Дар Крома - Блэйд Хок

Палач проверил карман, камень на самом деле оказался на месте. Наконец раздался стон приходящей в себя синеглазой предводительницы разбойниц.

Нинус присел над Релминой, в одной руке держа кувшин с вином, в другой хороший кусок сыра.

— Привет крошка, соскучилась? — с набитым ртом поприветствовал немедиец Релмину.

Синие глаза яростно засверкали.

— Ах, ты скотина, да только освободи мне руки, и я тебя всего на куски изрублю…

— Теперь моя очередь, сладкая, — и ухмыльнулся самой мерзкой из улыбок и заткнул ей рот грязной тряпкой, подобранной здесь же.

— Меня все внимательно слушают? А ты?

Нинус повернулся к привязанной к столбу Герт, уже лишенной одежды. Впрочем, ее нагота немедийца ничуть не возбуждала, скорее даже, наоборот — от такой бесформенной туши мог возбудиться наверно только каторжник не видевший женщин лет пятьдесят…

— Наверно полагаешь себя очень опытной в деле палачества? Я тебе покажу как надо! Погоди-ка, по-моему, еще не все очнулись.

Нинус закатил мощную оплеуху Нати, приводя ее в чувство.

— Очнись мразь, ты мне в сознании нужна.

Девчонка клацнула зубами, пытаясь достать до горла немедийца. Тот легко уклонился и, засмеявшись, отвесил вторую оплеуху:

— Эх ты, жаба страхолюдная, даже этого не можешь, смотри, как пытать надо!

Нинус ухватил раскаленный уголек из костра щипцами, и засунул его в ухо Нати. Та заверещала совсем так, как недавно Эольв.

— Что не по нраву? А вот так?

Палач выхватил ветку из костра и подпалил спутанные волосы девчонки. Лохмы мигом сгорели, и в воздухе повис противный горелый запах.

— Ладно, оклемаешься, я продолжу. Эй, жирная! Как там тебя, ээ… Герт! Я вот думаю, ты просто позоришь это искусство! Ну, кто так кожу снимает? Человеческая кожа требует особого подхода, это ж тебе не баран. Вот смотри…

И Нинус принялся со всем тщанием надрезать кожу в нужных местах, толстуха лишь громко мычала.

— Вот как надо, тут, тут и тут. Снять кожу с груди сможет и деревенский дурачок на подхвате у скорняка. А вот это я называю искусством!

И подцепив надрезанный край на животе, принялся с натугой сдирать кожу с толстухи.

Со стороны Нати и связанных разбойниц раздался крик ужаса.

Палач встряхнул снятую кожу.

— Кому там не нравится? Сейчас новую сделаю, материала тут у вас хоть отбавляй, можно нехило приодеться, ну там камзол или колет сварганить… Хотя по-моему безрукавка очень неплохая вышла, ни одного шва! Только продубить надо. Я обычно советую на десять фунтов кожи три фунта дубовой коры, это в первые две седмицы, а потом как обычно…

После полной выделки можно носить хоть по праздникам, хоть по будням. Но наверно в Храм Митры в такой одежде наверно лучше не ходить, неправильно поймут, или коситься будут. Так вот, толстая, если хочешь доставить боль нуж…

— Остановись негодяй сколько можно! — раздался яростный крик Релмины, выплюнувшей кляп. Забирай свое барахло и проваливай отсюда!

— Ну, зачем же проваливай, мне у вас дико понравилось. Давно такого гостеприимства не встречал. А теперь помолчи, и до тебя разговор дойдет.

— Толстая, ты меня еще слышишь? Так вот для боли достаточно теперь тебя посыпать солью. Вот так. Хотя лучший результат дают муравьи. Ну да я думаю, ты привередничать не станешь.

Рука Нинуса нырнула мешочек с солью, найденный среди кучи награбленного и обильно обсыпала Герт. Ее глаза вылезли из орбит, она завопила. Рот без языка открывался как у рыбы, выброшенной на берег.

— Вот что такое боль. Ладно. Кто там следующий?

Связанные грабительницы, всего час назад потешавшиеся над изуродованным трупом купца в страхе старались забиться как можно дальше. Глаза Нинуса радостно сверкнули.

— Сэт и его змееныши! Я про свой топор забыл!

Обрадованный Нинус оглядел подвал в поисках колоды или пня, наконец, искомое было найдено, причем в характерных бурых разводах от неоднозначного употребления.

Заломив руки Нати, палач поволок ее к пню, придавил ее ногой и сноровисто махнул топором. Худосочные ноги обезглавленного тела судорожно застучали по полу.

Немедиец ногой отодвинул дергающееся тело и, взяв голову за ухо, положил ее прямо возле ног предводительницы.

Нинус работал как механизм, четко и без спешки, через двадцать минут возле пня громоздилась небольшая горка обезглавленных трупов, а вокруг Релмины были выложены полукругом головы ее товарок.

— Печень Нергала, аж вспотел! Ах да, чуть не забыл, Герт.

Толстуха так и стояла вытаращив глаза и оскалив гнилые зубы. Нинус ухватил ее за волосы, запрокидывая голову и рубанул топором.

— Вот теперь вся шайка в сборе!

И положил рядом с Релминой отрубленную голову бритунийки.

— Что ты собираешься сделать со мной? Произнесла безжизненно Релмина. Изнасилуешь, а потом снимешь кожу?

Нинус зашелся от хохота:

— Нет, крошка, пожалуй, наоборот.

Синие глазищи и так казавшиеся огромными стали еще больше.

— И не надейся, это слишком легкая смерть. Я тебя оставлю тут.

На лице Релмины забрезжила надежда, и она, поколебавшись, спросила:

— Рудник на самом деле был?

Палач жизнерадостно засмеялся и прошелся по подвалу, поливая маслом и поджигая все мало-мальски ценное. Под конец собрал в кучу у лестницы: остатки гнилой мебели, шелка, меха, кувшины, бочки, сверху всего этого он разлил масло для факелов. Затем нацепил свой доспех, забрал мешок с пожитками, сундучок и вылез по лестнице наружу. Лошадь стояла там, где он оставил, и была в полном порядке.

С помощью трута и кремня он разжег огонь и бросил промасленную ткань вниз. Яркое пламя принялось пожирать наваленную кучу барахла, постепенно ползя вверх по лестнице…

Немедиец дождался, пока лестница обрушилась, и перекрыл лаз несколькими обломками бревен.

«Ну и дура же Релмина. Нашла чему радоваться. Лестницы нет, еды тоже. Через пару дней будет, есть лягушек, а через неделю так, пожалуй, и своих прокисших подружек будет грызть с голодухи. Хотя возможно еще раньше сойдет с ума. Сэт с ней, надо выбираться на дорогу».

Глава XII

На прощанье, Авлий Лют Веракс дал Шанго, не бывавшему еще в этих землях, пару советов, кое-чем снабдил и кое о чем предупредил. Последнее касалось того, какой путь в Тарантию лучше избрать.

— Недалеко от того места, где кончаются владения моего рода, (ты поймешь где это по межевому столбу), — начал Авлий, — дорога раздваивается. Оба пути в итоге ведут в столицу. Однако выбирать по какому из них лучше поехать надо с умом.

— В чем же сложность? — спросил Шанго. — Та, что короче — всегда лучше! Или, — он улыбнулся, — обе дороги одинаковой длины?