На капитанском мостике - Иван Петрович Куприянов

от вас никуда не уйду. Да ты же сам только что сказал — едва до батальона добрался. Ну что? Закончила свою процедуру?

Ч е р е п а н о в а. Какой вы, однако, нетерпеливый! Закончила! Конечно, надо бы теперь шину наложить.

П л а т о н о в. Ничего, и так сойдет. Спасибо, сестра!

Ч е р е п а н о в а. Ну, я пойду, товарищ комиссар.

А г а ф о н о в. Далеко собралась?

Ч е р е п а н о в а. Во вторую роту. У меня там раненые.

П л а т о н о в. Смотрите не лезьте там на рожон.

Ч е р е п а н о в а (улыбается). Есть не лезть на рожон! (Уходит.)

А г а ф о н о в. Хорошая девчонка! Ты заметил, комиссар, как она раненых с поля боя таскала?

П л а т о н о в. Храбрости ей не занимать. За меня ты тоже можешь не беспокоиться. У меня с гитлеровцами теперь особый счет.

А г а ф о н о в. За руку? Говорят, гитлеровцы к Сталинграду рвутся. Да и здесь нам от них жарковато. На глазах тает батальон.

П л а т о н о в. Кандакова, у нас вода есть?

К а н д а к о в а. Нет у меня воды, товарищ комиссар.

П л а т о н о в. А чего же ты сидишь?

К а н д а к о в а. Как чего? Связь жду! Да и где ее взять, воду-то? Если только в воронках от бомб?

П л а т о н о в. Ну, милая, артезианских колодцев нам здесь, к сожалению, не построили.

К а н д а к о в а. Товарищ комиссар, там же трупы!

П л а т о н о в. А ты что? Боишься?

К а н д а к о в а. Нельзя ее пить, товарищ комиссар!

П л а т о н о в. Это кто же вам сказал, что нельзя?

К а н д а к о в а. Комиссар батальона Платонов.

П л а т о н о в (в замешательстве). Где у тебя котелок?

К а н д а к о в а. А вот он!

П л а т о н о в. Дай-ка сюда. Сам схожу.

К а н д а к о в а. Почему же вы, давайте я схожу. (Забирает котелок, уходит.)

П л а т о н о в. Дожили, что за водой не могут сходить.

А г а ф о н о в (закурил). Скажи, комиссар, что с тобою происходит?

П л а т о н о в. Ты о чем?

А г а ф о н о в. Не узнаю я тебя, комиссар. Все тебя раздражает. Увидел крест на шее солдата — в ярость пришел…

П л а т о н о в. Я не за крест его отчитал, а за то, что он не хочет зарываться в землю. Как же, грешно кости умерших тормошить. Не хочет грех на душу брать! А вот я беру. Сам говорил — солдат не жалеть, а беречь надо!

А г а ф о н о в. Все верно, но он же старше нас в два раза.

П л а т о н о в. При чем здесь его годы?

А г а ф о н о в. А на комсорга батальона накричал тоже из «гуманных» соображений?

П л а т о н о в. Как его не отчитать? Человек идет в бой, а в подсумке три патрона.

А г а ф о н о в. А я раньше завидовал твоей выдержке. Оказывается, и у комиссара сдают нервишки?

П л а т о н о в. Характер испортился.

А г а ф о н о в. Дело тут не в характере. Скажи, комиссар, только честно: у тебя что-нибудь случилось?

П л а т о н о в. Слушай, Агафонов, оставь меня.

А г а ф о н о в. Но я же вижу.

П л а т о н о в. Что ты видишь?

А г а ф о н о в. А то, что ты места себе не находишь. (Подошел к нему, смотрит в упор.) Комиссар, мы с тобой люди одной судьбы, нам нечего скрывать друг от друга. Скажи, с женой что-нибудь?

П л а т о н о в (после долгой паузы). Нет у меня, комбат, больше жены.

А г а ф о н о в. Как нет?

П л а т о н о в. А так, как на войне бывает. (Передает письмо.)

А г а ф о н о в (читает). И когда же ты его получил?

П л а т о н о в. Перед боем.

А г а ф о н о в. И мне ни слова?

П л а т о н о в. Вот так-то, командир. Отлеталась моя декабристка!..

А г а ф о н о в. «Не вернулась с боевого задания»? И больше ни слова. Я так и знал, что у тебя что-то стряслось. (Передает письмо.)

П л а т о н о в. Не знаю, комбат, что и как написать дочери. Еще на свете не жила, а уже сирота.

