Кукла - Александр Варго

– Сейчас уже ночь, я ранен, – попробовал возразить Саша, и вдруг, к его ужасу, Таня повернула лицо так, что на него падал свет. Оно стало плыть, как мороженое на солнцепеке, глаза потекли, как две тягучие капли, рот обвис, щеки стали дряблыми тряпками. Изумительный запах духов сменился вонью разложившегося мяса.

– Саша, времени нет.

– Таня! Танечка!!

– Или ты едешь, или мы расстанемся навсегда.

– Я поеду! – закричал вне себя от горя и страха Саша. – Куда угодно, куда скажешь!!

– Заводи машину. И захвати с собой ружье.

Саша бегом поднялся наверх и вернулся с ружьем. Карманы были набиты патронами и тянули вниз джинсы. К его безмерному облегчению, Таня снова была в порядке, и ее прекрасное лицо было как всегда самым красивым на свете.

Он с величайшей нежностью поднял валяющуюся среди цветов куклу и сел с ней в машину. Щелкнул ключ зажигания, мотор послушно заурчал, загорелись фары, и машина выехала со двора.

– Моя Пушишка, – шептали губы юноши. Кукла сидела рядом и молча смотрела вперед своими блестящими глазами.

* * *

Они нашли нужный поворот лишь с седьмого раза. Уже смеркалось, и Никто торопился. Где-то в глубоких, темных катакомбах подсознания он подозревал, что ввязался не в свое дело, но ничего не мог с собой поделать – его гордость, подвергавшаяся издевательствам столько лет, требовала реванша. У Нее для него есть дело? Плевать, он самолично отомстит этим сосункам. Хотя они уже давно не сосунки, но для него, для Никто, они всегда будут сопливыми мальчишками. Он не хотел чувствовать себя как в театре. Не для этого он ждал двадцать лет, торчал в психушке и терпел столько унижений.

Снежана, казалось, смирилась со своей участью. Она больше не хныкала, но на ее красивые глаза все чаще наворачивались слезы. Вскоре она начала испытывать жажду.

– Я хочу пить, дедушка, – сказала она.

– Терпи, – только и сказал старик.

Вскоре машина остановилась – дальнейшая дорога представляла собой развороченную ямами и колдобинами узкую колею, по которой едва проехал бы внедорожный мотоцикл. Как ни жаль, но колымагу придется бросить. Никто вышел из машины и, взяв девочку за руку, потащил ее за собой. Глаза Снежаны снова увлажнились. Где ее мама? Почему она не приходит? Почему ее не спасает папа? Ведь он такой сильный!

Он шли долго, и туфельки девочки покрылись толстым слоем пыли, она постоянно спотыкалась и натерла мозоль. Снежана задыхалась от быстрой ходьбы, в туфли набился песок с мелкими камушками, ветки хлестали по ее лицу, но она молчала, продолжая в руках крепко сжимать куклу. Ту самую, которую ей подарил дядя Руслан. По обе стороны высились густые заросли ежевики с бузиной, вскоре так называемая дорога закончилась, и они шли по пояс в траве.

Они шли, шли и шли, и Снежана уже начала думать, что они будут так шагать вечно, как вдруг листва раздвинулась будто по мановению волшебной палочки, и они стали спускаться вниз. Несмотря на подавленное состояние, девочка невольно залюбовалась пейзажем. Внизу располагалась долина, крошечная, как в интересной сказке, которую со всех сторон окружали громадные величественные горы. Клонившееся к горизонту солнце окрашивало горы и деревья в изумительный пурпурный цвет. Приглядевшись, она смогла рассмотреть выглядывающую сквозь кроны деревьев крышу какого-то дома. Значит, они идут в дом! Может, ей смогут там помочь!

Но Никто и не думал идти к дому. Вместо этого он свернул куда-то влево, и, пройдя пару сотен метров, они оказались на небольшой лужайке. Никто уселся прямо на землю и уставился на закат. Словно весь этот путь он проделал только для того, чтобы насладиться экзотикой дикой природы.

– Я хочу пить, – хрипло сказала Снежана раз, наверное, в десятый.

Старик равнодушно махнул рукой куда-то в сторону:

– Колодец там. Только я не советую тебе пить оттуда воду.

– Почему? – шепотом спросила девочка.

– Потому что однажды в этом колодце умерла девочка. Такая же, как ты.

Снежана заплакала, но Никто даже бровью не повел.

– Терпи, конфетка. Скоро все закончится. Ты знаешь, что твой папа – плохой человек?

– Он не плохой, – возразила Снежана, размазывая кулачком по лицу слезы.

– Плохой, – повторил Никто упрямо и вздохнул. – Бедное дитя. Но ты в этом не виновата.

– Он мне не настоящий папа, – вдруг сказала Снежана, перестав плакать. – Мой папа… Он просто не живет с моей мамой.

– Да? – спросил Никто. Его брови взметнулись вверх, пожалуй, в этот раз он был впервые по-настоящему удивлен с тех пор, как бежал из больницы. – А эти мальчики, близнецы?

