Место летнего отдыха - Слоан Уилсон

– Послушайте! – обозлившись, крикнул Джон. – Если вы не уберете собаку, я ее пристрелю!

Хаспер замедлил шаг. Джон повернулся к Хербу:

– Дайте, пожалуйста, ваше ружье.

Херб скрылся под палубой и вскоре появился вновь, держа в руках двухстволку.

– Заряжено, – сказал он. – Позволь, я сам. У меня давно уже руки чешутся.

– Сделайте сначала предупредительный выстрел, – сказал Джон.

Херб выстрелил в воду. Услышав выстрел, Хаспер выбежал на конец причала, и раздался его голос, перекрывший собачий лай:

– Нет! Нет!

– Тогда привяжите его, – мрачно сказал Джон. Хаспер пристегнул к ошейнику животного цепь и встал, широко расставив ноги. Когда шхуна причаливала, казалось, собака взбесилась, и, чтобы удерживать ее, Хасперу потребовалось напрячь все свои силы. Херб Эндрюс протянул Джону ружье.

– На-ка, – сказал он. – Лучше прихвати ружье с собой. Этот сумасшедший идиот может отпустить пса.

С ружьем под мышкой Джон стал спускаться на берег.

– Подожди! – окликнул его Херб. – Фонарь тоже возьми. На причале полно дыр.

Взяв фонарь в одну руку, а ружье в другую, Джон ступил на причал. В луче прожектора Херб продолжал держать Хаспера и обезумевшую собаку.

– Папа здесь? – прокричал Хасперу Джон, но либо старик не хотел отвечать, либо не смог его расслышать из-за шума, производимого зверем.

Джон с отвращением повернулся и пошел к берегу, выбирая себе дорогу среди дыр и прогнивших бревен. Добравшись до тропинки, он побежал. В ветвях деревьев над головой пронзительно свистел ветер.

«Ничего странного, что не горит свет, – утешал он себя, подходя к гаражу сзади большого старого дома на холме. – Сейчас половина третьего ночи, и, конечно же, свет погашен». Однако кое-что показалось странным. Повсюду на грязной земле у входной двери гаражного помещения виднелись только следы собачьих лап и никаких больше. Еще сильнее, чем раньше, Джона охватило дурное предчувствие, что отец болен, если не умер вообще.

«Нет, – решил он, – этого не может быть. Если бы он заболел, Тодд Хаспер позаботился бы о нем, а в случае смерти меня бы поставили в известность.

Почему в грязи нет следов Хаспера?»

«Может, здесь никого нет, – подумал Джон. – А может, папа заболел и перебрался к Хасперу».

Обуреваемый страхом, Джон поднялся по ступеням темного крыльца, чуть не поскользнувшись на собачьем дерьме, и заколошматил в дверь. Ответа не последовало. Он ясно представил себе, как в доме лежит мертвый человек, возможно, мертвый уже несколько недель. Прислонив ружье к стене дома и поставив фонарь на крыльцо, он закричал во всю силу своих легких:

– Пап! Пап! Впусти меня! – и обрушил на дверь град ударов, так колошматя по дереву кулаками, что содрогалось все здание.

– Да? – вдруг послышался изнутри слабый голос Барта. – Да? Да? Кто там?

– Это я! Твой сын! Это Джон!

Дверь открылась, и в ней со свечей в дрожащей руке появился Барт, одетый в запачканную и мятую офицерскую форму лейтенанта. Он не брился уже несколько недель, и с его подбородка свисала жидкая восточного вида бородка.

– Джон! – поразился он. – Джон! Что ты здесь делаешь?

– Я приехал поговорить с тобой кое о чем, – сказал Джон.

– Почему у тебя ружье?

– Боюсь собаки.

– С тобой все в порядке? Что-нибудь случилось?

– Все нормально. Давай выпьем кофе и поговорим.

– Хорошо, – сказал Барт и зажег масляный фонарь.

– Что с электричеством? – спросил Джон.

– Этот ублюдок Хаспер… Мы подрались. И он отключил наш дом.

– Подрались?

– Сволочь сумасшедшая, – продолжал Барт. – Он не хотел больше привязывать собаку даже несмотря на то, что псина порезала всех овец и ягнят, которых должна охранять. Я избавлюсь от него.

Он зажег еще один фонарь.

– Собака нападала на тебя?

– Все одно – я теперь не выхожу из дома. Только летом.

– Как же ты достаешь продукты?

– В подвале целый склад. Попросил Эндрюса привезти. Я здесь на полном самообеспечении.

Джон прошел на кухню сварить кофе. Вид отца в старой форме, с тощей бородой, шокировал его, и, когда он ставил кофе на плитку, рука его дрожала.

– Похоже, ты замерз, – сказал Барт. – Не хочешь выпить что-нибудь?

– Спасибо, нет.

– Ну и правильно. Держись от этого подальше как можно дольше.

Барт достал из серванта бутылку, налил себе полный бокал виски и немного отхлебнул. Его передернуло; он зажег сигарету.

– Зачем ты приехал? – спросил он. Джон сел за кухонный стол напротив него.

