Кокон - Андрей Посняков

У самого рынка возница остановился:

— Ну, я приехал.

— Спасибо, дядько. — Спрыгнув с телеги, Тихомиров галантно протянул руку девушке. — Пойдем-ка, милая, сестричку мою навестим. А то она небось давно с ума сходит — где я да как.

* * *

Они спустились по дорожке вниз, к речке, на берегах которой и располагался частный сектор. Идти оказалось хорошо, не топко, то ли не было в этом году паводка, то ли вода уже спала.

Свернув к знакомому забору — тоже высокому, с колючей проволокой, — Максим забарабанил в ворота:

— Эй, есть кто дома? Эй!

В ответ раздался истовый собачий лай, натужный и злобный.

— Вот те раз. — Молодой человек озадаченно почесал голову. — Сестрица собаку завела.

— Кто? — негромко осведомились за воротами.

— Настя, ты что ли?

— В стороночку чуть отойдите, — посоветовали из-за ворот. — Так, чтоб вас в щелочку видно было.

— Так хорошо? — отойдя на пару шагов, осведомился Макс.

— Ой!!! — радостно закричали за забором. — Дядя Максим! А я вас и не узнал — бородатый вы, заросший… Думаю, что за черт в ворота колотит?

— Игорек, ты что ли?

— Я, дядя Максим, я. — Послышался торопливый скрип засова. — Погодите, собаку приберу. Цыц, Тарзан, цыц! Кому говорю, пошел в будку!

Ворота натужно распахнулись — наконец-то! — и гости вошли на двор. Племянник — в штопанных зеленых шортах и босиком — радостно улыбался:

— Ну, проходите в дом, чего встали? Цыц, Тарзан! Цыц!

— Хорошая у тебя псина! — Пропуская Олесю к крыльцу, Тихомиров уважительно покосился на молодого «кавказца». — Где взяли-то?

— Да он по зиме еще приблудился, скулил… — Мальчишка присел и ласково обнял собаку за шею. — Вот мы его и взяли… Верно, Тарзанушко?

Пес махнул хвостом и, взвизгнув, лизнул юного хозяина в нос.

— Ну вот, — счастливо засмеялся Игорь. — Снова телячьи нежности!

— Игорек, а мамка-то где?

— На базар ушла. Лук-севок сейчас в цене поднялся, а его у нас с избытком, рубероид ей обещал какой-то дядька. Говорит, прямо к дому подвезет.

— А чего ж ты-то не пошел?

— А мужик тот меня не знает… Сейчас лучше никому не доверять, особенно молодым, совсем уж безбашенные попадаются… — Парнишка неожиданно помрачнел и, прикрыв за собой дверь, кивнул на скамейку: — Садитесь. Помните, у нас девушка одна жила, Лена, с дочкой маленькой?

— Ну да, ну да, помним. Они, кстати, где?

— Нет их… обеих. — Игорь вздохнул. — В феврале Лена как-то вдруг радостная пришла: работу, мол, нашла хорошую — в обменном магазине, ну, где в обмен на продукты да разную мелочь торгуют, по бартеру, такие как раз зимой появились. Большой, говорит, магазин, универмаг бывший… да вы знаете.

— Ну? — Тихомиров закусил губу. — И что?

— Да при магазине, говорит, и детский садик для работников имеется, чего тут ребенку одному торчать? С другими-то детьми куда веселее, да и обучение… В общем, ушла Лена с утра и дочку свою увела, вся такая радостная… А вечером не вернулась! Мы с матерью — к тому магазину… А там вообще все закрыто! Мы утром снова пришли — может, думаем, узнать хоть что-нибудь, да там многие собрались, витрину разбили, зашли, а там нет никого, а на полу — кровь. И запах такой стоит… гнусный, гнусный…

— Понятно. — Максим покачал головой. — Значит, с тех пор с матерью одни живете?

— Одни. С Тарзаном вот. Вы чай-то пейте — хороший, из смородинового листа.

— Дров-то на зиму хватило?

— На эту — да. Еще и на лето — плиту топить — хватит, а осенью придется заготовлять.

— Уж помогу… — Тихомиров поднял глаза к потолку. — Что, электричества так и нет?

Игорек ухмыльнулся:

— Оно и в микрорайоне-то строго по лимиту. Да и… много чего за свет и тепло требуют. Что-то мать не идет… Я уже беспокоюсь — сейчас вообще еще страшней, чем зимой, стало. Зимой-то, в холода, все по домам сидели, а сейчас… — Подросток махнул рукой. — В темноту на улицу и не выйдешь — страшно. Дядя Максим, а вы у нас поживете, правда?

— Хм… — Молодой человек задумался.

— Нет, ну правда же! Вчетвером-то не так страшно, да и сподручнее — нам сейчас огород садить, грядки копать надо…

— Уж насчет грядок не сомневайся, вскопаем! — обняв племянника за плечи, улыбнулся Максим. — А насчет мамки твоей… пойду-ка пройдусь до рынка. Надеюсь, узнает она меня с бородой.

— Вообще-то неплохо было бы и побриться, — с усмешкой заметила девушка. — Хотя бы топором, как в сказке.

