Кокон - Андрей Посняков

На этот раз стреляли не из охотничьего ружья — били из пистолета, ПМ или ТТ…

— Атас, парни! — прокричал выбравшийся из бурьяна коренастый. — Сваливаем.

Ах, сволочи…

* * *

Понемножку приходя в себя, Тихомиров потрогал набухающую скулу.

— Сильно попало? — Подойдя ближе, Наташа как ни в чем не бывало сунула пистолет за пояс.

ПМ — успел заметить Максим. Откуда у этой соплюшки ствол? Откуда угодно. Егор дал или эти его, «комсомольцы». А у них… Могли выкрасть у кого-нибудь из сотрудников внутренних дел или просто спросить по-родственному, даже купить, точней, обменять, на рынке.

— А вы молодцы, хорошо держались!

Ну вот еще, не хватало славословий от этой… Хотя именно так, наверное, и должны бы вести себя комиссары… в пыльных шлемах, блин!

— Ты вообще как? — склонился Артем.

— Да ничего. — Тихомиров пожал плечами. — Скула вот только побаливает.

— Главное, не пристрелили, а скула — поболит да бросит.

— Это уж точно. Наташа, с бомжами-то справились?

— Не успели… Как услышали выстрел, так сразу к вам.

— Спасибо, успели вовремя.

Такое вот вышло дежурство, не сказать, чтобы тихое. Следующие, правда, были куда как спокойнее — уже без стрельбы, хотя побегать пришлось — погонять бомжей с чужих участков.

Уже в течение первой пары недель отряд «Сьенфуэгос» заслужил устное поощрение от лица командования, сиречь «нового комсомольца» Егора. Комиссар Наташа — та прямо сияла… «Как голый зад при луне» — так выразился вечно угрюмый командир Федор.

А Наташа смеялась:

— Ничего! Скоро закончим бомжей гонять. Скоро настоящее дело будет! Посчитаемся тут с одной бандой. Про поджигателей небось слыхали?

— Слыхали, как не слыхать!

* * *

Как видно, у «комсомольцев» был в банде свой человек, иначе как они узнали бы о намечавшемся поджоге? И даже о том, сколько именно гопников пойдут, так сказать, на дело. Егор заявил: три-четыре человека, не больше, самое главное, их не спугнуть и взять языка, хотя бы одного. Тихомиров так и не понял: зачем язык, когда и так все известно? Но спорить не стал — надо так надо.

Засаду организовали на краю сквера, почти в том же месте, на бережку, где не так давно разгоняли бомжей. Вечерело, но ночи стояли белые (желтые!), было нестерпимо душно — верно, дело шло к грозе.

— Ну, и где же они? — просидев за кустами примерно час, нетерпеливо поинтересовался Артем.

Наташа усмехнулась:

— Придут. Никуда не денутся. Ждите.

Тем не менее признаки нетерпения начали выказывать и другие члены группы — трое молодых парней, к которым Наташа явно благоволила, особенно сейчас, замещая командира отряда — вечно угрюмый Федор что-то приболел.

Максиму и самому тоже надоело ждать — сколько можно? И вообще, лучше бы, как обычно, прошлись по Красным Пилотам и Партизанской — больше бы пользы было.

— Может, они вообще сегодня не явятся? — снова подал голос опер.

— Явятся… — Девушка дернулась, пристально вглядываясь в желтую туманную мглу. — Тсс!!! Вот они!

И в самом деле, невдалеке, за сожженной беседкой, замаячили три размытые тени. Две высокие и одна — поменьше.

Тихомиров тихонько хмыкнул: интересно, откуда комиссару известно, что это — поджигатели? Может, просто бомжи? Что-то не видно при них ни факелов, ни канистр с бензином или еще какой-нибудь горючей дрянью, у одного только — сумка. Обычная такая, матерчатая, — чего в ней унесешь-то?

— Подпустим поближе и будем брать, — свистящим шепотом приказала Наташа. — Парни, дубинки готовы?

— Всегда готовы, — ухмыльнулся кто-то из молодых.

— Тогда вам и карты в руки, а вы… — она повернулась к Артему и Максу, — нас прикроете. Мало ли что?

— Сделаем. — Тихомиров кивнул, и девушка, подпустив поближе беспечно идущую троицу, скомандовала:

— Вперед!

Они выскочили, словно почуявшие добычу волки! Наташа и эти трое… В три прыжка оказались у поджигателей, взмахнули дубинками… Послышались крики, стон…

— Мочи их, парни, мочи! — весело закричала девчонка.

А и не надо было кричать — молодым парнягам это было в радость, дубинки так и мелькали, с неким веселым хэканьем били, как капусту рубили: «Н-на, н-на, н-на!!!»

Один из гопников упал, вот повалился наземь и второй… третий…

А их все били, уже ногами, все никак не могли остановиться…

— На! На! Получай!

