Венец лжи (ЛП) - Винтерс Пэппер

У меня не было выбора, кроме как сдаться. Перестать стоять, дышать и думать.

Если бы я этого не сделала, то закричала бы от его одержимости.

Сдаться казалось мне самым простым и единственным вариантом.

Потому что тогда я, наконец, перестану думать и смогу просто быть. Быть женщиной, желанием…собой.

Пенн контролировал каждую секунду.

Он был прав, когда сказал, что не будет мне лгать.

Поцелуй сказал мне то, что он, без сомнения, хотел скрыть. Такие вещи, как «это я, это то, кто я есть. И я не собираюсь извиняться». И под этим…под этими сексуальными предупреждениями о желании меня трахнуть была более глубокая, темная нить.

Нить, которая заставляла меня спорить, глубже проникать в то, кем он являлся на самом деле, видеть в нем не пылкого незнакомца, а кого-то, кого я, возможно, могла бы назвать…не другом, но, по крайней мере, знакомым.

Другой рукой Пенн обхватил меня за спину и, оторвав от стены, скользнул пальцами за пояс юбки. Он трогал кружево моих стрингов и верхнюю часть моей задницы, толкаясь своей эрекцией мне в живот.

«Мне нужен воздух. И хоть капля рассудка».

Пенн подхватил меня на руки и, пройдя вглубь спальни, бросил на кровать, скинув на пол черную сумку.

Его лицо исказилось от вожделения.

— Поиграем в игрушки в другой раз. Сегодня мне нужна только ты.

Схватив мой жакет, Пенн заставил меня его снять, вытащив руки из рукавов.

Когда я осталась в блузке и юбке, он ухмыльнулся.

— Надеюсь, она не твоя любимая.

С яростным рывком он разорвал на мне блузку. Крошечные пуговицы в виде ракушек разлетелись по всем углам комнаты, обнажив мой живот и черный кружевной бюстгальтер.

Застонав, Пенн склонился надо мной и коснулся губами выпуклости моей груди.

Тяжело и часто дыша я без промедления прижала к себе его голову, проводя руками по волосам с любовью, которой, возможно, не чувствовала.

Он отпрянул назад, его прищуренные глаза были полны неистовства.

Мы смотрели друг на друга в безмолвной борьбе, пытаясь понять, когда же стёрлись границы. Отодвинувшись, Пенн встал у края кровати. Я молча задыхалась, гадая, что, черт возьми, происходит, и кто он на самом деле.

Руки Пенна опустились на ремень и, расстегнув его, выдернули из петель.

Моя кожа пылала от желания. Мне хотелось его близости. Хотелось, чтобы он накрыл меня своим телом. К черту предательский голосок страха, говорящий, что в первый раз будет больно.

— Снимай одежду, — хрипло прорычал Пенн, сбросив с себя джинсы. Его голос больше не походил на человеческий.

Сев на кровати, я послушно стянула с себя испорченную блузку и принялась расстегивать юбку. Когда с молнией было покончено, я легла обратно, стаскивая с себя ткань, но тут Пенн схватил юбку за подол и одним рывком сдернул ее с меня.

Тусклое мерцание горящих у окна и двери ночников осветило мой пояс с подвязками. Вид моих чулков напомнил мне, что все остальные знали меня как королеву «Бэлль Элль», но только Пенну удалось сломить меня до такой степени, что я лежала перед ним голая и молила о единственном прикосновении.

Его взгляд скользнул мне между ног, к черным, как бюстгальтер, стрингам. Пенн прикусил губу, затем схватил меня за лодыжки, дернул к краю кровати и навалился сверху. Его кулак врезался в матрас со всей сдерживаемой яростью и отчаяньем, от чего сердце заколотилось как бешенное, а кровь быстрее помчалась по венам.

— Черт, я хочу быть внутри тебя.

Я отдалась его дикому поцелую, позволив ему меня направлять. Его пальцы теребили мои подвязки, снимая с меня чулки, пока не стянули с бедер. Пенн терся об меня своим членом — единственной разделяющей нас преградой, были два куска ткани.

Удовольствию мешал прокрадывающийся страх — мысли о защите, контрацепции, и о необходимости сказать ему, что у меня это в первый раз.

Но от смущения я промолчала.

Пенн был опытным. Это было очевидно, исходя из того, с каким знанием дела он управлялся с моими губами и телом.

