Бакалавр (СИ) - Волошина Анна

Больно не было, просто Заморыш понял вдруг, что не чувствует своих пальцев. В следующую секунду из глаз посыпались искры, вызванные весьма увесистым подзатыльником. А женский голос над по обыкновению всклокоченной головой издевательски протянул на интере:

— Земля… Родина человечества… Колыбель цивилизации… простейшие вещи разучились делать!

— П-пу… — пропыхтел Заморыш. — Пусти!

— Да запросто! — фыркнула женщина, и хватка на пальцах Пиппо разжалась. — Свободен!

Заморыш успел отбежать всего шагов на пять, когда его настигло насмешливое:

— Эй, bambino! Ничего не забыл?

Мальчишка оглянулся и судорожно схватился за шею… увы, тщетно. Медальон с изображением Пресвятой Девы, единственная память о матери, болтался на высоко поднятой руке проклятой иностранки. И цепочка… цепочка была целой!

— Цып-цып-цып!

Заморыш оглянулся (Сутулого и след простыл) и на заплетающихся ногах вернулся к странной синьоре. Будь что будет, сдаст sbirro[14] — пусть так, но медальон надо вернуть. Он подошёл вплотную, поднял голову… и почувствовал желание перекреститься. На него смотрели разноцветные глаза с вертикальными, как у змеи, зрачками.

— Что, малыш, — промурлыкала синьора, — никогда раньше не видел мринов?

Пиппо отчаянно затряс головой. Ему хотелось сбежать или провалиться сквозь землю, но — медальон…

— Мы такие же люди. И даже христиане, — она легко, привычно перекрестилась свободной правой рукой, и Пиппо сразу почувствовал себя лучше. — Просто ещё мы немного кошки. Кстати, сколько ты получил бы за мой комм?

— Пятёрку… — пробормотал Заморыш. Есть его, кажется, не собирались. Хотя клыки, которые продемонстрировала улыбающаяся синьора, любого заставили бы крепко задуматься о своих перспективах. Поэтому на всякий случай он решил постараться занимать как можно меньше места.

— Грабёж средь бела дня! — возмутилась синьора. — Хотя… твой capo[15] должен поделиться со своим capo, тот — со своим… понимаю. И всё равно — пятёрка?! Вот что. Я дам тебе десятку, а за это ты…

— Этот оборванец докучает вам, синьора?

Как всегда, необъятное пузо Мазино, на котором едва сходился мундир, явилось на место действия задолго до наголо бритой башки, увенчанной парадной фуражкой. Пиппо съёжился ещё сильнее: большей сволочи, чем Толстяк Мазино, не знала не только Пьяцца дель Пополо, но и весь Рим. До сих пор Заморышу удавалось не попадаться в его лапы, и Мазино был весьма и весьма этим недоволен. Если синьора решит…

— Синьорина[16]! — строго поправила женщина. Цепочка с медальоном исчезла, словно по волшебству. — Этот предприимчивый молодой человек только что согласился быть моим гидом и проводить до Сан-Пьетро.

— Согласился?!

— И был при этом очень любезен, — подтвердила синьора… синьорина… кошка, короче. — Верно, малыш?

Приободрившийся Заморыш кивнул. Раскрывать рот он пока не рисковал.

— Хорошего вам дня, офицер. Пошли!

И они пошли.

К немалому удивлению Ланы, незадачливый мазурик продемонстрировал при входе на площадь почти такой же пропуск, какой предъявила охране она сама. Верзила в полосатых штанах, полосатых чулках, кирасе и шлеме с алым плюмажем скользнул сканером сначала по мальчишке, потом по замызганному квадратику на не слишком чистой ладони, и кивнул.

— Ого! — иронично восхитилась она.

— Я — римлянин, Трина! — гордо вскинул голову Пиппо. По дороге от Пьяцца дель Пополо они познакомились и перешли на «ты». Точнее, не то, чтобы перешли… «выкать» мальчишка, похоже, стал бы разве что священнику, да и то не всякому. — У любого римлянина есть пожизненное право прийти на площадь Сан-Пьетро.

— А в собор? — проницательно уточнила мрина.

— В собор — нет, — хмыкнул паренёк. — Но выступление Папы может послушать каждый. Мы пришли.

Лана оглянулась на вход в собор, покосилась на коммуникатор… немного времени у неё ещё было.