А г а ф о н о в. Послушай, Тихон, она же летала у тебя в партизанский край, а не может быть, что она к партизанам попала?

П л а т о н о в. В письме ничего не сказано.

А г а ф о н о в. Да, но в нем не сказано и о том, что она погибла.

П л а т о н о в. Не возвратилась, — значит, надо полагать, что ее нет в живых.

А г а ф о н о в. Ты должен сделать запрос. Надо узнать, куда она летала, когда все это случилось, в каком районе был сбит самолет. А еще лучше, если штаб дивизии запросит.

П л а т о н о в. Выйду из боя — что-нибудь придумаю.

Появляется  К а н д а к о в а  с котелком воды.

К а н д а к о в а. Вот, принесла, товарищ комиссар!

П л а т о н о в (принимает воду). У, какая желтая!

К а н д а к о в а. Я же вам сказала, что ее нельзя пить.

П л а т о н о в. Ничего, сойдет! (Жадно пьет.)

К а н д а к о в а. Товарищ комбат, сержант Копейкин не звонил?

П л а т о н о в. Нет пока.

К а н д а к о в а. Не понимаю. И куда он пропал?

А г а ф о н о в. Комиссар, остановись! (Вырывает котелок.) Ты что? Сдурел? Заразу решил подхватить?

П л а т о н о в. Ну и люди, толком напиться не дадут.

К а н д а к о в а (в трубку). Алло! Алло! Копейкин, это ты? Алло!.. Опять замолчал.

П л а т о н о в. Объявится твой Копейкин.

К а н д а к о в а. Эх, если бы вы знали, до чего же я не люблю темные ночи!

А г а ф о н о в. А ты что, боишься?

К а н д а к о в а. Еще бы не бояться! Страх один! В детстве, товарищ капитан, я бы ни за какие деньги не пошла на кладбище ночью, а вот сейчас хожу — и ничего. Одного не пойму: и что мы тут за какое-то кладбище держимся?

П л а т о н о в. На этом кладбище, Кандакова, похоронены наши деды да прадеды. Мы не просто старое ржевское кладбище защищаем, а землю наших отцов. И ни вы, ни я, никто не имеет права отдать ее врагу, чтобы он топтал святые могилы наших отцов.

В землянку вводят солдата  Р я б у х у. Он в пилотке, в полинявшей гимнастерке и в кирзовых сапогах, без оружия. Рябуха рослый, худой. Глаза ввалились, весь зарос рыжей щетиной. Следом за ним старшина К о п о р о в.

К о п о р о в. Разрешите, товарищ комбат?

А г а ф о н о в. Я вас слушаю, старшина.

К о п о р о в. Вот, задержал субчика. Говорит наш, только лично я его в батальоне не примечал. И притом такие проповеди ведет — куда там.

П л а т о н о в. Что за проповеди?

К о п о р о в. И что нам здесь труба, и что немцы нас здесь перебьют, как куропаток.

Р я б у х а. Товарищ капитан, он лжет! Эх вы, а еще старшина! Зачем же напраслину возводить?

А г а ф о н о в. Фамилия, имя, отчество?

Р я б у х а. Рябуха моя фамилия, Сергей Никанорович Рябуха.

А г а ф о н о в. Год рождения?

Р я б у х а. Тысяча девятьсот десятый.

А г а ф о н о в. Где родились?

Р я б у х а. Тамбовский я.

А г а ф о н о в. Адрес, улица, дом номер?

Р я б у х а. Из деревни я, товарищ комбат.

А г а ф о н о в. Когда, говорите, прибыли в наш батальон?

Р я б у х а. Я-то? А это… вместе с пополнением.

А г а ф о н о в. А точнее?

Р я б у х а. Перед боем.

П л а т о н о в. Откуда прибыли?

Р я б у х а. Из запасного полка.

А г а ф о н о в. Номер полевой почты полка?

Р я б у х а. Кажись, это сто семьдесят четыре сто тринадцать.

П л а т о н о в. Вы что ж, и писем не писали родным?

Р я б у х а. Не до родных было. С утра допоздна занятия.

А г а ф о н о в. Так, в какой же роте вы у нас служите?

Р я б у х а. Я? Это, кажись, в третьей роте, в первом взводе.

А г а ф о н о в. Кто командир отделения?

Р я б у х а. Убит он.

А г а ф о н о в. А командир взвода?

Р я б у х а. Вчера по вечеру ушел в госпиталь.

А г а ф о н о в. Ну, а командира роты знаете?

Р я б у х а.