Варяги - Александр Тестов

Боривой посмотрел на реку. Уже совсем по-осеннему серый Волхов перекатывал свои тяжелые волны, нес суда новгородцев к варяжскому боргу. Ветер усилился, и ладейные крылья, вобрав полную силу, тянули, увеличивая ход. Мачта от напряжения парусов постанывала, напоминая князю женский плач. Он слышал его… когда-то очень давно. Так плакала мать, когда его отбирали у нее. Он не помнил ее лица, только глаза, красивые зеленые глаза. Сколько тогда ему было? Пять… шесть. Давно это было, почти пятьдесят лет тому назад. Он больше никогда не видел свою мать. Уже будучи отроком, он пытался расспрашивать и своего пестуна Жавра, даже у волхвов выпытывал. Да все без толку – померла, говорили, твоя матушка, княже, померла….

Вот только ее зеленые глаза с хитрым кошачьим прищуром… Князь сдвинул брови, силился вспомнить. Он видел подобные глаза совсем недавно. Он готов был поклясться самому себе, что видел эти глаза. Но где? И вдруг князь улыбнулся и тихо рассмеялся в усы. Несколько дней назад, когда они вместе с Конди – главой медвежьего рода, приносили друг другу клятву в священной роще, они проходили мимо шалаша местной шаманки. «Кажется, Коди, так ее величают», – вспомнил князь. Удивительно, но у этой старухи были такие же зеленые глаза. С огоньком и кошачьим прищуром. Нет. Это смешно. Это просто совпадение. Не может же того быть…

Князь отогнал воспоминания и посмотрел на высокий правый берег реки. На холме, поросшем кустарником, виднелись его вершники. Один из них, привстав на стременах, высоко поднял копье с привязанной к нему красной тряпицей. Дружинник, подавая условный сигнал, принялся широко размахивать копьем.

– Уже рядом, – тихо произнес Боривой, переводя взгляд с конного сигнальщика на реку, – их борг уже рядом…

* * *

Вадим очнулся в холодном поту. Он медленно сел, потряс головой, прогоняя остатки сна.

– Нет. Не может быть, чтобы мне это все приснилось…

Он обхватил голову руками, провел ладонями по лицу. Нет. Видение не улетучивалось. Вадим мог поклясться чем угодно, но он помнил все в мельчайших подробностях.

Часть вторая

Круги на воде

Безмолвны боги и пустынны речи,

Когда один на жизненной тропе остался ты.

И лишь мгновенье встречи —

Пройдет. И повторятся на воде круги!

Глава первая

Беспечный Бьярни Сельвссон

Мать труса не должна оплакивать его.

Латинская поговорка

Бьярни Сельвссон, младший брат ярла Гутрума, хозяина Альдегьюборга, сидел в малом дружинном доме за длинным столом со своими хускарлами – лучшими воинами хирда – и слушал седого скальда.[45] Вдоль стен размещались большие сундуки с плоскими крышками, служившие викингам и кладовой для личных вещей, и одновременно спальным местом. Все сундуки были застелены звериными шкурами – удобная и теплая подстилка для неприхотливых воинов. Поверх шкур лежали трое блаженно растянувшихся хускарлов, с интересом внимающих висам[46] скальда.

Помещение дружинного дома не имело перегородок и было единым большим пространством. Единственный очаг, сложенный из камня и расположенный строго по центру, жарко горел, согревая и освещая помещение. Дым выходил в отдушину в крыше строения. По обе стороны от очага стояли два длинных стола со скамьями. За дальним от входа столом восседал сам Бьярни с пятью хускарлами и рассеянно внимал очередной саге.[47] Скальд стоял у огня и, гордо вскинув седую голову, читал недавно сложеную им сагу о деве-воительнице, о прекрасной валькирии:

Дева, что вихря секир не боится,Скальдом себя называет нечасто.Прозвищем ясень мечей наградивший,Вынудил с даром богов посчитаться…

Бьярни обвел взглядом сидевших за столом воинов, они слушали мягкий голос скальда и пили брагу. До ухода Гутрума в поход в этом доме жили более двадцати хускарлов. Но ярл ушел, забрав почти всех. Этих троих за столом и троих, лежащих на сундуках, он не взял с собой. И в том была его, Бьярни, вина.

Вместо ответного прозвища-дара —Фафнира сына чтоб было достойно,Альвов сестра в ночь оружием скальдаРечи цветы лишь для вис собирала…

За два дня до отхода хозяина Альдегьюборга младший Сельвссон именно с этими своими дружками и собутыльниками устроили удачный, как им тогда казалось, налет на вепсскую весь. Они, позарившись на местных баб, вскоре об том крепко пожалели. Чем были заразны те бабы, покарай их Фрея, ни Бьярни, ни его дружки не знали, но страдали от этого не меньше. Брат ярла тяжело вздохнул и осторожно почесал мошонку. Болело. Но уже не так сильно, как поутру. Выпитая брага притупляла боль, и Бьярни налил себе в кружку еще хмельного напитка из глиняного кувшина.

А скальд старался угодить слушателям и выводил очередные строки:

С Дисов твореньем играть без опаски,Ясень кольчуги, не глядя, решился!Будучи хёльдом, в себе он уверен:Дроми и Лединг его не удержат…

Вот уже целую неделю они мучились с распухшими мошонками и писали со слезами на глазах. Жить становилось с каждым днем все труднее, и если бы не брага, было бы совсем невыносимо. Бьярни немигающим взором уставился на стол. Три масляных светильника в глиняных подставках горели ровно и почти без копоти. По всей поверхности стола стояли деревянные и кожаные кружки, несколько емкостей со свежайшей медовой брагой, тарелки с остывшим мясом и неаккуратно нарезанным хлебом.

Две большие черные мухи короткими перебежками метались по столу, приноравливаясь к крошкам. Бьярни дернул головой, часто заморгал, ему вспомнилось, как орал на него брат, когда узнал об их болезни. Ярл метал молнии, и до того безрассудно храбрый в пьяном угаре Бьярни оробел и испугался не на шутку. Брат пригрозил отправить его на Белое озеро. А Бьярни в эту дыру ну никак не хотелось.

Скальд же все не унимался. Он повысил голос:

Воину славному, может быть, Локки,Имя для флинны, коварный, придумал,Хюльдрой ее уже раз называвший.В пляске мечей это имя пропало…

Все заболевшие хускарлы во главе с младшим Сельвссоном ожидали возвращения гонцов, посланных в одну дальнюю весь, дабы разыскать и привести в борг вепсскую колдунью, которая, по слухам, способна исцелить многие болезни и недуги, даже тот, что они подхватили от местных баб. Ждали гонцов уже долго, успев выпить много хмельной браги и вдоволь наслушаться скальда.

«Да где их носит?» – в сердцах подумал Бьярни, расстегивая наборный пояс. А седовласый скальд, продолжал чеканить каждое слово:

В сече безумной с яростью ТораВоину дева желает рубиться!Вражьи щиты от ударов трещали!Ратей отец чтоб взирал благосклонно![48]

Последние строки стихотворец выкрикнул как призыв и, устало опустив голову, медленно осел на скамью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});