— Пиппо, — начала она, — ты хоть понимаешь, что того борова на нас натравил кто-то из твоих так называемых друзей?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Понимаю, — шмыгнул носом тот, ковыряя камень носком разбитого башмака. — А почему ты меня не сдала?

— Сдать парня фараону? За кого ты меня держишь, малец?!

— Да я уж и не знаю, за кого тебя держать! — развеселился Пиппо. — Оделась, уж прости, как последняя лохушка, то-то Сандра сейчас ручонки потирает…

— Пусть потирает, — усмехнулась Лана, перебивая его. — И ей прибыток, и от меня не убудет. Лохушка, говоришь? Отлично!

— …поймала меня, как кошка мышку, а меня ведь не всякий поймать может!

— Верю.

— Толстяку не отдала, денег посулила…

Теперь в голосе мальчишки прозвучал явный намёк, и Лана услышала его, протянув мальчишке обещанную десятку.

— Медальон вернёшь? — Пиппо смотрел на неё во все глаза, определённо не отследив, откуда взялись деньги. — Это материн…

— Держи, — вздохнула Лана, позволяя цепочке стечь в мигом подставленную Пиппо ладонь. — А мать где?

— Умерла.

— Понятно. Клиент?

Чумазая мордочка жалобно сморщилась и отвернулась. Парень явно не привык плакать, тем более — на людях.

— Понятно, — повторила Лана. — Обычно я не даю советов, но… убирался бы ты с улицы, Пиппо. Однажды тебя поймают, и это буду уже не я.

— Знаю, — пробормотал юный воришка, по-прежнему глядя в сторону. — Только куда убираться-то? Кому я нужен… кроме Мазино, да и ему… попользует — и в Тибр.

— Проклятье! У меня совсем нет времени… вот что. Держи полсотни. Больше у меня наличных просто нет. Свали из Рима, попробуй наняться куда-нибудь на ферму… ты парень рукастый…

Пиппо ухмыльнулся так, что становилось предельно ясно: цену своим рукам он знает получше многих.

— Ладно, дело твоё. Всё, Пиппо, мне пора. Постарайся не пропасть!

С этим словами Лана развернулась на каблуках непривычных, но на удивление удобных туфель и направилась ко входу. До полудня оставалось пять минут.

Внутри оказалось неожиданно многолюдно для буднего дня. Лана, умевшая носить длинную юбку, но делавшая это крайне редко, изо всех сил сдерживалась, чтобы не ругаться даже в мыслях, пробираясь сквозь толпу к толстой верёвке, обтянутой красным бархатом. Почему она решила зайти с правой стороны прохода, не знала и она сама. Внутренний голос, наверное… но практика показала, что она не ошиблась. Буквально через минуту после того, как мрина заняла вожделенное место у самого ограждения, в проходе показались кардиналы. И крестивший её несколько лет назад человек шёл именно справа. Последним. Ага, сведения оказались верны. Отлично.

Дождавшись, когда тот, кого она некогда знала как епископа Люсона, подойдёт поближе, она быстро подняла голову и чуть откинула с лица кружево палантина. Взгляды мужчины и женщины встретились на какое-то мгновение, и процессия увлекла нужного ей человека дальше. Своё присутствие в назначенное время в назначенном месте Лана обозначила. Больше от неё не зависело ничего.

Примерно полчаса спустя эта самая «независимость» начала её злить. Лана слабо разбиралась в христианских добродетелях, но даже если какие-то из них и были ей присущи, терпение в список не входило. Ждать она умела, но очень не любила. Кроме того, толпа почти рассосалась, ещё немного, и она начнёт привлекать совершенно излишнее…

— Его высокопреосвященство кардинал Беккаделли ожидает свою духовную дочь Катрину! — произнёс за спиной Ланы мягкий баритон, и уже почти подошедший к ней озабоченный служка запнулся на полушаге.

Лана оглянулась. Высокий, очень худой мужчина в скромной сутане смотрел на неё с холодноватой благожелательностью. Неистребимая, как у многих итальянцев, щетина уже бросила на впалые щёки синеватую тень, взгляд глубоко посаженных глаз был внимательным и цепким.

— Я — отец Луиджи. Прошу вас следовать за мной.

С этим словами он развернулся и, не проверяя, идёт Лана за ним или стоит, разинув рот (а очень хотелось, кстати, потому что она не только не увидела его приближение, но даже и не почувствовала его), двинулся вглубь собора, забирая вправо. Лана восхищенно покрутила головой и поспешила за ним, как корабль за судёнышком лоцмана.