— Хватит! — наконец Наташа опомнилась. — Я кому сказала — заканчивайте. Этих двоих — забрать.

Один из парней наклонился:

— Так длинный не дышит!

— Тогда — этого.

«Этот» оказался щуплым подростком лет четырнадцати, пухлогубым, с небольшой родинкой на левой щеке и спутанными соломенными волосами. Под правым глазом его набухал, растекался синяк, нижняя губа тоже опухла.

Парни вели его, выкрутив назад руки.

— Пустите, — жалобно стонал пленник. — Что я вам сделал-то?

— Поговори еще! — Один из парней с размаху ударил бедолагу по печени. — Поджигатель чертов!

— Никакой я не поджигатель… у-у-у… — Пленник заплакал.

— И что теперь с ним? — «Дружинники» выжидательно посмотрели на комиссара.

— В сарай тащите, к Егору… Да! — Наташа вдруг обернулась к старшим по возрасту: — А вы, мужики, на сегодня свободны. Можете идти. Спасибо за дежурство.

Максим с опером переглянулись:

— Так ведь ночь еще не кончилась.

— Я сказала: идите!

Вот так вот. Распорядилась. Словно разогнавший директорию молодой Бонапарт.

— Дяденьки, отпустите меня, пожалуйста… — вновь заканючил пленный. — Никакие мы не поджигатели, просто за рыбой пришли.

— Ага, за рыбой — без удочек!

— Так у нас там, на речке, крючки. Утром еще поставили.

— Горазд ты врать, парень. — Похлопав гопника ладонью по щекам, Наташа зловеще прищурилась. — Ничего, сейчас по-другому запоешь. Все расскажешь!

— Отпустите, пожалуйста, опустите…

— Ну что? — Тихомиров посмотрел на приятеля. — Пойдем?

— Пошли. — Тот пожал плечами. — Наташа, наша помощь точно не нужна?

— Не нужна, не нужна, — раздраженно отмахнулась девушка. — Теперь уж без вас управимся.

Простившись с юными коллегами, молодые люди поднялись от реки к Партизанской, по ней и пошли, радуясь тихому теплому вечеру и удачному окончанию дежурства.

— Эх, — мечтательно щурился опер, — сейчас бы водочки да на рыбалочку! Костерочек, звезды над головой, беседа задушевная…

— Вот именно, — ухмыльнулся Максим. — Звезды, а не эта гнусная хмарь.

Они остановились на повороте, около дачи Агриппины, немного постояли… Каждый словно бы хотел что-то сказать.

— Не нравится мне в последнее время Наташа, — Артем все-таки начал первым.

Макс хмыкнул:

— А мне она никогда не нравилась. Нет, как девушка — она очень даже ничего, но как личность… чувствуется какая-то гниль.

— Вот и я так думаю, гнилая! — обрадованно поддакнул опер. — Взять хоть сегодняшний случай… Ну зачем было нужно бить этих бомжей? Зачем брать пленника? Какие они, к черту, поджигатели — обычные бомжи, невооруженным глазом видно. И пацан этот… какой из него «язык»? Заигрались в революционеров мальчики-девочки!

— Не думаю, что это — игра, — тихо промолвил Максим. — А если и игра, то очень поганая. Не завидую я этому парню… ну, пленнику…

— Ты знаешь, я тоже…

— Может, пойдем прогуляемся до ранчо Егора? Воздухом подышим, да так…

Артем неожиданно улыбнулся:

— Пойдем!

* * *

Может, если бы не этот бедолага пленник, если бы не внезапно прорвавшаяся сегодня у обычных в общем-то парней жестокость, явно поощряемая комиссаром Наташей, может, никуда приятели и не пошли бы, постояли бы просто на перекрестке, поболтали да и разошлись себе по домам, но…

Уж случилось как случилось…

* * *

Таящихся во мгле парней с какими-то тяжелыми сумками Тихомиров заметил первым. Когда обходили ранчо Егора с юга. Со стороны реки — почему-то не очень хотелось являться незваными гостями с парадного входа, вот и решили не светиться, а так, незаметненько посмотреть.

Парни, похоже, тоже не очень-то стремились к известности: настороженно оглядывались, продвигались мелкими перебежками… У самого забора кто-то из них тихонько позвал:

— Егор!

— А, явились. — Тут же распахнулась калитка — Егор словно бы ждал этих ночных гостей. Но почему — тайно? От кого тут таиться-то? От своих?

Снова хлопнула дверь… Запахло чем-то резким… Потом, минут через пять, парни все так же незаметно покинули дачу. Кстати, вместе с Егором! Аккуратно прикрыв за собой калитку, он быстро нагнал всех, что-то сказал, что-то булькнуло… Или — показалось, что булькнуло…

И тут из-за забора раздался вдруг громкий протяжный крик! Крик боли и ужаса!

— Да ты закроешь, наконец, дверь, болезный? — донесся раздраженный девичий голос. Наташа? Похоже, да…