Изнанка Мира - Степан Мазур

Люция подставила клинок. Но одного не хватало, чтобы отразить оба разряда и приготовилась ощутить боль, этот безжалостный и беспощадный индикатор, позволяющий почувствовать, что ты всё ещё жива.

Полыхнуло чёрным. В меч ударило. Вибрация от удара прошлась по всему телу ангела. Люция, моргнув, открыла глаза. Перед ней висело зыбкое марево. Словно паром шла земля, только вместо неровных белых клубов воздух матово светился.

Воздушный щит!

Ангел, краем глаза отметив поднимающегося стихийника, про себя поблагодарила Вячеслава и прыгнула на тело Яна, не давая возможности Александру в нём начать новую атаку.

Вселившийся маг ощутил удар тяжёлой подошвой в челюсть. Больное тело Яна не было приспособлено для рукопашной. Удар отбросил в кучу листвы. Тут же ботинок ангела наступил на грудь. Ощутимо наступил, словно придавил гидравлическим прессом. И как столько силы помещается в этой хрупкой на вид девушке? Воистину — внешность обманчива.

Глаза белокурой воительницы полыхнули белым, голос возвысился, выйдя за пределы человеческого диапазона. Так начался ритуал изгнания.

— Сам деготум, аверум! Изхира! — клинок в руках ангела объяло синим пламенем от рукояти до кончика лезвия. Люция тут же вонзила его в плечо Яна.

Лишь кривая улыбка досталась ангелу. Александр не стал бороться за тело, исчез, оставив всю боль хозяину тела.

Ян со всей ясностью сознания и вернувшегося контроля над телом ощущал, что значит быть пронзённым сталью. Все ощущения от момента вспарывания кожи и мяса до не менее болезненного извлечения меча отпечатались в мозгу.

Боль вспарываемой плоти запомнилась навсегда.

Люция провела свободной рукой над мечом. Кровь с острия исчезла. Артефакт свободно вошёл в ножны на поясе. Ангел склонилась над оглушенным болью человеком и как ребёнку принялась объяснять очевидное:

— Если кто-то говорит, что даст тебе силы, ожидай, что потребует в два раза больше. Эта боль будет тебе уроком. Переживи её и стань другим. В тебе есть силы, чтобы перебороть всё. Просто позволь себе сделать это.

Ян, кряхтя и зажимая рану на плече, приподнялся. Белое марево перед глазами никак не оформлялось в ясные очертания. Люция была для него незрима, только ощущение присутствия и белые блики в глазах, словно дефект зрения. Слова ангела, льющиеся из ниоткуда, казались священными, проникая в самую душу. Ну, если не в душу, то в само его существо, впитываясь чем-то более глубинным, чем разум.

Слёзы освобождения хлынули по щекам. Ян пополз по траве, припадая на колени и склоняя голову до земли. Тело жгло, тело горело. Холод, копившийся в теле последние месяцы, отступал, таял под лучами озарившего его внутреннего света. И боль казалась приятной. Он принимал её всем сердцем.

Состояние катарсиса облегчало страдания, душа рвалась ввысь, свободная от предрассудков разума.

Поднявшись, Ян побрёл вдоль аллеи, покачиваясь, как молодое деревце на ветру. Рана на плече затягивалась, и он физически ощущал, как с каждым новым шагом приходят силы.

Силы, чтобы жить. И они были не чьи-то, они были его. Всё хранилось в нём самом. Стоило только достать. Жизни человеку даётся ровно столько, чтобы дожить до смерти. Ни капли больше, ни капли меньше.

Люция посмотрела вслед человеку, вздохнула:

— Ещё один плюс прозревшему, ещё один минус вмешавшемуся. Ох, и получу же я сегодня пряников.

Снова скупая улыбка и ангел исчезла.

Вячеслав запоздало подбежал, протянув руку, словно пытался поймать мираж.

— Стой! Погоди! Ангел, я твой вечный должник! Понимаешь?! Я обязан тебе!

Вячеслав огляделся. Никого вокруг.

Белокурая спасительница исчезла вслед за мучителем и даже обладателем тела, свидетелем их сражения.

— Благодарю тебя, ангел, — прошептал стихийник. — Ты права, я не должен умирать в тот день, когда полюбил. Я только начинаю жить. Но я верну долг. Как-нибудь обязательно верну. Любящий человек не может солгать!

От этих слов стало легко. Весь мир, весь бесконечный, серый мир, снова чуть посветлел. Теперь мир озаряла её улыбка.

Жить ради второй половины! Жить ради Иришки! Жить и любить!

* * * Несколько веков назад

— Архиведьма, знай своё место! — Крик князя тьмы пронёсся по лесу.

Никто не услышит, слишком глухое место. Хранитель остался в сожжённой деревне, насилует девок с молчаливого согласия воплощённого исчадия ада. Приближённые рогатого рыщут по окраинам, добивая уцелевших, разбежавшихся по округе крестьян. Прийти на помощь не успеют. Они и сами вдвоём забрели в эти леса лишь потому, что князь слишком увлёкся погоней за беззащитными людьми. Нагнать его уставшую лошадь для отдохнувшего коня старшей ведьмы, не составляло труда.

— Прости, Валияр, я почти не слышу твоего голоса. Слух мой заполонили крики детей, которых ты приказывал бросать в костёр.

Ведьма стеганула по крупу лошадь князя. Гнедая кобыла вскочила на дыбы и помчалась в чащобу на рассвет. Сама не спешила слезать с коня, оказалась рядом с плечистым иномирцем. Только так можно было быт выше его.

— Что ты хочешь, Люция? — обезоруженный князь внимательно следил за обоими мечами в руках ведьмы-воительницы. Он устал от погони и холод Энрофа не добавлял сил. Этот удар сбоку по седельным ремням был не ожидаем. Его выбросило из седла на скорости, и изваляло в пыли и грязи. Оскорбление, которое он не сможет простить.

— В убийстве детей не было никакой необходимости. Крови крестьян вполне хватало для ночного ритуала. Зачем эта предрассветная бойня?!

— Лучше не оставлять следов. Нам не нужны свидетели, указывающие инквизиторам на нас.

— Ты сам своими действиями привлекаешь их! Если сожжённую деревню и убийства жителей можно было списать на бандитов, то непогребённые души точно укажут на нас. Души детей для инквизиторов сейчас вообще как маяк для кораблей в море! Ты глуп, демон! Как могли поставить такого над нами?

— Знай своё место! — Уже не так уверенно обронил князь рогатых, как называл его Хранитель души Люции и поднял двуручный молот в жилистых руках. — Ты поплатишься за своё предательство.

— Мои девочки поумирали за твою глупость, отвлекая регулярные войска. Слишком много бессмысленных смертей для одних суток, рогатая тварь.

— Твой Хранитель будет недоволен тобой. — Оскалился князь. Четыре рога объяло огнём. Молот, выкованный в антимире, раскалился алым, алой стала кожа князя. Тряпки, надетые на тело, выжгло огнём. Он больше не мог с ними мириться в гневе своё.

Люция с двойственными чувствами спрыгнула с коня. Совсем вовремя. Один удар молота перебил животине хребет и звуки агонии животного пронеслись по лесу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});