– Они не мои братья. Они папины.

Никто был удручен. Он-то рассчитывал на другое! Оставалась надежда, что в этом толстяке все же проснется совесть, и он соизволит оторвать свой зад и начнет поиски приемной дочери. Он быстро успокоился. С толстяком был Первый, сентиментальный слюнтяй, он наверняка будет «за», чтобы поучаствовать в спасении девочки. Поучаствовать в игре. Ее игре…

– Я хочу писать, – сказала Снежана. Лицо ее было спокойно, глаза блестели, и Никто без труда догадался, что задумала эта наивная кроха.

– Давай. Писай, – смилостивился он.

– Я не могу здесь, – напряженно сказала девочка. – Я… я вас стесняюсь.

– Хорошо, – с легкостью согласился старик. – Иди вон туда, там я тебя не увижу.

Снежана посмотрела в сторону, куда указал Никто, и тот заметил промелькнувшую на ее личике надежду. Господи, несчастное создание.

Она медленно, шаг за шагом стала отдаляться, не сводя глаз со старика. Тот словно и забыл о ее существовании. Когда она была уже на расстоянии двадцати метров от него и собиралась дать деру, где-то сзади послышалось ворчание. Снежана вскрикнула, чуть не выронив куклу. Из-за кустов вылез пес, здоровенное животное с пригнувшейся головой. Шерсть свалявшаяся, в грязных колтунах, из узкой пасти вывалился грязно-розовый язык, с клыков свисала липкая слюна.

Снежана завизжала и стрелой бросилась обратно к Никто.

– По-помогите! – Она без сил упала к нему прямо на колени, от ужаса зажмурив глаза. Никто лишь грустно улыбнулся. Пес недовольно тявкнул и бесшумно, как тень, исчез в зарослях. Он ушел так, будто страстно хотел броситься вслед за ребенком, но какая-то неведомая сила остановила его. На лице Снежаны застыла гримаса всепоглощающего страха, словно все происходящее было плохим сном.

– Не бойся, – шепотом сказал Никто, гладя своими огрубевшими пальцами лоб девочки.

Опять Она. После прошествии стольких лет эти псы все еще здесь. Значит, игра действительно будет захватывающей.

Он окунулся в воспоминания. Голод и жажда спрятались где-то глубоко, и теперь перед собой он видел лишь белокурую голову маленькой девочки, красную от крови. Девочки, которую он, полупьяный, шатаясь, нес к колодцу. И он вспомнил силуэты псов, которые безмолвными призраками наблюдали за ним, как хмурые стражи.

– Дедушка, что мы тут делаем? – прошептала Снежана.

– Ждем, – так же тихо ответил ей Никто. Ветер взлохматил его седые засаленные волосы. – Ждем, – повторил он.

* * *

– Ну-с, какие будут мысли? – спросил Клепа, подтягивая ремень.

– Едем. Какие еще могут быть мысли? – произнес Руслан. Клепа многозначительно посмотрел на Ингу.

– Я поеду с вами, – сказала она, правильно истолковав взгляд. – Попробую вспомнить дорогу.

– Это слишком опасно, – возразил Руслан.

– Ну и что? – пожала плечами женщина. – Во всяком случае, решение я приняла. Юра останется здесь.

– Когда едем? – осведомился Клепа, взглянув в окно. – Конечно же, Рус скажет, что сейчас, на ночь глядя, да?

– Совершенно верно.

– Дайте мне пять минут на сборы, – сказала Инга, поднимаясь из-за стола.

Мужчины вышли на улицу.

– Рус, я чувствую себя не в своей тарелке, – признался Клепа другу. – Не поверишь, но… я впервые действительно понял, что мы были подонками.

– Наконец-то, – криво усмехнулся Руслан. Он вздохнул и сказал: – И все же я не хотел бы, чтобы она рисковала.

Клепа сухо бросил:

– Без нее мы не найдем дорогу.

Руслану было нечего возразить. Его друг был прав.

Инга быстро переоделась, сунула узкие ступни в мокасины из толстой кожи и напоследок заскочила в ванную. Побрызгалась дезодорантом и мельком взглянула в зеркало. И тут же замерла, как кролик, ослепленный фарами приближающегося автомобиля. В отражении была она… только стояла она не лицом, а спиной. Она видела свой затылок, смешной хвостик волос, перехваченный резинкой, платок, с которым она не расставалась уже более двадцати лет… Вдруг отражение повернулось, и Инга с трудом сдержала рвущийся из глотки крик. Инга-двойник медленно сняла с лица платок, и женщина до крови закусила губу. На нее смотрела она, только с нормальным лицом, без этих кошмарных ожогов и шрамов. Отражение раздвинуло губы в улыбке, показав ряд великолепных жемчужных зубов. Она улыбалась, но все равно от этой улыбки хотелось вопить от ужаса, было в ней что-то ледяное, жуткое, обещающее беду.