Взгляд со дна - Юлия Александровна Лавряшина

Логов не задушил бы ее? Жаль, что не встретились…

Ненависть такого накала, как у них, не унять законными методами, Катя давно это поняла. Да и какие мирные способы она могла использовать? Она же не чертов Монте-Кристо, которому в помощь были миллиарды… А ей на что было надеяться? Кроме своих рук…

За спиной сокамерницы уже бубнили о чем-то, отвлеклись от ее персоны. У нее обмякли мышцы спины… Можно было даже вздремнуть, но дышать было трудно, кровь еще хлюпала в носу. Захрапела бы, наверное, забывшись сном.

По грязной стене прямо перед ее глазами пробежал таракан. Катя чуть было не взвизгнула, но успела опомниться. Никаких слабостей нельзя выдавать, ничего девчоночьего. Пропало ее детство, утонуло в параше… Она выкидыш рода человеческого, и даже оспаривать это нет смысла. Ей уже не выйти на свободу, разве она выживет на зоне? Да и зачем? Ее ведь не ждет ничего из того, зачем человек вообще приходит в этот мир. Ни любимого дела не будет, ни семьи, ни детей.

«Он лишил меня этого, – Катя стиснула зубы, чтобы гнев не вырвался наружу бранью. – И отцом его не назовешь… Зачинатель. Или… Зачинщик? Не только меня – всей этой жути. Само собой, жуть… Понимаю. Но это он все затеял».

Сколько Катя себя помнила, в ее сердце никогда не было любви к отцу. Другие брошенные девочки наслаждались воображаемыми картинками: папа приносит желанную куклу, а еще лучше – целый набор «Monster High». Впрочем, это ей они нравились, другим девочкам родители запрещали играть с гробиками… А ее мама, Лиля, смеялась над их страхами:

– Да что за глупости? Все дети любят страшненькое… Вы не придумывали жутких историй? Сказки братьев Гримм не читали? Вот и они щекочут себе нервы.

С ней не спорили, ведь Лилия Антоновна была учительницей начальных классов и в детской психологии разбиралась получше многих. Тогда к ней относились с уважением, а дети любили всей душой.

«Она и вправду походила на лилию…»

Зажмурившись, чтобы не видеть снующих перед глазами противных насекомых, Катя изо всех сил впилась ногтями в ладони, пытаясь отвлечься болью, удержать слезы. Когда плакала в последний раз? Даже на похоронах мамы уже не было слез. Выплакала за две ночи.

Гроб был закрыт, ведь в нем лежала не Катина мама – нечто разбухшее, склизкое, страшное… А мама была светлой, гибкой… Красивой. С Оксаной Кавериной они были похожи – Зачинщик не изменял своему вкусу. Даже когда Лилия начала пить, ее красота не сразу оплыла как свеча и осела на дне стакана. Поэтому в школе не сразу и заметили… Потом, когда кто-то из родителей пожаловался, что от учительницы пахнет спиртным, директор не могла поверить. Пыталась лечить лучшего педагога, до конца учебного года покрывала. Потом – все…

Логов еще не пронюхал этого: Катя выведала, кто был стукачом. Та мамашка утонула на рыбалке… Ну, так решили. Ее тело Катя утянула далеко вниз по реке, спрятала под корягами. Не нашли, иначе обнаружили бы веревку на шее. Но тогда было еще не время заявлять о себе, никакой лилии на трупе Катя не оставила. Поэтому следствие и не связало исчезновение женщины в Дмитрове с этими убийствами. Признаваться Катя не собиралась – пусть рыбы жрут поганое тело той, что тоже приложила руку к смерти мамы, вытолкнула ее из круга живых.

– Ты королева, да? – ахнула маленькая Катя, увидев маму в светлом платье для школьного выпускного. И шепотом пообещала: – Я никому не скажу.

Почему-то она была убеждена: от соседей по бараку надо скрывать такие вещи. Может, уже что-то слышала об Октябрьской революции и боялась за мать? Сшибут корону, поставят к стенке, расстреляют во имя счастья народа…

Мама подхватила ее, закружила по комнате:

– Это ты моя маленькая принцесса! Екатерина Прекрасная!

– Я принцесса!

И Катя верила в это…

Смех рассыпался радужными пятнышками, скользил по стенам, по простому дощатому полу. Когда мама опустила ее на пол, Катя сама закружилась, быстро перебирая босыми ножками и напевая серебристым голоском. Как тогда была хороша их комната в одиннадцать квадратов! Сколько в ней было солнца! Почему оно перестало заглядывать в окно, когда в доме запахло водкой?

Катя упустила тот момент, слишком мала была, он затерялся в прошлом, и как теперь понять, что сбило ее маму с ног? Ведь держалась же несколько лет после того, как отец (Зачинщик!) сбежал из Дмитрова. Был еще кто-то, отвергший ее любовь? Ни о ком другом Катя не слышала, не знала. Мама никогда не приводила домой мужчин, даже когда от пьянства уже не походила на себя прежнюю, светлую…

Тогда маму уже звали Дворничихой. Мало кто помнил ее цветочное имя и уж тем более – отчество. А Кате иногда еще снилась королева в воздушном платье, на мгновенье заглянувшая на нищую окраину.

И однажды она поняла, что должна стать рыцарем, сражающимся за честь своей госпожи, раз других достойных нет рядом. Во имя Любви.

Шестью месяцами ранее…

Спросонья она никак не могла понять, кто звонит. В голосе, казавшемся знакомым, проскальзывали интонации, сбивавшие с толку:

– Какой Игорь? Господи… Откуда ты взялся, Федосеев?

Теперь прозвучало узнаваемо:

– Катюха, ты это… Разбудил, да? Умойся, что ли. Я перезвоню через десять минут.

Даже в тот момент она ничего не заподозрила, может, вечер встречи выпускников затевают? С чего бы еще бывшему однокласснику звонить ей через пять лет в такую рань?

Она тряхнула головой: стрелки часов почти сошлись на двенадцати – уже полдень?! Понятно, почему Федосеев не мог поверить, что Катя еще спит. То, что вся страна отсыпается в новогодние каникулы, ее одноклассник-полицейский, конечно, забыл… У самого-то работы в эти дни лишь прибавилось.

Свесив ноги, она еще несколько минут сидела на кровати, приходя в себя. К квартире, которую она снимала, Катя давно привыкла, практически мгновенно – она обладала счастливой способностью везде приживаться быстро и безболезненно.

Точно так же, с лету, окунулась в сон в студенческом общежитии, когда пыталась поступить в московский пединститут… Зачем она рвалась туда? Старалась переписать заново судьбу матери? Ни у кого это еще не вышло, каждый получает от жизни свое. Ее попытку пресекли на взлете – не прошла по конкурсу. Этого Катя Колесникова не ожидала: средний балл аттестата у нее был «пять», хотя до медали она не дотянула. Но чтобы не поступить в обычный и не самый престижный институт…

В тот же день ей пришлось