Труба Иерихона - Юрий Никитин

Словом, это Уссурийский край. С нашего берега хорошо видно китайские домики на том берегу Амура, крестьян, скот. Рыбаки то и дело заплывают на нашу сторону, ловят рыбу у самых берегов, иногда тут же и продают, а когда проносится катер пограничников, прячутся на том берегу, к которому окажутся ближе.

На этом, к примеру, их знают как облупленных. Иной раз в самом деле прячут, ибо симпатии всегда на стороне догоняемых. Китайцы народ хитрый, но работящий и благодарный. Кто к ним хорошо, того отблагодарят сторицей. Так что жители пограничных земель знают китайцев. Хорошо знают. И хитрых, и подлых, и честных, и придурковатых, и всяких-всяких...

Савелий неспешно снимал чистой тряпицей последние следы смазки. Было время, когда он сам изготавливал жаканы, заливая свинец в пробки от одеколона. Одеколон, естественно, выпивали за его дешевизну, зато отлитые в пробках жаканы получались страшными: резьба позволяет наносить страшные раны — лось или медведь сразу падает, сражённый наповал. Все внутренности всмятку, не приходится бегать по кровавому следу. Да и зверь не мучается.

Сейчас же у него отличная снайперская винтовка. Вообще-то у него нет на неё документа, но охотники Уссурийской тайги всегда пользовались прекрасным нарезным оружием, в то время как остальным охотникам в европейской части России позволялось только гладкоствольное. Но там охотники просто любители, а здесь профессионалы, кормятся охотой. Потому здесь для охоты всегда было разрешено нарезное оружие. Ещё мальчонкой он купил пятизарядный карабин «Лось», не расставался до тех пор, пока не удалось купить в расползающейся воинской части пару хороших снайперских винтовок...

Снайперская окупила себя в первый же сезон. С любого расстояния бил зверя наповал, не повредив шкуры, не раздробив черепа, на которые так падки городские любители.

Он вздрогнул от истошного вопля за окном. Слышно было, как громко хлопнула калитка. Испуганно закудахтали куры, послышался скрип ступенек на крыльце. Дернули дверь, в сенях загремело сбитое пинком ведро.

Савелий опустил винтовку, ждал. Дверь распахнулась, на пороге возник высокий сутулый мужик с изрезанным глубокими морщинами лицом и длинными волосами. Игнат, его сосед, втрое моложе, но из-за пристрастия к чифиру выглядит едва ли не ровесником.

Ну что, заорал он с порога, все копаешься?

Тише, сказал Савелий недовольно, всю рыбу распугаешь.

Игнат с недоумением огляделся:

Рыбу?.. Какую рыбу?.. Сам ты рыба. Пошли быстрее, народ уже бежит к хате Бурундука.

Савелий буркнул:

Что стряслось? Врываешься, как пьяный хунхуз в хату китайца, орёшь, как весной лось...

Ты даёшь, изумился Игнат. Ты чё, даже радио не включаешь?

А там все брешут, отмахнулся Савелий. Только лес не брешет. Так ты пойдёшь со мной завтра? Надо встать на зорьке. Я такое стадо свиней вчера видел прямо у Чёрной балки...

Игнат в великом возмущении всплеснул руками:

Дикий ты человек! Ладно, радио не слушал, так пойдем, сам увидишь. Своими глазами. Если не лопнут!

Небо дрожало и качалось от гула тяжело груженных транспортных самолетов. Из чрева высыпались темные комочки, в воздухе за ними тянулись тонкие следы, затем над головами раскрывались серые купола, под цвет неба. На особых парашютах десантировались танки, ящики с оружием.

Огромные транспортные вертолеты появились со стороны Японского моря последними. Поляны им казались тесными, они опустились на берегу Амура, присели на коротких лапах. Откинулись пандусы. На землю быстро скатывались быстрые юркие десантные танки, бронетранспортёры, самоходные орудия.

Генерал Джон Ковалеф на джипе быстро поднялся на холм. Каждое движение он мог сверять с картами, получаемыми со спутников, вот и сейчас на экране видно, как движется его точка из квадрата ДВ-28 в квадрат ДВ-29, это предупредительные компы докладывают о перемещениях его джипа, но он предпочитал осматривать всё по старинке, на глазок

Возможно, это нежелание во всем полагаться на электронику и задержало его надолго в полковниках, хотя во всём остальном он был блестящим офицером. Но когда встал выбор, кого назначить командующим десантом, вспомнили чувствительность туземцев к продвижению здесь, за океаном, «своих». Поляки впадают в восторг при имени Бжезинского, грузины ликуют, что во главе объединенных штабов стоит грузин, а русские легче примут оккупацию, если во главе высадившихся войск будет стоять их соотечественник.

