Гнездо ласточки - Татьяна Тронина

И вот именно после того страшного известия Ольгу и стало трясти. Женщине хотелось плакать, хотелось в слезах, в рыданиях, в крике выплеснуть свою тоску по умершей дочери, но она боялась.

Она боялась ласкового голоса мужа, его внимательных глаз, его рук, тянущихся погладить ее, обнять… Ведь одно неловкое движение с ее стороны, одно слово невпопад – и он сорвется. И чем нежнее Игорь сейчас, тем страшнее будет его гнев – потом, тогда, когда Ольга оступится…

Так случалось и раньше. Периоды безумной любви сменялись периодами ненависти – муж кричал, что она не ценит его отношения к ней, что она специально провоцирует его… И вершил наказание, бил ее.

Но как сейчас сдержаться, ведь родная доченька погибла! И никогда Ольга ее не увидит больше…

Обо всем этом женщина думала, лежа в супружеской постели рядом со спящим Игорем. И чем дальше, тем сильнее колотило Ольгу.

Она тихонько встала, бесшумно пробралась на кухню. «Господи, господи… Вот бы умереть! Тогда мы с Кирой были бы вместе на том свете! А Геля? Как Гелечку оставить?!»

Мысли о смерти преследовали Ольгу всегда, на протяжении тридцати лет ее брака. Смерти женщина не боялась, но сначала переживала за старшую дочь, теперь вот – что тогда будет с младшей?

– Кира. Кира, девочка моя… – пробормотала Ольга, наливая в стакан воды, чтоб выпить успокоительного. Руки ходуном ходили, глаза застилали слезы. И трудно, почти невозможно себя сдерживать.

– Будь ты проклят, – прошептала она. – Будь ты проклят!

Стакан выскользнул из ее рук, со звоном разбился о кафельный пол. Через несколько секунд на пороге кухни появился Игорь.

– Что случилось? – шепотом спросил он.

«Стакан разбила», – хотела произнести Ольга, но не смогла. Горло перехватило.

– Чего ты трясешься? – сухо спросил муж. – Чего ты все трясешься? Оля. Оля, ты можешь мне объяснить?

Она не могла. Боль разрывала ее изнутри.

– Оля, не молчи.

– Я тебя не-на-вижу…

– Что?

– Я тебя ненавижу… – с трудом, почти беззвучно произнесла женщина. – Ты ее убил. Ты. Ты ее в лесу оставил – нарочно, я знаю. Чтобы она там… погибла! Ты ее убил!..

Лицо у Игоря застыло. Он смотрел на жену светлыми, прозрачными, чистыми глазами. В них плескалось разочарование.

– Вот ты как… – печально произнес он. – Вот ты как за все хорошее… За все то, что я для тебя сделал. А я ведь пылинки с тебя сдувал, надышаться на тебя не мог. Неблагодарная, – с горечью сказал он. – Неблагодарная ты. Дрянь ты самая настоящая…

– Ты убил ее. Ты!

Взмах его руки, почти незаметный. И сразу хруст. Ольга почувствовала острую боль в носу, закашлялась, давясь кровью, которая хлынула из ноздрей. Еще удар. Удар.

Она упала, на некоторое время потеряв сознание.

Очнулась.

– Я все скажу, – хрипло произнесла она. Села, держась за голову. Комната вертелась перед ее глазами, и вокруг – точно разноцветный фейерверк сверкал. – Я больше не стану молчать. Я всем скажу, что ты садист. Я скажу – ты убил дочь.

Игорь стремительно наскочил, ударил Ольгу ногой, куда-то в бок. Кажется, он уже не мог сдерживаться, поэтому перегнул палку.

– А… – на миг Ольга перестала дышать, ее затошнило. – Бей… Тебя посадят. Бей сильнее, слышишь! Ты уже не отвертишься…

– Папочка… Папочка, не бей маму! – тоненько заскулила из-за двери Геля.

