Вендетта по-русски - Сергей Гайдуков

— А мне-то что делать? — подал голос Сыч. — Держать его на мушке или нет?

— Я сам буду его держать на мушке, — зло проговорил Кожухов, вырвал у Сыча пистолет и показал дулом на дверь. — Туда, Константин.

— Как скажешь, — миролюбиво отозвался я. А ноги у меня были как ватные.

27

Я, конечно, знал, что мир тесен, но не до такой же степени. Гоша, которому Паша Леонов лихо сломал руку, оказывается подручным Пашиного бывшего сослуживца.

Да еще этот взрыв в офисе Хромого… Глядя на то, как перемигиваются Кожухов и Гоша, у меня возникло сильное подозрение, что я, сам того не желая, попал в точку — и сейчас сидел лицом к лицу с организатором взрыва. Я угадал, но эта догадливость могла мне выйти боком.

— Откуда знаешь про взрыв? — притворно-лениво проговорил Кожухов, поглаживая рукоять пистолета. — Кто тебе рассказал?

— Никто, — развел я руками. — Никто мне ничего не рассказывал. Просто заезжал вчера к Гиви, посмотрел, как он переживает, как виновных ищет…

— Это Гоша, — нехотя буркнул Кожухов. — Гоша, придурок. Взял молодого пацана к нам, решил его проверить в деле… Проверил. Говоришь, взяли его пацаны Хромого?

— Угу, — подтвердил я. — Вчера же и взяли. Но он молчит. Если бы он раскололся, то вы бы тут пиво не распивали.

— Согласен, — кивнул Кожухов. — Он-то не раскололся, а вот если ты сейчас побежишь Гиви стучать…

— Зачем было говорить, что это Гошиных рук дело? — удивился я. — За язык-то никто тебя не тянул, Вася.

— Так ведь ты здесь не из-за Гиви и не из-за взрыва, — сказал Кожухов.

— А зачем ты здесь? Что-то тебе здесь нужно, раз ты сюда сунулся. Гоша и другие парни за дверью, у них очень хорошая память, они очень хотят крови, но ты все равно сюда полез. Зачем?

Мало того, что я оказался специалистом по мгновенному раскрытию загадочных взрывов, я еще и стал в глазах Кожухова героем-камикадзе. Я не стал его разочаровывать и объяснять, что я понятия не имел о нахождении в «Золотой антилопе» Гоши и прочих своих знакомых. Не очень хороших знакомых.

Кожухов выжидающе смотрел на меня, продолжая вертеть пистолет в руках, но какие бы траектории ни выписывал «ТТ», его ствол был непременно направлен в мою сторону. Я медленно опустил руку в карман плаща — пистолет перестал вертеться — и вытащил свою визитную карточку. Потом положил ее на стол перед Кожуховым.

— И что с того? — спросил Кожухов. — Это не ответ.

— Ответ в том, что я по поручению Ольги Петровны Орловой расследую смерть ее мужа, Павла Александровича Леонова.

— Паша умер? — без особого удивления произнес Кожухов. — Давно?

— Дней десять назад.

— И что там можно расследовать в его смерти? Как он умер?

— Его сбило машиной.

— Если он продолжал пить так же, как вовремя нашей последней встречи, то такая его смерть, совсем неудивительна и закономерна. Рано или поздно это должно было случиться.

— Возможно, — сказал я. — А как насчет Стаса Калягина?

— Всякое случается, — пожал плечами Кожухов. — Не повезло Стасу.

— У Леонова было другое объяснение…

— Я помню, — сдержанно произнес Кожухов.

— Он считал, что кто-то хочет убрать участников одной операции ФСБ, проводившейся в девяносто шестом году. Калягина, самого Леонова, Булгарина.

И вас, Вася.

— Что это ты мне «выкаешь»? — как бы обиженно спросил Кожухов, уходя от ответа.

— Павел рассказывал вам о своих подозрениях, — продолжил я, не обращая внимания на слова Кожухова. — Что вы ему сказали?

— Чтобы не занимался ерундой и чтобы бросил пить.

— Хорошие пожелания. Ерундой вы назвали его версию смерти Калягина?

— Естественно.

— Теперь Леонов тоже мертв. Вас это не наводит на мысль, что версия Павла вовсе не бред и что…

— Нет, не наводит, — перебил меня Кожухов. — Слушай, ты, сыщик хренов, я кое-что понимаю в этих делах, я знаю, как ФСБ может убирать ненужных людей. Стас — это не их рук дело, слишком уж грязно: убили вместе с женой, устроили пожар, да еще убивали чуть ли не табуретом по голове… Это не наш… то есть не их стиль. Вот Паша — это более похоже. Сбить машиной — это куда еще ни шло. Но Паша сильно закладывал, понимаешь? Он сам запросто мог под «КамАЗ» влететь! Безо всякого ФСБ!

— То есть вы не думаете, что можете стать следующим? — намеренно равнодушно спросил я, перебивая кожуховские выкрики. Он замолчал.