— У нас станок бритвенный есть, папкин, — обиженно отозвался Игорь. — Дядя Максим, мы сегодня баню истопим, помоетесь.

— Баня — это здорово! — Встав из-за стола, Тихомиров пригладил волосы. — Ну, пойду пройдусь…

Едва он ступил на крыльцо, как метнулась через двор стремительная серая, с желтыми подпалинами тень…

— Цыц, Тарзан! — Мальчишка поспешно выскочил из дому. — Это свой, Тарзан, свой… Ничего, дядя Максим, он к вам привыкнет еще.

— Я надеюсь…

— Если до осени все так же останется, многие следующую зиму не переживут, — отворяя ворота, тихо заметил подросток.

Тихомиров ничего не сказал, лишь молча кивнул… и тут же заметил сестру — в синих джинсах и резиновых сапогах, в курточке из светлой замши, она — особенно издали — казалась совсем девчонкой, такой беззащитной, родной…

Рядом с сестрицей шел какой-то высокий парень, тоже небритый, как и Макс, и толкал перед собой металлическую, с большими велосипедными колесами, тележку с серым рулоном рубероида. Парень — точнее, молодой мужик — казался смутно знакомым.

— Настя…

— Здравствуйте… Вы мне? Ой! Максим!!!

Сестрица бросилась брату на шею:

— Максим, братишка… как я рада… как рада-то… — Она вдруг помрачнела: — А Лена-то, жиличка моя, знаешь…

— Знаю. Игорек уже рассказал.

— Здоров, Максим, — улыбнулся парень. — Вот не ждал тебя встретить! Думал уж, сгинул.

Оторвавшись от сестры, Тихомиров прищурился:

— Артем? Ты что ли?

Опер — точнее, наверное, бывший опер, сейчас все бывшие — крепко пожал протянутую руку:

— Где был-то? Ладно, потом расскажешь… А у нас тут не очень-то веселые дела, брат!

* * *

Они встретились снова уже вечером, после бани. Опер пришел не один — с Агриппиной, молодым специалистом, врачом-педиатром. Тихомиров был рад этой встрече: все-таки когда-то вместе были в Комитете… жаль, развалилось все. Так, может, снова наладить? Хоть какое-то самоуправление, а то, вон, всякие Миколы уже обнаглели вконец.

— Ого! — Распаренный после бани, Тихомиров с удовольствием углядел на столе выставленный гостями жбанчик.

— Обменял на старый компьютер, — похвастал Артем. — Первый «Пентиум». Еще когда собирался выкинуть — все руки не доходили, а вот теперь, ты смотри, сгодился!

— Сейчас целый магазин в старых складах открылся, — поправив косу, пояснила Агриппина. — Все есть — консервы всякие, даже хлеб, но в основном спирт, конечно. Меняют на любую электронику — сотовые телефоны, ноутбуки, компьютеры… Многие несут, мобильники-то теперь — хлам.

Тихомиров покачал головой:

— Интересно… Электричество есть… Могли б и восстановить связь при необходимости.

— Вот именно — при необходимости.

По взглядам, которые время от времени бросали друг на друга эти двое — Артем и Агриппина, по еле уловимым касаниям Максим уже догадался, что связывали их отношения куда более нежные и прочные, нежели просто дружба.

И эту догадку его косвенно подтвердила сестра:

— Чего в баню-то не пришли, Артем?

— Да забыли. — Молодой человек рассмеялся. — Вот, понимаешь, спирт не забыли, а про баню — уж извини.

— Так сейчас идите… Вам с Агриппиной воды хватит.

— Сейчас, Настя, нам бы лучше поговорить. — Голос опера вдруг стал серьезным. — Тут, в старом городе, самооборона организуется… Может, вступим?

— А кто организует-то?

— Да какие-то «новые комсомольцы», я объявление видела, — пояснила Агриппина.

— И я с ними как-то сталкивался. — Артем погладил свою спутницу по руке. — Ребятки правильные. У Агриппины тут неподалеку дача… Мы с вами соседи, можно сказать. Ты ведь, Макс, тоже пока здесь жить намерен?

Тихомиров покачал головой:

— Не знаю, не знаю. Квартирку бы свою навестить, посмотреть краем глаза, что там.

— Да что на нее смотреть-то? — обиженно промолвила Настя. — Я вас с Олесей никуда не отпущу, так и знайте!

— Да мы, честно сказать, никуда и не собираемся… Так что, Артем, там за самооборона-то?

— А вот завтра сходим на собрание и увидим.

* * *

Собрание проходило недалеко, в одном из выстроенных года два назад домиков. «Новых комсомольцев» представлял молодой человек лет двадцати, высокий, блондинистый, с чисто выбритым подбородком, одетый в черные, тщательно выглаженные брюки и такую же черную водолазку. Звали «комсомольца» Егором. У него имелась помощница, довольно симпатичная девчонка, которую Тихомиров видел когда-то в парке в качестве приманки для гопников. Кроме этих двоих в доме собралось человек пятнадцать — не шибко-то и много.