– И ты… – развернулся к двери Игорь с явным намерением расправиться и с младшей дочерью.

– Только посмей ее тронуть… – кашляя, закричала Ольга. – Я молчать не буду… Только посмей!

Женщина уже дошла до той точки кипения, что уже ничего не боялась. Но, как ни странно, Игорь почему-то слушался ее, он не рискнул продолжить избиение. И не стал бросаться на Гелю.

Лишь прошептал с ненавистью:

– Предательницы… Вы все предательницы. Гадины…

Выскочил из кухни через другую дверь.

– Геля… – позвала Ольга.

В кухню прибежала младшая дочь, помогла матери встать.

– Мамочка, мамочка, мамочка…

– Тихо, детка, тихо. Мне не больно. Смочи водой полотенце, пожалуйста…

Кое-как вытерев кровь, Ольга принялась плакать.

Она оплакивала смерть своей старшей дочери, Киры.

И уже не сдерживалась.

* * *

Еще никогда отец так сильно не избивал мать. Вернее, он бил ее и раньше с неменьшей силой, но еще никогда следы избиения не были столь явны.

Геля рыдала от страха за мать, от страха за свою жизнь. И тоже оплакивала смерть Киры.

Старшая сестра казалась девочке чудесной волшебницей, которая появилась здесь, чтобы спасти их всех – Гелю и маму. И Тим, рыжий, словно воин из сказки про викингов, сильный и добрый…

Но Тим заболел, а Кира погибла.

Происходящее напоминало страшную сказку, такую страшную и грустную, что будущее представлялось теперь сплошной черной ночью. Когда даже рассвета ждать бесполезно…

– Геля, еще полотенце.

Мама говорила с трудом, дышала ртом. У нее сначала из носа текла кровь, а потом просто розовые пузыри. Она была бледной, то и дело закатывала глаза.

– Мамочка… Мамочка, что мне делать?

– Все хорошо. Мне не больно. Он больше не посмеет… – глухо произнесла мать. – Дай мне поспать. Я очень хочу спать.

Мать уснула здесь же, на кухне, на узком диванчике. Геля сидела рядом, прислушивалась к ее хриплому, горловому дыханию.

Отец находился все еще в доме. Но не возвращался сюда, на кухню. Вытягивая шею, Геля прислушивалась к каждому звуку.

И вздрогнула, услышав в глубине телефонную трель.

Девочка на цыпочках подобралась к двери, прислушалась.

– Алло, – спокойный голос отца. – Кто? Откуда, из больницы? Ты по поводу Обозова, что ли? – удаляющиеся шаги.

Обозов – жених Киры. Какие-то новости о нем? Отец не пускал Гелю с Ольгой в больницу к Тиму, он вообще запретил им выходить со двора. А вдруг Тим тоже умер?! Или, наоборот, он выздоровел и теперь хочет спасти Гелю и ее маму?

Геля выскользнула из кухни, побежала по коридору, стараясь, чтобы ни одна половица под ногами не скрипнула. Она понимала, что, если отец узнает, что она подслушивает, – накажет. Она здорово рисковала сейчас, но ничего не могла с собой поделать.

Потому что Тим был тем единственным, кто мог их с мамой спасти. Что там, с Тимом?

– Корзинкин, ты бредишь. Она жива? Сама пришла, на своих двоих? Ты ничего не путаешь? Этот рыжий придурок ее нашел? Ты уверен? А с ним-то что? Понятно… А она где? Куда? Слушай, ну ты хотя бы видел, в какую сторону она пошла? В сторону Краснопетровской? Поня-атно. Ну, спасибо тебе. Давай, да, давай.

«Она жива?» С каким выражением это было сказано… ОНА ЖИВА??? Отец не назвал имени, кто именно эта «она», но он говорил о больнице, о «рыжем придурке» – значит о Тиме (отец его ненавидел). Но кого еще мог искать Тим? Только Киру. Значит, Тим нашел Киру.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});