Место летнего отдыха - Слоан Уилсон

Перед тем, как принимать окончательное решение, надеюсь, у тебя хватит разума показать это письмо матери и выслушать ее мнение. Невзирая на разногласия, которые всегда существовали между нами, я никак не могу упрекнуть ее в отсутствии практичности.

А теперь я должен сменить тему и закончить не как советчик, а как проситель. Я болен, и мне нужна твоя помощь, Джонни. Я не имею понятия, сколько придется пробыть в больнице, а остров нельзя оставлять без присмотра. Я вынужден был предложить расчет бедняге Хасперу, он уже не в состоянии выполнять какую-либо серьезную работу, и я действительно считаю, что с возрастом он помешался. С момента предупреждения об увольнении прошло уже какое-то время, но никаких признаков его подготовки к отъезду я не заметил. В моем состоянии я просто не могу решить эту проблему, поэтому был бы весьма признателен, если бы ты за это взялся.

А в общем-то, Джонни, я прошу тебя приехать на остров. В один прекрасный день гостиница станет твоей, может, даже в недалеком будущем. Ты получил в наследство много плохого; остров – это одна из хороших вещей. Надеюсь, ты найдешь способ сохранить его.

Я должен идти: Херб Эндрюс ждет. Мне не очень-то хочется в больницу, но, видит Бог, живот болит ужасно, и со времени твоего отъезда мне ни разу не удалось удержать в желудке пищу. Вот видишь? К моим прочим грехам добавилась жалость к себе – я этого не хотел. Навести меня, если сможешь, и позаботься об острове по крайней мере до июля, когда приедут другие. Жизнь – это борьба с неравными шансами. Я очень надеюсь, что ты не женишься, но, если ты сделаешь это, желаю тебе счастья. Может, жизнь в конечном итоге это игра в „орла или решку". Если так, то в нашей семье наступил черед выигрыша.

Спешу, обнимаю, Папа».

Сидя на диване в гостиной рядом с Молли, Джон медленно перечитал письмо. Желваки играли на его лице. Он закончил чтение и передал письмо Молли.

– Думаю, нам лучше выехать на остров, как только мы поженимся, – сказал он.

Молли читала без признаков эмоций, если не считать того, что непрерывно сжимала и разжимала ладонь. Возвращая несколько исписанных страниц Джону, она сказала:

– Плохо, что он болен. Конечно, мы поедем.

Джон передал письмо Сильвии. Когда она его читала, ее губы были плотно сжаты. В голове вертелся ответ Барту: «Я узнала благодаря Кену, что вопрос не только в том, что хорошо, а что плохо, – хотела бы она сказать. – Вопрос в том, чтобы, столкнувшись с проблемой, решить ее с любовью, и у всех нас по крайней мере есть шанс попробовать сделать это!» Протягивая письмо Джону, она сказала: – Не расстраивайся из-за этого. Она хотела было выложить всю аргументацию, заготовленную для Барта, но поняла, что слова не помогут. Молли и Джон смотрели друг на друга с молчаливым напряжением. Сильвии стало ясно, что письмо шокировало Молли, и дети не станут его обсуждать в ее присутствии. Джон напустил на себя безразличие и спокойствие, но взглядом пытался подбодрить Молли. «Им надо побыть одним», – подумала Сильвия и, взглянув на часы, заметила: «Мне пора встречать Кена»; эта фраза прозвучала бессмысленно, поскольку Кен уехал по делам в Нью-Йорк и ранее, чем через три часа, не ожидался. Она быстро вышла из комнаты.

«Проклятый Барт, – размышляла Сильвия, садясь в машину и с шумом захлопывая дверцу. – Какой прекрасный свадебный подарок он приготовил: пророчество рокового конца, благовидная поддержка поражения, очаровательное изъявление уверенности в вероятности катастрофы. Будь он проклят, – думала она, – он не должен был писать такое письмо сейчас – это совсем не то, что нужно детям».

Ведя машину без какой-то определенной цели, Сильвия почувствовала, как у нее в голове один за другим складываются ответы Барту. «Как странно, – сказала бы она. – Отец может покупать дочери шубы и автомобили, позволять ей тратить сколько угодно на вечеринки, но помочь ей выйти замуж почему-то считается безнравственным. Родители могут выделять достаточно большие средства, чтобы их сын мог позволить себе любые безрассудства; оплачивать его счета из винных магазинов, прямо или косвенно субсидировать развлечения каждой шлюхи в городе, но помочь ему жениться в молодом возрасте они не могут; нет, во всем этом есть что-то особенно порочное. Разница между тем, что происходит на самом деле, и той грязной маленькой историей, в которую ты все это хотел обратить, – мысленно продолжала Сильвия свою пылкую речь, – эта разница в том, чему научил меня Кен. Она заключена в одном коротком слове: любовь. Это то самое слово, которое ты, Барт, не упомянул в своем длинном письме ни разу; незримые свойства этого слова, о котором ты так мало знаешь, могут сделать из поражения триумф».