– Я полюбил одну девушку, отец, – сказал он. Барт издал короткий высокий смешок.

– В твоем возрасте это неудивительно. И кто же она? Юная Джоргенсон?

– Да.

– Что ж, прими поздравления, – сказал Барт, и в его голосе Джон не услышал упрека. – Она очень милая.

– Я хочу жениться на ней.

– Прямо сейчас?

– Сейчас, – сказал Джон.

– Ты слишком молод. Это глупо. Жениться в восемнадцать лет! – Барт пристально посмотрел на него. – У тебя неприятности?

– Нет. Вернее, да. Мы хотим пожениться, и мне нужна помощь.

– О, нет, – тяжело вздохнул Барт. – Только не в этом возрасте!

– У нас будет все в порядке, – ровным голосом продолжал Джон. – Мы поженимся и приедем сюда.

– Боже мой! – простонал Барт.

– Мне нужно занять денег. Потом я верну.

– Боже милостивый! – в отчаянии проговорил Барт.

– Может быть, я еще смогу попасть в университет, – сказал Джон. – Но пока что мы хотим приехать сюда.

Трясущейся рукой Барт поднес к губам стакан.

– Когда-то ты говорил, у тебя есть деньги, отложенные на мое обучение, – продолжал Джон. – Сейчас, чтобы пожениться и приехать сюда, мне нужно около трехсот долларов.

Барт встал и начал расхаживать взад-вперед.

– Вопрос не в деньгах, – сказал он.

– А в чем?

– Ты не видишь того, что вижу я, – ответил Барт, продолжая вышагивать и попивать виски. – Господи, вот сидишь ты, восемнадцатилетний парень, а вот я в свои сорок с лишним лет, и мы видим две совершенно разные вещи.

– И что же ты видишь?

– Прежде о том, что видишь ты. Ты видишь симпатичную девушку. Ты видишь, как прекрасна любовь. Ты не испытываешь никакого стыда, Джон, хотя сделал с милой юной девушкой страшную вещь. Все, что ты видишь, это любовь и симпатичная девушка, а этого недостаточно.

– Думаю, я вижу больше, чем это, – сказал Джон.

– Ты видишь свою ответственность, и в этом ты проявляешь себя с хорошей стороны, лучше, чем я. Но этого недостаточно.

– Что же еще?

– Скажу, что вижу я сам, – повышая голос, сказал Барт. – Я скажу тебе правду, Джон. Это больно, но лучше выложить все начистоту.

– Какую правду?

– Начнем с меня. Это касается тебя. Отец я никудышный, Джон, и хорошим отцом никогда не был. У меня целый набор недостатков, и ты уже достаточно взрослый, чтобы задуматься о них, потому что они сказываются и на тебе, потому что они составная часть моей плохой наследственности, равно как и твоей. Я сказал, что мы видим вещи по-разному. Я вижу вещи такими, какие они есть на самом деле.

Он остановился и сделал еще глоток, уронив на пол несколько капель.

– Какими же?

– Сейчас скажу, Джон. Это трудно, но иногда приходится говорить правду. Я малость ненормальный, Джонни – все об этом знают. Это как в шутке, где один человек говорит: «Может быть, я сумасшедший, но я не дурак». Это обо мне.

– А к нам-то какое это имеет отношение?

– Я тебе объясню, – сказал Барт. – Давай смотреть правде в глаза.

Он перестал расхаживать и, встав прямо перед Джоном, указал на его лицо пальцем.

– Ты, Джонни, сын алкоголика. Ты внук самоубийцы, правда, это тщательно скрывается. Ты ведь не знал об этом, не так ли? У тебя действительно плохая наследственность; в восемнадцать лет ты зачал ребенка. Теперь ты видишь, что все это значит, Джонни? Никакой романтики. Одни проклятые низменные заботы; мы сидим в них по уши и не можем выбраться.

– К нам это не имеет ни малейшего отношения…

– Неужели? Я и Сильвия, твоя испорченная мать! Спит с наставником, будучи еще моложе, чем ты теперь. Тебе уже достаточно лет, чтобы ты все понял, Джонни. Хватит секретов. Кота выпустили из мешка– даже всех котов: страшных, шелудивых, грязных, воющих котов наследственности. Ты должен их видеть. Если остаться с ними в темноте, они убьют тебя!

– Не вижу, как эту теорию можно применить ко мне, – механически произнес Джон. Он уже стоял, держась очень прямо, спиной к окну.

– Ты – один из них, Джонни. Шелудивый кот, как и все мы. Я – алкоголик. Твоя мать и того хуже, а теперь и ты, Джонни, восемнадцатилетний мальчик с беременной девочкой. Теперь ты видишь то, что вижу я, Джонни? Этого вполне хватит, чтобы заплакать!

– Молли не такая.

– Все, что ты видишь, это милая девушка!

– Моя Молли – она не такая!

– Не будь сентиментальным! – закричал Барт. – Ты уже взрослый и должен смотреть фактам в лицо. Тебе предстоит не жениться, а лечиться.