Карта монаха - Ричард Дейч

Фетисов пересек комнату и достал себе из ящика под баром бутылку пива. Сделал хороший глоток, прежде чем вновь обратиться к трем человекам, напряженно следящим за каждым его жестом и словом.

— Его зовут Илья Речин, он бывший сотрудник КГБ. — Фетисов уперся взглядом своего здорового глаза в лицо Майкла. — Именно он похитил Женевьеву; он опасен — опасней не бывает.

— В котором часу теперь планируется демонстрация? — спросил Майкл, готовясь перестраиваться на ходу.

— В семь утра.

— В семь? Тогда нам не хватит времени, — взорвался Майкл. — Я положил пять часов, чтобы добыть шкатулку, и пять на спасение Женевьевы.

— Ты утверждал, что считаешь часы ультраконсервативно; разве у нас не остается времени для неожиданностей? — спросил Буш.

— Мой расчет оставляет место для ошибки, для непредвиденных обстоятельств. Ведь неизвестно, с чем нам придется столкнуться, когда мы нырнем за шкатулкой. Тебе не хуже меня известно, что подводное плавание в этих местах — рискованное занятие, и оно будет таковым еще до того, как мы разыщем комнату со шкатулкой.

— Так может, нам сначала отправиться за Женевьевой?

— Если мы сначала вызволим ее, то до шкатулки нам уж точно не добраться, потому что нам на хвост сядет половина русской армии; тогда умрет мой отец. Если же мы сначала добудем шкатулку, то тогда нам не успеть к началу операции, и Женевьева… — Майкл словно видел, как рушится весь его тщательно разработанный план. — У нас ничего не получится.

Фетисов молча подошел к окну.

— Если мы отправимся прямо сейчас… — задумчиво произнес Буш, опускаясь на диван.

— Нет. — Майкл в отчаянии покачал головой. — За восемь часов нам не справиться.

— А что, если сделать одновременно оба дела? — вступила в разговор Сьюзен. — Если действовать в двух направлениях в одно и то же время, то времени хватит.

— Не получится. Я не могу нырять в одиночку, и, чтобы спасти Женевьеву, тоже нужны двое.

— Ты меня не слушаешь, — покачала головой Сьюзен.

— Я не в состоянии быть в двух местах одновременно.

— И не надо. Николай и Поль отправятся за Женевьевой. — Сьюзен помедлила, прежде чем продолжить. — А шкатулку добудем мы с тобой.

— И речи быть не может. — Майкл заходил по комнате, пытаясь собраться с мыслями.

Он бросил взгляд в окно, но ему показалось, высотные контуры Кремля насмехаются над его бессилием.

— Если отправиться прямо сейчас, то времени хватит, — медленно произнесла Сьюзен.

Майкл взглянул на нее, как на сумасшедшую.

— Ты бы решилась послать меня на заседание суда, чтобы я там кого-нибудь защищал? — Ответ Майклу не требовался. — Нет, потому что у меня нет ни соответствующего образования, ни опыта.

— Это совсем другое дело.

— Ничуть! — отрезал Майкл. — Разве что на судебном заседании несколько ниже риск погибнуть.

— Я умею нырять, а плаваю я так, что тебе о таком не приходится и мечтать; поэтому тебе лучше прекратить строить из себя единственного аса и согласиться на мою помощь. — Сьюзен обратилась к Фетисову. — Правильно? Как вы думаете, вместе с Полем вы ведь справитесь?

Фетисов не ответил, лишь продолжал смотреть в окно.

Вновь повернувшись к Майклу, Сьюзен заговорила умоляюще:

— Если ты не согласишься, Стефан погибнет.

Слова ее эхом отдавались в ушах Майкла. Он прекрасно понимал, что отца ему не спасти, если не спасти сперва Женевьеву и не добыть шкатулку; только тогда у него будут козыри для торговли с Джулианом.

— Мы справимся, — порывисто произнес Николай, отворачиваясь от окна. — Ради моей племянницы.

Буш встал, шагнул к Майклу и, взяв его за локоть, отвел в сторону.

— Как мне ни претит признавать это… но она права.

— Да нет, она…

— Майкл, речь идет о твоем отце. У нас есть одна-единственная попытка. Если ты не согласишься, то не пройдет и восьми часов, как они разрежут Женевьеву. — Глядя другу прямо в глаза, Буш заговорил очень тихо: — Каждая секунда отсрочки… Я не вижу другого способа.

В эти мгновения, когда надежда на спасение отца стремительно таяла, фотография родителей в кармане Майкла, казалось, делалась все тяжелее. И затем, словно из ниоткуда, Майкл услышал голос Мэри, произносящий слова из письма:

«.. Я прошу, чтобы ты сделал это не для себя, а ради меня. Я хочу, чтобы ты нашел своих настоящих родителей. Это моя последняя просьба. Я прошу тебя сделать это, потому что только тогда обрету покой, когда буду знать, что ты не один в этом мире. Семья делает нас целостными, она одна способна заполнить пустоту, образовавшуюся в сердце, и вновь подарить надежду, которая кажется навсегда утраченной».

