Чаша Герострата - Наталья Николаевна Александрова

интереснее всякого сериала…

— Ладно, я вас вообще-то не за этим вызвала.

— А зачем?

— Во время своих… сеансов вы вот эту женщину, случайно, не видели? — И она придвинула ему фотографию Дарьи Безроговой.

Козлевич сконцентрировал внимание на фотографии и уверенно кивнул:

— А как же! Видел, и очень часто. Интересная особа. И жизнь у нее увлекательная. Один раз я даже наблюдал, как ее муженек привел домой постороннюю женщину и занимался с ней… ну, вы сами понимаете. А тут как раз она сама пришла… так что я говорю: иногда бывает интереснее сериала! Но после такого случая стало не так интересно, жизнь у нее стала однообразнее. Но я все равно наблюдал… кстати, не понимаю ее мужа. Она гораздо привлекательнее той особы, которую он привел…

— Ладно, ваши рассуждения меня не интересуют. Вот наблюдения — это другое дело. Вот, скажем, что вы можете сказать о ночи с двадцать пятого на двадцать шестое августа?

— Одну минуточку… — Козлевич взял свой журнал наблюдений, перелистал его, нашел нужную страницу. — Значит, говорите, с двадцать пятого на двадцать шестое… вот она, эта страничка!

Он склонился над тетрадкой и прочитал:

— «Пришла домой в двадцать один двадцать…».

— Постойте, Козлевич. Вы уверены, что это была именно она?

— Само собой, уверен.

— А как вы это определили? Ведь расстояние между вашими окнами большое.

— А бинокль?

— Значит, все же был бинокль?

Козлевич замялся.

— Ну ладно, ваш бинокль меня не интересует. Продолжайте…

Козлевич облегченно вздохнул и продолжил:

— Значит, «поужинала… сидела перед телевизором до двадцати трех… переоделась ко сну… ночная рубашка кремового цвета, короткая… даже очень короткая…»

— Вот этих подробностей не надо! А хотя… пожалуй, как раз они могут послужить доказательством… читайте дальше.

— Значит, «кремового цвета, короткая… — с явным удовольствием повторил Козлевич. — Погасила свет».

— И больше не вставала?

— Встала только утром, в семь тридцать. И то только потому, что, как я понимаю, к ней в дверь звонили. И даже стучали. А потом появились эти… ваши…

— Откуда вы знаете, что наши?

— Ну как же! Кричали на нее, по квартире шастали, все шкафы пооткрывали, все вещи повыкидывали на пол. Да потом так и ушли. И ее увели.

— Ладно, Козлевич, сейчас я оформлю ваши показания протоколом и вы его подпишете.

— Всегда готов выполнить свой гражданский долг!

— Только смотрите: чтобы впредь больше никаких наблюдений!

— Но как же… а если вам снова понадобятся мои наблюдения? Исключительно для дела!

— Не понадобятся!

Оформив показания Козлевича и отпустив его восвояси, Акулова задумалась.

С такими свидетельскими показаниями она может отпустить Безрогову. Все обстоятельства говорят о том, что она непричастна к убийству в больнице, но что кто-то постарался навести на нее подозрения и подбросить улики.

И что этот кто-то — и есть настоящий убийца…

А у Безроговой — алиби, как сказала она, что была дома всю ночь, так и оказалось. Этот, подглядывающий, конечно, козел, каких мало, то есть фамилии своей полностью соответствует, однако наблюдение у него поставлено безукоризненно, все, что увидит, — тут же в тетрадочку заносит. И ничего не перепутает.

И вот что теперь делать? Подозреваемых-то нет… Но кто-то же эту Сарафанову убил…

Следователь Акулова снова глубоко задумалась.

И тут она вспомнила недавний разговор со своим коллегой, капитаном Капитоновым.

Капитонов жаловался, что у него было на руках дело — тоже, кстати, об убийстве. И в этом деле была подозреваемая, на которую однозначно указывали все обстоятельства. И он, Капитонов, уже готов был дело закрыть, но тут у этой обвиняемой обнаружилось неопровержимое, надежное алиби.

«И пришлось мне все начинать сначала. Так обидно, понимаете! Такое впечатление, что кто-то нарочно на нее навел подозрения и все улики подбросил…»

Тогда Акулова посоветовала коллеге разобраться с этими подброшенными уликами. Наверняка тот, кто их подбросил, — и совершил убийство…

И вот теперь у нее в работе точно такое же дело…

На первый взгляд в нем есть очевидная подозреваемая, но при внимательном изучении оказывается, что ее кто-то подставил.

Тут Акулова решила поговорить с той, капитоновской, подозреваемой: может, найдет еще какое-то сходство со своим нынешним делом, которое поможет в расследовании.

Потому что на первый взгляд два этих дела ничем не были между собой связаны, но развитая интуиция Акуловой подсказывала ей, что связь между ними имеется. Нужно с тем делом подробнее ознакомиться, чтобы потом, на допросе, быть во всеоружии.

На следующий день рано утром я позвонила Кире Яковлевне и договорилась с ней о встрече в небольшой уютной кофейне на Петроградской стороне.

— Как у вас дела, невестка не появлялась? Где она живет-то?

— Звонила вчера поздно вечером, сказала, что это последнее китайское предупреждение, что поручила дело толковому адвокату и теперь будет общаться со мной только через него. Через этого… как его… Костина. Я спросила, отчего она не ночует в квартире, она ответила, что это не мое дело. Вот я и думаю: может, она решила меня извести? Подошлет кого-нибудь ночью, он меня и придушит подушкой. И скажут, что сердечный приступ… А у нее алиби…

— Ну, вряд ли она будет действовать так открыто, но все же… невестка ваша — баба мерзкая, ради квартиры на все пойдет. Так что будем действовать быстро. Все обсудим при встрече.

— Ой, но я могу только после двенадцати, меня вдруг срочно на работу вызвали, Фараонову какой-то отчет понадобился.

— Будьте осторожны, все время находитесь рядом с сотрудниками, чтобы вас видели, ладно?

Теперь мне снова нужен был Лелик. Время было подходящее, чтобы с ним повидаться. Но мне вовсе не хотелось столкнуться возле работы с кем-нибудь из сослуживцев (кроме Лелика, конечно). Поэтому я постаралась как могла изменить внешность. Правда, я не большой мастер маскировки, но надела темные очки, бейсболку, под которую спрятала волосы.

В таком виде я пришла в заведение с забавным названием «Тетя Маша».

В этом заведении кормили неплохо и недорого, и Лелик регулярно посещал его перед работой.

Я увидела его, едва вошла в зал.

Он сидел за столом в одиночестве, окруженный множеством тарелок и блюдечек.

— Приятного аппетита, — проговорила я вполголоса, подсев к нему за стол.

— А? Что? — Он удивленно уставился на меня, но тут же расплылся в улыбке: — Это ты, Полька! А я тебя сразу не узнал!

— Так и было задумано.

— А чего ты на работу не ходишь? Другое место, что ли, нашла?

— Нет, у меня просто неприятности.

— Правда? А я тебе могу чем-нибудь помочь?

— Очень даже можешь! Именно для этого я и пришла.

— Да? А я думал, просто повидаться захотела…