Проблемы культуры. Культура переходного периода - Лев Троцкий

Стенные газеты, которые развешаны в этом зале и в создании которых рабкоры принимают такое активное участие, представляют, конечно, очень ценное завоевание в процессе нашей борьбы за подъем культурного уровня масс. В этом их низовом происхождении их огромное значение, и мы здесь отмечаем, славим и награждаем – главным образом, собранием ленинских книг – тех заводских писателей и художников, которые лучше составили и лучше украсили свою стенную газету. Но в то же время, товарищи, эти же стенные газеты, сработанные от руки, напоминают нам о нашей бедности и о нашей культурной отсталости, о том – как много и много нам нужно учиться, чтобы выравняться культурно по передовым буржуазным странам, конечно, сохраняя и укрепляя наши социалистические основы. Наша пресса, и в том числе наши стенные газеты, выражают собою неизмеримо более высокую идею, чем те «идеи», которые развиваются буржуазной прессой. Но если вы возьмете, скажем, английские газеты со стороны разнообразия материала, умелости и привлекательности изложения, иллюстраций, техники, то вы должны будете сказать: как нам далеко до них! У них там, кроме больших газет, имеется множество мелких, специальных, посвященных особым интересам или нуждам профессии, корпорации или квартала и отражающим жизнь его со всех сторон. А мы вот вынуждены от руки создавать стенные газеты, которые выпускаем раз в месяц, а то и реже. Или сравним нашу печать с американской! У нас сейчас во всем Советском Союзе меньше 500 газет, с общим тиражом в 2 1/2 миллиона экземпляров. А в Сев. Америке около 20 тысяч газет, с тиражом свыше 250 миллионов экземпляров, т.-е., примерно, в сто раз больше, чем у нас. А ведь население в Соединенных Штатах меньше, чем у нас, миллионов на 20 с лишним! Эти цифры надо всегда иметь перед глазами: о собственной отсталости никогда забывать нельзя. В том-то и состоит, между прочим, зловещая сила некультурности, что она усыпляет сознание, а нам нужно иметь сознание всегда бодрствующее. Только тогда мы одолеем всех врагов и в том числе самого могущественного – нашу некультурность!

О критике и обличениях

В заключение я еще раз хотел бы сказать о критике и обличениях всяческих наших непорядков. Это одновременно и легкое и трудное дело. Легкое потому, что непорядков много, искать их не приходится, достаточно оглянуться вокруг себя; а трудное это дело потому, что причины непорядков очень сложны, и не всегда можно их сразу доискаться.

У нас все находится в процессе «налаживания». Самое словцо это – «налаживается» – у нас, как известно, в большом ходу. Владимир Ильич очень не любил этого слова и всегда иронически повторял его: налаживается… стало быть, не налажено, и неизвестно, когда наладится. Под словом «налаживается» скрываются нередко и неумелость, и рукосуйство, и ротозейство, но также и трудные внешние условия и всякие нехватки и недостатки. Отделить объективные причины непорядков от субъективных, беду от вины – очень нелегкое дело. Столь же нелегко дать общую оценку положения на заводе, или в школе, или в войсковой части: идет ли дело лучше, велики ли успехи и нужно ли руководителей хвалить или порицать? Можно взять одну и ту же фабрику и, по обследовании ее, дать две прямо противоположные картины: в одном случае перечислить все факты и явления непорядка, неустройства, неразумного использования труда или материала и пр., а таких фактов осталось еще множество! Но можно поступить и иначе: собрать воедино все улучшения, какие достигнуты за последние два-три года, а таких улучшений тоже немало, и если их собрать воедино, закрывши глаза на все прорехи, то получится очень отрадная картина.

Вот почему в наших сложных и трудных переходных условиях инспектору, ревизору, а следовательно и рабкору так легко стать жертвой собственного субъективного пристрастия, собственного критического произвола, а тем более – злой воли. Нужна очень большая вдумчивость, очень большая добросовестность, чтобы удержаться на правильной линии. А когда тот, кого инспектируют или пробирают в печати, видит только, что выводы у инспектирующего основываются на поверхностных впечатлениях и личных пристрастиях, то ясно, что такого рода проверка или проборка не движет вперед, а наоборот – убивает дух и разрушает дело.

