Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы - Станислав Виткевич

3 - й  Н е г о д я й (в наручниках). Я тоже с вами знаком лично, хотя и несколько специфическим образом. Я не был вам представлен, но, несмотря на это, однажды ночью напал на вас на улице. Простите меня и замолвите словечко, чтобы мне освободили руки. Когда-то я был машинистом.

Д м и д р ы г е р (Жандармам). Снять с него наручники.

М и н н а (3-му Негодяю). Спасите нас, и я вас вызволю из тюрьмы! Мой дядя — прокурор апелляционного суда. Уже две минуты, как я полюбила этого кочегара. Он в моем вкусе. Наконец-то я нашла его. Я должна его отнять у этой девицы и жить с ним до самой смерти — не насильственной! Я должна жить! Понимаешь? Вы слышите, господин кочегар?

 

Трое безумцев разражаются неистовым хохотом. Тем временем Жандармы возятся с наручниками 3-го Негодяя.

 

Т р а в а й я к. Знаете, а нам повезло с этой девицей! Ее присутствие вносит разнообразие в ситуацию.

Т р е ф а л ь д и. Семь судеб столкнулись в одной точке почти с математической четкостью. На эту тему ничего интересного не скажешь, кроме избитых фраз, которыми не слишком сноровистые драмоделы заполняют пустоту своих пьес. Так что подождем. Пока что меня интересует, на что у них хватит храбрости. Юлечка, ты ведь нам не изменишь, если мы вдруг уцелеем.

Ю л и я. Никогда в жизни! Я сверхженщина, я не от мира сего. Одно меня бесит: они сорвали нам такое прелестное приключение!

М и н н а. Гнусная лгунья! Теперь я знаю, какими штучками ты удерживала этого красавца кочегара!

Т р а в а й я к. Карл, встань-ка на всякий случай поближе к регулятору! С горя они и впрямь могут выкинуть какой-нибудь фортель!

Н а ч а л ь н и к  п о е з д а (посветив фонарем). Карл? Его всю жизнь звали Зигфридом!

Т р е ф а л ь д и (проскользнув вдоль котла в правую часть машины). Не всю, мой дорогой! Если выживешь, узнаешь еще немало интересного! Знаешь, Травайяк, может, и к лучшему, что они сюда заявились! Это меня заставляет сопротивляться. Если б не это — признаюсь, — быть может, в момент смерти я бы отступил. Хорошо все-таки оставить хоть какую-то мелочь на волю презренного случая.

Ю л и я. Меня восхищает героизм, с которым ты признаешь свою вину, Карл.

Д м и д р ы г е р. Это страшно, на нынешнем этапе цивилизации наша жизнь — в руках таких людей! Просто поверить не могу, что я на локомотиве!

 

Капустинский падает без чувств на кучу угля. Все чрезвычайно возбуждены, ждут, к чему приведет освобождение Негодяя.

 

Т р а в а й я к (Дмидрыгеру). А ты думал, мы все — такие же безвольные манекены, как ты? Мы — преступники, а в особенности те из нас, кто преступник ради самого преступления, без корысти и без причины, мы — единственные, кто еще что-то значит в этом испоганенном мире.

Ю л и я. Да — преступники, и, быть может, еще художники. Кроме них, никого не существует! Правда, художников я знаю только по их творениям. Может, безумцы? Но безумцев я не знаю вообще.

3 - й  Н е г о д я й (которого освободили). Прочь отсюда! А эти что — не безумцы? А вы-то сами что — разве не сумасшедшая? А?

М и н н а. Ложь, подлая ложь! Вот оно, влияние современного искусства!

3 - й  Н е г о д я й (освобожденный). А теперь отволоките-ка этих в сторонку, а я попробую остановить машину. Быстрей, а то впереди уже что-то гудит!

 

Дмидрыгер, двое Негодяев и двое Жандармов подталкивают друг друга. Ни у кого не хватает смелости.

 

М и н н а. Ха! Раз ни у кого из вас не хватает смелости, что ж, придется мне рискнуть! Подлые трусы!

3 - й  Н е г о д я й (сунув руки в карманы). Только величайшие трусы смелеют от страха, средним это не по плечу.

 

Пока он говорит, Минна хватает лопату и бьет Трефальди по голове. Трефальди падает на барьер. Остальные, приободрившись, наваливаются на Травайяка. Тот дважды стреляет из револьвера, но ни в кого не попадает. Травайяка скручивают. 3-й Негодяй перекрывает регулятор и вращает кулису локомотива в противоположную сторону; снова открывает регулятор, чтобы дать контрпар; говорит.

 

Кулиса системы Хайзингера фон Вальдека. Прекрасная штука — в мое время таких не было.

 

Внутри машины раздается скрежет. Юлия все так же стоит, опираясь на котел. Сжимает голову в ладонях. Остальные издают радостные вопли.

 

Д м и д р ы г е р (высунувшись наружу с левой стороны машины, истерически вопит). Поздно! Пятидесятый прет на нас на всех парах! Мы не успеем остановиться! Давайте же гудок, господин Икс! Скорее!!!

