Мифы мегаполиса (тематическая антология) - Дмитрий Колодан

Принц глядит на нас с ужасом. Его колотит.

— Я не хочу гореть! — кричит он так, что может быть слышно снаружи. — Я не хочу гореть!

— Заткнись! — Тейт бьет его в поддых. — И чему здесь гореть — камни кругом! Задохнемся — и все. А может, еще и обойдется. Кьяр! Может, они побоятся пытать священника? За это их самих на костер могут отправить.

Может, еще и обойдется. Но мы устанавливаем порядок стражи. Один сторожит, другие валяются, скорчившись на каменном полу, голодные, грязные, продрогшие. Как ни странно, спят. Но это похоже на смерть.

А когда приходит пора сменить Принца, оказывается, что его нет, и засов на двери отодвинут. Теперь вопрос о том, решатся ли они пытать священника, уже не имеет значения.

Кьяр кидается запирать засов. Тейт повисает у него на ногах.

— Убей меня, Кьяр! Я был за него!

— Убить нас успеют, — говорит Кьяр и смотрит на меня.

Потом — шум и крики в подземном ходе. И ругань, и удары топором в дверь. Запаха дыма пока не слышно, но, вероятно, если дверь выдержит, они ее подожгут.

Тейт бросает арбалет и хватает топор, доставшийся ему от Вестейна. Но я вижу, что руки у него трясутся. У Кьяра — все тот меч. Мои глаза привыкли к темноте, и я все различаю. Кьяр и Тейт — тоже.

Я выбираюсь из своего угла и подхожу к Кьяру. Он оборачивается.

— Кьяр, — говорю я. — Пора.

Когда-то давно мы говорили об этом, и я сказала: «Ведь я могу и сама». Но он ответил: «Я не дам тебе погубить свою душу». И, пожалуй, лучше, что мы так договорились, потому что я ослабла от голода и усталости, и не могу нанести верного удара.

Он смотрит на меня, потом просит:

— Закрой глаза.

Я покорно закрываю, и вижу синее небо, яркий солнечный день…

8

— Не представляю, о чем она думает. Через полчаса комиссия из мэрии, а она даже не появлялась в отделе. Ей что, нужно, чтоб ее уволили по статье?

— Не знаю, Александр Иванович, то есть я хотел сказать, не знаю, почему ее нет. Она никогда не опаздывает. Может, у нее что случилось, дома то есть?

— Так позвоните ей, узнайте.

— У нее нет телефона, у тетки я хочу сказать, она у тетки прописана.

— Что за детский лепет! Тетки, дядьки… Может, в технической сидит?

— Я звонил. Там никто трубку не берет.

— Ну, вот что, Витя. Сбегайте, не в службу, а в дружбу, до библиотеки. Недалеко же…

Худяков выбежал из редакции «Итильской недели», не столько торопясь в библиотеку, сколько радуясь возможности слинять ненадолго из отдела при хорошей погоде, и заодно купить сигарет. Завернул за угол и увидел…

… кружок любопытствующих, становящийся все больше, и высокого милиционера во все еще летней форме, вымахавший на бровку «жигуленок», истерически всхлипывающего потного водителя, привалившегося к борту, и распростертую на асфальте фигуру в серой блузе и белых брюках. Только теперь и блуза и брюки были покрыты пятнами…

Худякову стало нехорошо. Он остановился. Как сквозь вату доносились голоса.

— Господи, кровищи-то…

— Она идет, а этот как свернет с проспекта и затормозить не успел!

— Да не я это! Не я! Чем угодно докажу! Свидетели же есть! Она раньше упала! Я и не касался ее! Может, у нее сердце больное!

— Сердце? А кровь на асфальте откуда?

— Граждане! Да не я же! Не я!

— Следствие разберется, — веско сказал милиционер.

Евгения Ремез

ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕРТВА

«Там, внизу, холодно… и темно…»

Петр стоял на мосту и смотрел в воду. А может, и не Петр вовсе, а Пит или Пьер. Важно лишь то, что произошло, произошло с человеком в знакомом ему месте в самый заурядный, правда очень жаркий, яркий день одного лета. Невыносимая духота, обитающая в крупных городах, мягкой лапой закрывала рот всякому зачем-то собравшемуся вдохнуть. Ночью снова был ураган, кто-то пропал, что-то порушилось. Зубцы Кремлевской стены снова восстанавливали все утро (или это был шпиль Эмпайр Стэйт Билдинг?) — современные мегаполисы обзавелись новым хобби в летнюю пору.

«Это только сначала больно, а потом… Ничто не гнетет, ничто не болит. Все уже было. Или будет?»

Он не сомневался ни в чем, его решение не было спонтанным, хотя что-то серьезно обдумать со вчерашнего вечера вряд ли получилось. Весь день как в тумане. Он еще не осознал до конца, как, из-за чего ему пришло это в голову, но был уверен, что именно так и надо. Его взгляд, устремившийся было за линию горизонта, скрытую многоэтажками, словно отделившись от сознания, опустился на водную гладь — и не захотел возвращаться к скучному пейзажу скучного города.

Прохладная бездна завораживала и манила. Он понимал, что если испугаться, помедлить, если передумать, то станет лишь хуже. И не только ему — всем. Он осознал это во время того урагана.

«Всем… Но кто эти все? Горстка бездельников, ничего не пытающаяся добиться в жизни. Ничего не желающая. Ни к чему не стремящаяся. Почему я… я должен за них еще и думать? — Он начал захлебываться собственными мыслями. — Стоп. Начинается… Надо успокоиться. Вода освободит. Ты уже не сможешь измениться, если решишься, но ты уже решился… Ведь так? Ты останешься таким, какой ты сейчас, в эту минуту. Хорошим».

Как же ему хотелось поверить в свою доброту, в то, что он лучше, чем все они о нем думают. Но почему-то не выходило. Петр никак не мог заглянуть в себя, подозревая: то, что он там увидит, не слишком его порадует. «…Нет. Страшно».

— Да. Решено! — почти закричал он и слегка покачнулся. Вспышка.

Голова пошла кругом. Откуда-то сзади выплыло лица… Петр всмотрелся. Призрак был похож на мать. «Бред начинается… или продолжается со вчерашнего дня…» Сбоку кто-то еще. «Я его знаю? Отец?» Казалось, мимо с невероятной скоростью проносились огненные шары, замирая на секунду, будто в невесомости, у самого носа Петра. Прошлое, быть может, уже пришло забрать его с собой?

Постепенно образы начали принимать очертания совершенно незнакомых людей, движение замедлилось. Внезапно они исчезли — кругом лишь свет, жизнь. Благодать! Петр ощутил, что стоит где-то на деревянном мостике. К нему бежит маленькая девочка. Но нет. Не к нему — к мосту. На мост. Отталкивает Петра — с середины удобнее прыгать. И ласточкой — бултых!

Казалось, этот прыжок длился вечность. И страх, холодный жгучий страх захватил Петра без остатка, с головой. Он словно прирос к перилам. Но тут малышка вынырнула и приветливо помахала ему рукой.

— Какая же у нее лучезарная улыбка! Просто необыкновенная! — Он не замечал, что мыслит вслух. — О чем это я? Господи! Что я делаю?!

Он тряхнул головой — мираж рассеялся, — поднял взгляд и посмотрел на небо. Там, в полуденной бирюзе, словно чайки, сновали голуби — коренные жители города.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});