Вот этой опасности рабкоры должны избегать, как чумы. Конечно, в своих суждениях и оценке рабкор будет нередко ошибаться: никакое дело не бывает без ошибки, а газетное – меньше, чем всякое другое. Но пристрастия, произвола и безответственности – вот чего не может и не должно быть у рабкора. Борясь с произволом, рабкор сам ни в каком случае не должен становиться источником произвола – в своих симпатиях, оценках и выводах. Чувство ответственности за выполняемую работу должно играть руководящую роль во всей его деятельности. Рабкор – орган общественной совести, который следит, который обличает, который требует, который настаивает. Иначе нельзя! Рабкор написал о непорядках и ждет, чтоб их устранили. Но их не всегда устраняют сразу. Вот тут-то и открывается только настоящее поле деятельности для рабкора. Самое простое после неудачи – махнуть рукой. Но рабкор-борец поступает иначе. Он знает, что подметить непорядок гораздо легче, чем устранить его. Он знает также, что газета действует не сразу, а изо дня в день, повторяя и нажимая. Рабкор пользуется какой-либо новой оказией и по-новому, с новыми обстоятельствами или подробностями, обличает тот же непорядок. Мало того, он и сам продолжает изучать вопрос, подходя к непорядку и с той и с другой стороны, чтобы яснее понять, где его корни, и чтобы ударить вернее по главной причине непорядка. Рабкору нужна выдержка, рабкору, как борцу, нужен характер. И в большой политике мы не сразу все завоевали: мы пережили десятилетия подпольной борьбы, потом 1905 год, потом поражение и опять подполье, потом пришли – 1917 год, Февральская революция, гражданская война… Величайшую выдержку проявила наша партия в революционной борьбе и этим победила. Рабкоры должны быть насквозь проникнуты этим духом коммунистической партии – духом борьбы, выдержки, революционного долга. Рабкор должен быть коммунистом, должен жить не буквой лишь, но и духом учения Ленина, которое есть постоянная критика и самокритика: на слово не верь, слухами не живи, проверяй цифры, проверяй факты, учись, критикуй, добивайся, борись с произволом и с чувством беззащитности, настаивай, повторяй, расширяй свой идейный захват, иди вперед и толкай вперед других, – только тогда будешь настоящий и подлинный рабкор! (Бурные аплодисменты.)

«Правда» N 183, 14 августа 1924 г.

Л. Троцкий. КАЛЕНЫМ УТЮГОМ!

Дело об убийстве селькора Малиновского[58] имеет огромное политическое и культурное значение. Нужно в это дело крепко вдуматься, нужно его понять.

Это уже не первое убийство низового рабочего или сельского корреспондента. Еще больше было случаев, когда дело не доходило до убийства, а ограничивалось застращиванием, преследованием, изгнанием и пр. По этому поводу в кое-каких белых изданиях раздавалось уже не раз злорадное хихикание: вот, мол, уничтожили свободу печати, теперь пожинайте плоды.

В такого рода беззубом злорадстве верно только то, что убийство Малиновского и другие подобные дела имеют теснейшее отношение к вопросу о свободе печати. Это есть действительно покушение на свободу печати, на нашу свободу печати, на свободу нашей печати, и в этом серьезная опасность.

В буржуазных государствах, т.-е. во всех государствах, кроме нашего, под свободой печати понимается право каждого гражданина, у которого есть для этого необходимый капитал, издавать газеты и книги и высказывать в этих газетах и книгах те мысли, которые разрешает высказывать буржуазное общество. Правда, и в среде буржуазных и мелкобуржуазных партий бывают разногласия насчет того, что можно и чего нельзя допускать в печати. Так, например, совсем недавно правительство Макдональда заявило, что незачем привлекать английского коммуниста Кэмпбелля[59] к суду, так как его революционные статьи пока еще неопасны для «демократии», т.-е. для господства буржуазии. Консерваторы же и либералы требовали немедленных кар за коммунистическую пропаганду. Но это, в конце концов, внутренний, почти что семейный спор. В основном же, т.-е. в том, что свобода печати кончается там, где начинается революционная опасность для существующего буржуазного строя, все они согласны. Но еще важнее, разумеется, то, что как при консерваторе Керзоне[60] или либерале Асквите,[61] так и при демократе-меньшевике Макдональде[62] английская печать находится полностью и целиком в руках капиталистов. Крупные капиталисты составляют в Англии ничтожную часть населения, а между тем из многих тысяч ежедневных газет им принадлежат все, кроме… одной, которая находится в руках партии Макдональда и колеблется между буржуазией и пролетариатом. Такое положение, когда могущественный пролетариат Англии, составляющий, по крайней мере, три четверти населения страны, имеет только одну газету, да и то находящуюся целиком под влиянием мелкой буржуазии, называется «свободой печати».