Глава 33

Джулиан Зивера восседал во главе изысканно накрытого обеденного стола. Через открытые стеклянные створчатые двери проникал прохладный морской бриз, колыхая поднятые шторы. Океан озаряли прощальные лучи летнего солнца, окрашивая вечереющее небо в розовый цвет. На тарелке перед Джулианом лежала жареная утка с гарниром из свежих овощей; в поднятой руке он держал хрустальный бокал с шампанским.

— Cent'anni. Да продлится ваша жизнь сто лет, — произнес тост Джулиан.

На противоположном конце стола, напротив Зиверы, сидел единственный приглашенный на обед — Стефан Келли, в белой оксфордской рубашке и синих джинсах, предоставленных ему хозяином дома. Еда перед ним была нетронута, бокал стоял на столе, а руки он держал на коленях. Гость поневоле, он вынужден был прийти, когда за ним явились три человека Зиверы, все похожие на боксеров-тяжеловесов. Что ж, если он и не получит удовольствия от обеда, то, по крайней мере, лучше познакомится со своим похитителем.

— Ваш сын скоро прибудет сюда с тем, что мне надо, — как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил Джулиан.

О Майкле он говорил таким тоном, словно тот был у него мальчиком на побегушках.

Стефан окинул взглядом великолепную столовую, посмотрел на слуг, готовых по первому знаку выполнить любое приказание, на полотна Рембрандта и Шагала, на мраморные статуи — творения рук великих мастеров. В одной только этой комнате содержалось больше богатств, чем нормальный человек может себе вообразить.

— Вы обладаете несравненными сокровищами. Чего вам может не хватать?

— Есть вещи, которые нельзя купить ни за какие богатства в мире.

— Например?

Джулиан помолчал, покачивая бокал с шампанским.

— Человек всю жизнь стремится к богатству, к славе, но на смертном ложе он бывает рад обменять все это на лишний год жизни; чтобы продлить срок своего пребывания на этом свете, он готов отказаться и от пресловутой последней сигареты, и от прощальной тарелки бекона. Потому что нет ничего драгоценнее самой жизни. К сожалению, большинство осознают эту истину только тогда, когда уже слишком поздно. — На мгновение взгляд Джулиана стал рассеянным. Помедлив, он продолжил: — Если бы вы могли найти средство от рака, если бы в ваших силах было продлить кому-то жизнь на пятьдесят лет, сделали ли бы вы это? Только не говорите мне, что не постарались бы спасти от гибели ваших жен, вашего сына.

Стефан, пораженный, смотрел на Зиверу. Он не понимал, каким образом тот узнал такие интимные подробности его жизни.

— Стремление к вечной жизни — основная движущая сила человека, — продолжал Джулиан. — В основе всех религий лежит идея о жизни после смерти, и все они обещают вечную жизнь. Во многих случаях проповедуется даже отказ от земных удовольствий ради ее достижения. Но каковы бы ни были убеждения человека, пока он еще ходит по этой земле, он постоянно занят тем, что старается продлить свои дни. Мы пробуем различные диеты, принимаем витамины, занимаемся физическими упражнениями — и все ради того, чтобы сохранить здоровье, хорошо выглядеть, долго жить. Что, если бы человек в итоге преуспел в этих своих устремлениях? Если бы мы и в самом деле нашли способ жить дольше?

— Разве на этот вопрос можно найти ответ? — Стефан покачал головой и, уступив голоду, принялся за утку.

Джулиан подлил себе выдержанного «Монтраше» и откинулся на спинку стула.

— На протяжении человеческой истории люди постоянно пытались найти ответ на этот вопрос, не имеющий ответа. Процесс проникновения человека в тайны окружающего мира происходит скачками. Колоссальные рывки совершаются примерно раз в сто лет. Бронзовый век, эпоха Возрождения, индустриальная революция, атомный век. В каждый из этих периодов человечество достигало того, что прежде считалось недостижимым, даже невообразимым. В определенное время человек познает определенные истины. Шестнадцатый век стал временем рождения современной науки, периодом отказа от концепции плоского мира. Затем были раскрыты тайны электричества. Братья Райт наглядно продемонстрировали, что человек может летать. Эйнштейн доказал, что время не всегда идет, что оно может ползти, может вовсе остановиться и что, вооружившись достаточно мощным телескопом, человек способен увидеть прошлое. Кому могло прийти в голову, что тайну атома когда-нибудь разгадают? И что он содержит в себе небывалую мощь? Кто поверил бы, что следствием всего лишь расщепления самого маленького из всех объектов может стать гибель многомиллионных городов? Прежде невозможное в новые времена становится обычным явлением. То, что считалось принадлежащим к области магии, теперь ощутимо и проверяемо. Тысячу лет назад человек и подумать не мог о том, чтобы путешествовать дальше собственной деревни, летать, покорять космические пространства, исследовать Луну. Возможность видеть внутренние органы и лечить многие тяжелые заболевания представлялась для него непостижимой. Тысячу лет назад человек считал, что на все это способен только Бог. Так же обстоят дела и в наши дни. То, что сегодня считается недостижимым, завтра будет обычным. Дети в детских садах будут усваивать то, на понимание чего сейчас требуется десятилетняя работа самых блестящих умов человечества. Представьте, что у нас появилась возможность найти способ продления жизни. Раскрыть одну из самых главных божественных тайн.