 

3-й Негодяй выжимает из машины пронзительный гудок. Вопли отчаяния. Все, объятые безумным ужасом, выглядывают из окон, бросив Травайяка.

 

Т р а в а й я к (кричит). Юлия! Не бойся! Ты будешь моей! У шефа пропорото брюхо, он откинул копыта! До чего ж у него хамское выражение лица после смерти!

М и н н а. Нет, ты создан для меня! Для меня! Ты мой! Мы погибнем вместе! От нас останется мокрое место!

 

Целует Травайяка, тот вырывается. Компаньонка Минны отталкивает ее от Травайяка. В тот же миг раздается чудовищный грохот и скрежет. Все застилает пар, и видно, как машина разлетается на куски[58].

Эпилог

Неподвижный пейзаж. Ночь, лунный свет. По небу плывут белые облака. От разбитого локомотива осталась только куча искореженного железа. Толпа пассажиров. Стоны и крики. Путевой обходчик  Г у г о н ь, держа красный фонарь, разговаривает с начальником поезда. Из-под обломков извлекают раненых и трупы.

 

П у т е в о й  о б х о д ч и к. В чем дело, господин начальник? Столько народу на паровозе? Стреляли? Это что — налёт?

Н а ч а л ь н и к  п о е з д а (схватившись за голову, без кивера; шинель разорвана). Пе-пе-пе-пе-пе-пе-пе... Ах, ах... Боже, Боже...

П у т е в о й  о б х о д ч и к. Да говорите вы по-человечески! Я как заметил, что делается, тут же подал сигнал «стоп» — вам и номеру пятидесятому. Вы тогда, должно быть, уже прошли станцию, если только у меня часы не врут. Моя жена сошла с ума — у нее сегодня был припадок буйного помешательства. Да еще этот телефон с пяти вечера не работает! Я не хочу нести ответственность.

Н а ч а л ь н и к  п о е з д а (разводит руками и что-то невнятно бормочет, потом говорит). Эт-т-то т-т-т-т-а-а-а-йна!!! Какое чудо, что я уцелел! У меня каша вместо мозга, в голове дыра. Того и гляди, все из нее вывалится.

 

Откапывают Юлию, та с криком выбегает на авансцену.

 

Ю л и я (безумно). Ничегошеньки прекрасного в этой жизни просто быть не может! Все — сплошное свинство! Все, в чем была красота, раз и навсегда кончилось! Довольно! Убейте меня! Я ничего не хочу — ни видеть, ни знать! Уже не знаю, даже действительно ли я — это я. Не знаю, что будет через минуту. Бессмысленные слова заливают оголенный мозг, все чужое, мерзкое, все уже не то, а что-то совсем другое. Мне страшно! Я не знаю, живы эти люди на самом деле или нет. (Указывает на присутствующих.) Вязкая, безликая, черная бездна разверзлась предо мной! (Садится на кучу обломков.)

П у т е в о й  о б х о д ч и к. Тронулась на почве нервного шока. Плетет невесть что, совсем как моя благоверная.

 

Из-под обломков откапывают  Т р е ф а л ь д и, трупы  т р о и х  Н е г о д я е в  и  2 - г о  Ж а н д а р м а.

 

1 - й  ж а н д а р м. Так-так — трое негодяев и мой коллега превратились просто в кучу фарша. (Указывает на Трефальди.) Вот главный виновник. Хватайте его!

Т р е ф а л ь д и. Ты что, любезный, не видишь: у меня и так все кишки навыпуск... Я же вот-вот концы отдам. Регулятор вонзился в брюхо самое меньшее сантиметров на тридцать.

 

Извлекают  Т р а в а й я к а  и  М и н н у, целых и невредимых.

 

А кроме того, у меня нервный шок от удара лопатой, который мне нанесла эта дама. (Указывает на Минну).

М и н н а. Итак, мы целы и невредимы. Иди сюда, Войташек, и забудь о той, что довела тебя до этого кошмара. Со мной ты совершенно успокоишься.

Т р а в а й я к. Разумеется — но ответственность? У нас же есть свидетели. Все пошло наперекосяк. Право, после всего этого хочется только одного — покоя.

М и н н а. Ерунда. Побудешь полгодика в психбольнице, отдохнешь. Потом я тебя освобожу. Мой дядя — прокурор апелляционного суда. Ты должен жить и быть свободным. Ты в моем вкусе. Другого такого мне не найти, хоть я и графская дочь. (Жандарму.) Господина кочегара я забираю под свою ответственность.

 

Жандарм берет под козырек.

 

Т р а в а й я к. Раз так, ничего не поделаешь. До свиданья, шеф. Увы, для меня все начинается сначала. Спасибо Юлии с ее магнетизмом за все поразительные вещи, что мы пережили. Теперь уж с меня на всю жизнь хватит истеричек! (Выходит с Минной налево.)