— Я думаю о смерти каждый день, — сказал Кожухов некоторое время спустя. — Когда ложусь в постель, я думаю: «Ну вот, еще один день прошел, а я все еще жив». У меня достаточно врагов и без ФСБ. Про Гиви ты сам знаешь, ну и вообще… Человек человеку волк, это стопроцентная истина. Если я кого-то не сожру, сожрут меня. Так вот и живу. И стану я следующим, не стану… Я больше боюсь умереть одиноким стариком в своей постели, когда ты, мертвый, лежишь еще несколько дней, прежде чем тебя найдут. По запаху. Вот этого я боюсь.

— А Николай Николаевич? — снова спросил я. — Как насчет него?

— Эта сволочь умел запугивать людей, — медленно проговорил Кожухов, глядя в стол. — Он много чего умел такого… Особенного.

— Его вы не боитесь?

— Я его уже боялся. Первые месяцы после того, как… После той операции, — слово «операция» Кожухов произнес с явной брезгливостью, словно говорил о чем-то фальшивом, прикрывающем яркой оболочкой гнилую сущность. — Тогда я боялся. А потом я узнал. И перестал бояться.

— Что узнали? — не понял я.

— Он умер, — просто сказал Кожухов. — Понимаешь? Он давно умер. Его послали в Чечню летом девяносто шестого года. И он попался под руку чеченцам. Я был очень этим доволен, когда узнал. Хотя чеченцев ненавижу. Вот так, — он криво усмехнулся. — А ты хотел меня напутать, да? Не было ли вестей от Николая Николаевича… Нет, не было. И не будет. Он сдох.

Я тупо смотрел перед собой. Если Николай Николаевич умер в девяносто шестом году, то кто же тогда может быть заинтересован в убийствах людей, которые с ним работали? Кто? Получалось, что никто. И тогда Стас Калягин вместе с женой были убиты ворами, а Павел Леонов попал спьяну под машину. А я занимаюсь пустым и бессмысленным делом. Хотя… Хотя оставался Юра Леонов.

В его самоубийство я поверить все равно не мог. Оставались пропавшие воспоминания Павла Леонова. И оставался тот эфэсбэшник, вломившийся в леоновскую квартиру посреди ночи и с ходу шарахнувший по мне из пистолета, даже не разбираясь, кто я и откуда. А если бы Орлова решила переночевать в квартире бывшего мужа? Боюсь, что ей пришлось бы худо.

— Ну, что молчишь? — спросил Кожухов. — Я ответил на твои вопросы? Ты доволен? По лицу вижу, что не очень…

— Павел перед смертью начал писать воспоминания о той вашей операции, — сказал я. — О Николае Николаевиче и так далее…

— Дурак, — пожал плечами Кожухов. — Что еще сказать? Он слишком много переживал по поводу своего увольнения. Надо было начинать что-то новое, а не плакать над старым.

— Новое? — Я посмотрел на пистолет в руках Кожухова. — Это и есть ваше новое?

— Да, — едва ли не с гордостью ответил он. — Это мое новое, то, что сделал я сам. И мне это нравится. У меня больше нет шефа, я ни перед кем не отчитываюсь, я делаю что хочу. Со мной мои люди. Мне это нравится, — решительно повторил он.

— А как же Гиви Хромой? — напомнил я. Он не любит таких самостоятельных деятелей. Или он станет твоим шефом, или не станет одного из вас.

— Поживем — увидим, — заметил Кожухов. Без особого энтузиазма. Он как-то погрустнел после всех этих разговоров о Паше Леонове и Николае Николаевиче, о Гиви Хромом и о страхе одинокой смерти… И, вероятно, я выбрал не лучший момент для своего вопроса.

— Вася, — спросил я не без определенного неудобства, называя сорокалетнего мужика с наметившимися на лбу морщинами уменьшительным именем.

— Вася, дело уже прошлое. Что это была за операция, после которой… — я замолчал, не зная, с чего начать перечисление событий, последовавших за загадочной операцией весны девяносто шестого года — увольнение четверых сотрудников ФСБ, гибель Николая Николаевича в Чечне, пьянство Паши Леонова… Там было слишком много последствий. И, похоже, мне были известны далеко не все из них.

— А разве Паша не написал в своих мемуарах? — быстро спросил Кожухов.

— Не до конца, — сказал я. — Он не успел. Это было моей ошибкой. Нужно было сказать, что Паша все написал и что я все знаю, просто хочу выслушать версию Кожухова и сравнить ее с леоновской… Я этого не сделал.

— Не успел? — почти радостно спросил Кожухов. — Ну и хорошо, что не успел. Пусть никто об этом и не узнает. Пусть так… — Он явно оживился, стал улыбаться, снова завертел пистолет в руках. Я его сильно обрадовал своими словами. Весьма глупо с моей стороны.

— И все-таки, — настаивал я. — За что вас четверых уволили из ФСБ? Что это была за операция?

— Нет, не дави на меня. Дело, как ты сказал, прошлое. Зачем все это заново вытаскивать? Тем более что расследованию твоему это не поможет, да и расследования, как оказалось, никакого и нет…