И вот теперь он, спешно произведённый в генералы, гордо осматривает окрестности. За спиной непомерная ширь Амура, на той стороне китаёзы тоже ломают головы, из-за чего же их экстремисты вдруг так вскипели, едва ли не вплавь хотят одолеть Амур и вернуть «исконные земли», в далёкой Москве тоже сопят и чешут репу и ещё долго будут чесать, а когда опомнятся, уже весь Дальний Восток будет говорить на английском, а Восточная Сибирь будет умолять, чтобы американский десант высадили и у них...

Танки развернулись, двинулись цепью в сторону Благовещенска. Самый большой мост через Амур там, надо ха-ха! выставить мощное заграждение на самом мосту, чтобы успеть остановить толпу оголтелой китайской экспансии...

Ещё один мост, построенный уже в эпоху перестройки, соединяет русский и китайский берега Амура чуть севернее. Там всего лишь пропускной пункт с десятком пограничников, у которых нет ничего, кроме обычного стрелкового оружия. Тоже надо не меньше двух-трёх танков, вроде бы в помощь русским. Но у кого танки, у того и власть.

От колонны танков отделился маленький юркий джип, на большой скорости понёсся к машине Ковалефа. Генерал с удовольствием смотрел, как водитель умело преодолел склон, красиво промчал по косогору, минуя валуны и упавшие деревья, подъехал на скорости и встал как вкопанный в двух метрах.

Возле водителя стоял Ляхич, майор. Его родители, не то югославы, не то чехи, перебрались в Штаты ещё лет сто тому, но Ляхича тоже взяли в эту операцию лишь благодаря славянской фамилии.

Господин генерал, отрапортовал Ляхич. Мы готовы водрузить звёздно-полосатое знамя на ближайшей сопке!

Он заржал, показывая на всякий случай, что это шутка: чем выше чин, тем меньше понимает юмор.

Ковалеф сказал строго:

Никаких звёздно-полосатых знамен! Идём в ближайший поселок, надо успокоить народ.

Думаете, они обратили внимание?

Нас было слышно за сто миль!

Ляхич сказал с презрением:

Русские тупой и равнодушный скот. В лучшем случае подумают, что манёвры. Их войска часто проводят манёвры, здесь же одни милитаристы!

Ковалеф отмахнулся:

Уже давно не проводят. У них бензина хватает только на генеральские кадиллаки. Но со мной кинооператоры, они должны запечатлеть ликующий народ, что встречает спасителей.

Ляхич кивнул понимающе:

От коммунистов?

Дурак, от китайцев. От коммунизма они, к счастью, отказались сами...

Он зябко передёрнул плечами. Этот коммунизм был страшным призраком для всего западного мира, так как лучшие люди брались помогать Советскому Союзу совершенно бескорыстно, воровали для него ядерные секреты, новейшие технологии, шли за это на каторгу, даже на электрический стул, но помогали... в ущерб своей собственной стране!

И к нашему счастью, подтвердил Ляхич угодливо. Да-да, к нашему.

Ковалеф сказал благодушно:

Миссия ваша будет лёгкой. Это непростая деревня... Лакомый кусочек для нас! Староверы.

А что это?

Бежавшие от злого царя, объяснил Ковалеф с усмешкой, потом от злого Советского правительства... И те и другие их уничтожали. А староверы только хотели, чтобы им не мешали молиться так, как они хотят.

Что-то особое? Сатанисты?

Генерал поморщился:

Да нет, бред какой-то... Как на Востоке возня с суннитами и шиитами. Эти староверы всего лишь хотят креститься двумя пальцами, а не тремя. Мол, если тремя, то два пальца раздвигаются... такие они косорукие!.. а третий пролезает между ними. Кукиш получается!

Ляхич захохотал. Так вместе поржали всласть, есть же на свете придурки, которым так важно, с какого конца яйцо разбивать, какую религию исповедовать, какие флаги носить.

Колёса постоянно увязали в мокрой земле. Синоптики сообщили, что здесь уже с месяц не было дождей, однако под колёсами чавкало, чвиркало, коричневая грязь выплёскивалась вроде бы на сухом месте.

На проселочную дорогу, что шла по берегу Амура, а потом резко уходила в чащу, Ковалеф смотрел с ужасом. Глубокая колея, по сторонам отброшенные, словно рукой великана, огромные деревья с вывороченными корнями. Такие зовут «сушинами», но эти сушины разваливаются рыхлыми мокрыми комьями, будто под Уссурийской тайгой огромное болото с доисторических времён...

Воздух влажный, недаром вон среди сибирских кедров желтеют заросли бамбука, да такого крупного, что и в Индии не встретишь!

Джип Ляхича укатил далеко вперёд. Водитель матерился, едва удерживая руль, всех четверых, включая двоих десантников на заднем сиденье, подбрасывало так, что лязгали зубы.