Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас

чем-то помочь, хотя бы словами.

Сильвия постукивает по мешку пальцем, лекарство капает. Она обводит комнату взглядом, снова поворачивается ко мне.

– Продолжайте надеяться, хорошо?

* * *

За порогом больницы меня ждут Дениз и Джилл. После душного стерильного воздуха приятно окунуться в прохладу улицы.

– Куда направимся? – спрашивает Джилл, кутаясь в пушистое фиолетовое пальто. Дыхание паром вырывается у нее изо рта, повисает в воздухе и тут же исчезает. – Как настроение?

В те дни, когда маме делают «химию», подруги заходят за мной – после того как мой пост ненадолго займет папа, – чтобы сводить меня куда-нибудь в перерыве. Иногда заскакивают Райя и Дениз, иногда – Дениз и Джилл, как сегодня. Порой только Джилл. Мы убиваем время в магазинах, изредка отправляемся в музей, при случае просто без цели гуляем по городу.

– Наверное, нужно перекусить, – говорю я. – Я сегодня вообще не ела.

– Роуз, не забывай питаться! – возмущенно, по-матерински корит меня Дениз.

Люблю ее.

– Как насчет – ну, не знаю – пиццы?

Дениз размышляет. Пиццу она считает не самой здоровой пищей.

Но выразить протест подруга не успевает, вмешивается Джилл:

– Хочешь пиццу – будет тебе пицца.

Мы пускаемся в путь. Дениз и Джилл выкладывают последние новости о своей жизни: о том, что Джилл и Мария планируют отправиться в отпуск на один из курортов по типу «все включено», чего прежде никогда не делали, но Мария захотела попробовать; о том, как продвигается новый проект Дениз, – хорошо, что помогают аспиранты и не приходится все делать самой.

Я слушаю, время от времени смеюсь, задаю вопросы.

Мы не говорим о моей маме, о ее раке, о том, что она не реагирует на химиотерапию. Не говорим о том, что все случилось так быстро: заболела она неожиданно для всех – и вскоре ей стало хуже.

Не говорим о прогнозах, они не обнадеживающие.

Мы идем по улице, и я слушаю болтовню подруг: какая пиццерия наилучшая, в какой готовят быстрее, ведь скоро нужно возвращаться в больницу. Повезло мне с друзьями! Благодаря Дениз, Райе, Джилл и еще нескольким коллегам из нашего отдела, которые по необходимости подменяли меня на работе, я могла как-то держаться. Стараюсь изо всех сил, надеясь, что, борясь за свою жизнь, я помогаю бороться и маме.

– Как занятия со студентами, Роуз? – интересуется Дениз.

Это первый вопрос, который мне задали за долгое время. Мы сидим в кабинке, ждем, когда принесут еду.

– Да все хорошо. Работа помогает отвлечься.

– Ты еще бегаешь по утрам? – интересуется Джилл.

Она всегда настаивает, чтобы я занималась спортом.

– Бегаю, каждый день. Мне помогает. У меня проблемы со сном.

Подруги кивают.

Приносят пиццу, но я к ней не прикасаюсь. Я вдруг начинаю плакать.

Мы с Дениз сидим на одной стороне, а Джилл – на другой. Она встает и присоединяется к нам, втроем мы теснимся на одном диванчике. Они ждут; я плачу. Дениз обнимает меня, Джилл кладет голову на мое плечо.

Я дала себе слово: при маме никаких слез. Только собранность. Она бы держалась ради меня. Она бы держалась ради моего папы. Это меньшее, что я могу для нее сделать. Но здесь, с подругами, притворяться не надо.

Немного погодя Дениз смотрит на свой телефон, проверяет время.

– Давай-ка поешь что-нибудь, Роуз. Тебе скоро возвращаться.

Я киваю, Джилл снова садится на свое место. Дениз берет кусок пиццы и кладет мне на тарелку, потом еще один – себе. Подруги опять начинают разговаривать на отвлеченные темы: что на этой неделе ожидается снег, о предстоящей рабочей поездке Джилл, о новом коллеге Дениз, который постоянно заглядывает к ней в кабинет.

– Он симпатичный? – любопытствую я, умудряясь вклиниться в беседу.

Пора взять себя в руки.

– Симпатичный, – смеется Дениз и краснеет.

– Может, пригласишь его на свидание? – предлагает Джилл.

– Может, и приглашу, – отвечает Дениз, запихивая в рот последний кусочек пиццы.

Когда мы приближаемся ко входу в больницу, идти становится тяжело, будто вязнешь в воздухе.

– Не знаю, что бы я без вас делала, – говорю я подругам на прощание.

– Хорошо, что тебе не нужно это выяснять, – отвечает Джилл, обнимая меня.

Я разворачиваюсь и возвращаюсь в помещение; больничный запах сразу наполняет ноздри и легкие.

Шагаю бесконечными коридорами, по которым гуляют сквозняки; дорога до палаты химиотерапии, где лечится мама, кажется бесконечной. Первые несколько раз мне приходилось спрашивать подсказки у персонала, но прошло много времени, и я выучила путь наизусть.

* * *

Захожу в палату, возле мамы сидит отец. На сей раз она не спит: по другую сторону ее кресла стоит незнакомый мужчина и разговаривает с моими родителями. Мама будто бы оживилась. Настроение у меня сразу приподнимается.

– А вот и моя дочь – Роуз! – восклицает она так, словно мы лет сто не виделись, и знаком подзывает к себе.

Отец поворачивается ко мне, поднимая руки вверх, дескать, он не виноват.

– Милая, знай, я тут ни при чем, – негромко говорит папа, когда я подхожу ближе.

С подозрением смотрю на него. Что?..

Он пожимает плечами и фыркает от смеха.

– Роуз, мы тут познакомились с одним милым профессором. – Мама, сияя, смотрит на мужчину, который тоже ей улыбается. Вероятно, из вежливости. – Он пришел поддержать друга.

Я смотрю на этого друга, тот смеется и машет мне.

– Привет, я Энджел.

Машу в ответ.

– Приятно познакомиться.

– Я так рада, что здесь, в городе, мы с дочерью стали проводить больше времени вместе, – сообщает мама новым знакомым. – Она живет сразу за мостом.

Награждаю ее пристальным взглядом. Не так я хотела провести больше времени с мамой.

– А вы когда-нибудь встречались? – Мама снова обращается ко мне, указывая на мужчину, стоящего возле ее кресла. – Вы коллеги, Роуз. Он профессор социологии, как и ты!

Я смотрю на него, но не узнаю лица. Однако во взгляде знакомое терпение – он сносит выходки моей мамы, а та, как я вижу, уже его обожает. Качаю головой и нежно сжимаю мамино плечо.

– Мы коллеги?

Мужчина смеется.

– Вероятно, да – я социолог. И действительно профессор.

Он вдыхает поглубже, собираясь что-то добавить – представиться или назвать свой университет, кто знает, – но мама успевает его перебить.

– Я уже дала твой номер, Роуз. Вам стоит выпить кофе и получше познакомиться.

– Боже, мама! Ушам не верю…

Снова поворачиваюсь к мужчине – тот опять смеется, – потом к его другу, который уже хохочет.

– Простите за маму, она любит везде влезть, – говорю я, а сама предупреждающе смотрю на нее. Но потом вижу, как она счастлива, как улыбается, и моя досада исчезает. Снова поворачиваюсь к мужчине. Возможно, он понимает, как тяжело членам семьи, в конце концов, его друг тоже проходит «химию». Протягиваю