, огляделся – кажется, там, за кустами, мелькнуло красное платье. Она здесь! Костик снова позвал:

– Стэээлл-лаааа!!!

Он никуда не уйдет, пока не найдет ее.

Нестор все еще злился: на распрекрасную Наташу, которая прикидывалась святой невинностью, а сама вовсю наставляла рога законному мужу; на этот нелепый квест, куда его втравили, пообещав приключений; на всю унылую жизнь, где нет места не то что подвигу, а нормальной женской порядочности. Мужики не такие! (В тот момент он почему-то не думал, что в измене, к примеру, участвуют оба пола, и та же Наташа «грешила» не в одиночку, а с другим мужчиной, обманывавшим, в свою очередь, ни в чем не повинную жену.)

Ничего святого нет в этой проклятой жизни, кроме нормальной мужской дружбы. Чем возиться с Наташей и этим ее хреном, надо было Серого искать. Неизвестно, в какую передрягу он влип…

Солнце осветило поле, ржавый «уазик», чахлую траву, маленький грязный ручей. Нестор решил умыться и передохнуть. Опустился на колени, окунул ладонь в прохладную воду…

И не заметил, как совсем рядом, будто из-под земли, появилась небольшая юркая крыса, странная, почти без шерсти, с розовой лысой шкуркой и чудными красными глазками. Увидел бы, подумал «мутант»… Но он не увидел, а только почувствовал короткую острую боль в икре, как раз над высоким шнурованным ботинком, там, где заканчивались зеленые бриджи.

Нестор дернулся, схватился за ногу – она прямо на глазах распухала, лиловела, отек поднимался все выше, и почти сразу же стало трудно дышать.

«Ох и ни фига себе, сходил на природу», – успел подумать он. А самая последняя мысль была: «Серега-то как теперь…»

И в то же самое время где-то в другом измерении – а может, и совсем неподалеку – вздрогнул и проснулся Серега. В своей постели, рядом с толстой теплой Сашкой. Его разбудила, будто в сердце толкнула, тревога. Отчего-то вспомнил Нестора, придурка этого, с которым вчера пили пиво около парка. Разговаривали вроде ни о чем, а потом Нестор вдруг и говорит, типа хочу в лес уехать на недельку, один побыть. Типа прям сегодня соберусь и поеду. Только, говорит, боссу в почту сообщение кину и поеду. Встал, рюкзачок подхватил и пошел. Ну не псих ли?! Серега к нему хорошо относился, даже любил по-своему, но взбрыков этих никогда не понимал. Пожал плечами – и домой, к жене. Сашка последнее время волноваться стала, когда он задерживается, – беременность, нервы, все дела. Серый повернулся на другой бок и обнял жену за широкую попу. Все будет нормально…

14. А потом?

Наташа и Тимофей так никого и не встретили. Вышли за Ворота и почти сразу же поняли, где находятся – на окраине, недалеко от того места, где Тимофей с Машкой живут. Оборачиваться и смотреть, как отсюда выглядят Ворота, почему-то не хотелось, очень сильно не хотелось… Можно даже сказать, что оборачиваться было нельзя, и они оба это знали. Дойдя до какого-то двора, Наташа присела на ближайшую скамейку и вдруг заплакала. На улице в этот час никого не было, даже дворники еще не проснулись, только серая кошечка, бодро идущая по своим делам, ненадолго остановилась, посмотрела, по-человечески отчетливо пожала плечами и пошла дальше.