«Да, триумф, – говорила она про себя, – триумф над одиночеством, триумф детей и триумф их с Кеном, триумф любви, любви детей друг к другу и нашей с Кеном любви к ним».

Сильвия вдруг заметила, что едет слишком быстро. Она сбросила газ. Барт нашел бы ее экстравагантную риторику глупой, уныло подумала она, воображая его ответ: «О, Сильвия, ты стала такой жизнерадостной!»

«Да, я жизнерадостна, – ответила бы она, – а слово это – красивое, если его правильно использовать».

Даже в воображении эти слова звучали неубедительно, и с неприятным ощущением Сильвия поняла, почему: ни особого триумфа, ни радости она в этот момент не испытывала. Напротив, ее снедали опасения, и предстоящая пятница– день свадьбы – страшила ее. С тех пор, как вернулись дети, она пыталась представить себе, как все это произойдет. Гостей будет мало, потому что поблизости нет знакомых, которые смогли бы быстро приехать, не создав себе при этом неудобств. Из Буффало собирался приехать старый Брюс, дедушка Молли, и Хелен приедет тоже, «если будет достаточно хорошо себя чувствовать». «Эти двое вряд ли помогут созданию радостной атмосферы, – мрачно подумала Сильвия. – Карла, снова выступая в роли подружки невесты, будет переполнена радостным возбуждением, а Кен будет изображать сердечное гостеприимство, передавая бокалы с шампанским и пытаясь поменять атмосферу пафоса на праздничный лад. Даже дети могут не ощутить счастья». Сильвия представила, как они будут стоять бок о бок напротив пастора с покорным, а может и подавленным видом, младенцы в лесу, а вовсе не символ триумфа. «К счастью, Барта не будет, а то он почти наверняка напился бы; правда, его трезвое „эго", доставленное по почте, было даже хуже», – думала Сильвия. Теперь стоит только свадебной процессии начаться, невидимое присутствие Барта будет ощущаться везде, даже если ей удастся уговорить пастора опустить из церемонии слова, призывающие тех, кто против брака, «говорить сейчас».

«Мы с Кеном не должны допустить, чтобы это событие превратилось в патетическое представление», – твердо решила про себя Сильвия и, повинуясь какому-то импульсу, повернула в направлении Стэмфорда. Может, это было глупо, но у нее внезапно возникло сильное желание купить себе новое платье, чтобы надеть его на свадьбу, а также пополнить и без того богатое и тщательно подобранное приданое, которое она заказала для Молли.

Когда Сильвия вошла в магазин одежды, ее энтузиазм еще не угас. Она купила Молли охапку дамского белья и кучу платьев разных расцветок, а себе– бледно-желтое с широкой юбкой. Каким-то странным образом все, что подчеркивало женскую красоту, ослабляло ее тревоги, как бы давало отпор Барту и подавляло отчаяние. Словно пытаясь вооружить Молли на всю оставшуюся жизнь, она покупала и покупала ей новые вещи. «Это свободное платье голубого шелка может пригодиться Молли в день свадьбы, – думала Сильвия, – девочка сказала, что не хочет надевать официальный белый наряд».

Намереваясь сделать Молли сюрприз, Сильвия купила черное вечернее платье с золотым ремешком, пару туфель-лодочек красной кожи, скромный женский атласный халат кремового цвета. Когда ей вручили счет, сумма получилась огромная, и Сильвия начала испытывать угрызения совести, но потом подумала: «Что за глупости – уж кто-кто, а Кен никогда не станет возражать, если я буду покупать вещи для Молли. Он может легко себе это позволить, и вообще, когда я перестану забывать, что у нас хорошее состояние?»

«Нельзя выставлять напоказ богатство и щеголять красотой, – думала она, с удовольствием примеряя в своем воображении купленные ей платья на юную фигурку Молли, – но нельзя ее и хоронить – в основе своей это Божий дар, который следует ценить». Почувствовав облегчение, она доверху заполнила заднее сиденье коробками и свертками и поехала на вокзал встречать Кена. Когда он, возвышаясь над толпой, шел по направлению к ней, у нее возникло любопытное чувство, словно она видит его в первый раз. «Какой он большой, – думала она, – какой невероятно сильный!» Здесь, по-видимому, тоже крылся ответ на ее тревоги: она была счастливой обладательницей могущественного союзника. «Конечно, детям предстоит бороться, – думала она, – но на их стороне красота и сила юности, любовь и чувство юмора, а это оружие ангелов. Они хорошо вооружены, и у них сильные друзья».