Если Пенн и заметил, что я больше не лидер, каким всегда была, то его это не волновало, и он об этом не упомянул. Я просто надеялась, что он возьмет на себя заботу о защите, и, если слишком быстро в меня войдет, тогда я что-нибудь скажу, но не раньше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я вцепилась в его черный свитер, чтобы поскорей его снять. Мне хотелось прикоснуться кожей к его коже.

Он это понял и, оторвавшись от моих губ, стянул через голову последнюю деталь одежды.

Мои руки сами собой взлетели вверх. Я провела ими от его крепкого пресса до груди. Пенн не пытался меня остановить, и роскошь, привилегия коснуться его наполнили мою кровь горячим желанием.

Пальцами одной руки он схватил мои трусики и потянул их вниз. Я вцепилась в них с другой стороны, питаясь прикрыться. Не знаю почему, но внезапно мною овладела застенчивость.

Пенн стиснул зубы.

— Отпусти.

Я прикусила губу, демонстрируя молчаливый отказ.

— Элль, — его рычание пересилило мою неготовность.

На мгновение закрыв глаза, я разжала пальцы и позволила ему стянуть с моих ног кружевные трусики. Пенн снял их с моих лодыжек и бросил за спину. Сжав мощной рукой внутреннюю часть моих бедер, он раздвинул мне ноги.

— Такая чертовски красивая.

Я задрожала, почувствовав, как он провёл кончиками пальцев по моей влажной коже.

— Господи, Элль.

Он медленно ввел в меня палец, и я невольно приоткрыла рот.

У меня заныла грудь, и я потянулась, чтобы расстегнуть лифчик. Когда я полностью обнажилась, лицо Пенна дернулось от мучительного желания. Он тяжело сглотнул, увидев, как реагирует на него мое тело, как приподнимаются бедра навстречу его пальцу.

— Возьми рукой мой член, — приказал он.

Его палец выгнулся у меня внутри, и я прерывисто втянула воздух. Затем слепо потянулась к нему, не представляя, что делать и насколько сильно нужно его сжать.

Пенн слегка наклонился, давая мне доступ к его боксерам.

С бешено колотящимся сердцем я отодвинула плотную хлопковую ткань и сунула туда руку.

Когда мои пальцы сомкнулись вокруг его члена, Пенн вздрогнул.

— Господи, — он склонил голову, когда я крепко его сжала, не зная, как ему больше нравится — мягче или жестче.

Я решила действовать так, как он сам — не проявлять нежности и не давать ему времени привыкнуть к прикосновениям.

Его палец дернулся вверх, надавив на чувствительное место у меня внутри, от чего все превратилось в жидкое золото. Я сильнее сжала его член, и Пенн, с низким рыком просунул в меня еще один палец.

Натяжение. Ожог. Не давая мне времени привыкнуть, он слегка царапнул меня ногтем.

Я скопировала его действия и, задев ногтями его член, задвигала рукой с той же силой, с какой он вонзался в меня.

— Черт возьми, — Пенн опустил голову и приоткрыл рот. — Твою мать, как приятно.

Его ненасытный член скользил у меня в руках, требуя большего. Когда я прошлась пальцами по его головке, на них осталось то-то теплое и липкое.

Пенн погрузил палец глубже, от чего я забилась на кровати. Мой голос сорвался на вздох.

— О, Боже.

— Наконец-то ты заговорила.

Пенн дразнил и гладил; я, задрожав, снова ушла в себя. Мне казалось, что слова раздавались где-то за миллион миль отсюда, в царстве людей и разговоров. Я была где-то глубоко внутри, где разрешались только чувства и ощущения.

— Я не думала, что тебе нужно, чтобы я говорила.

— Я хочу знать, как тебе это, — его глаза вспыхнули.

— Как?

Его большой палец опустился на мой клитор.

— Тебе это нравится? Тебе нужно больше? Меньше? Скажи.

В ответ я сжала его член.

— А тебе это нравится?

Пенн застонал.

— Ты и впрямь считаешь нужным это спрашивать? — его бедра толкнулись мне в ладонь. — Да я сейчас кончу на твои чертовы пальцы.

Это признание разожгло во мне вожделение, желание и головокружительное, головокружительное счастье, искрящееся, словно фейерверк.