Домой возврата нет - Томас Вулф

Несколько минут назад, отдав горничной пальто и шелковый цилиндр, он утомленной походкой вошел в гостиную и направился к хозяйке. Сразу видно было, что он относится к Эстер Джек с неподдельной нежностью. Пока она беседовала с Мэри Хук, он молча заботливо глядел на нее, словно благодушный ястреб. Он не сводил глаз с ее лица. Под крючковатым носом пряталась улыбка; потом он взял морщинистой лапой ее маленькую руку и принялся легонько поглаживать атласную кожу повыше кисти. Была в этом и откровенная стариковская ленивая чувственность, и в то же время удивительная отеческая мягкость. Видно было, что этот человек обладал на своем веку многими прелестными женщинами и еще не разучился их ценить и восхищаться ими, но уже перешел от сильных страстей к родственной благожелательности.

И так же отечески благожелательно он заговорил.

— Вы премило выглядите! — сказал он. — Вы нынче прехорошенькая! — Он все улыбался своей ястребиной улыбкой и все поглаживал руку миссис Джек. — Цветет, как роза! — докончил он, по-прежнему не сводя с нее стариковских усталых глаз.

— О, это вы, Джейк! — удивленно и радостно воскликнула она, словно только сейчас его заметила. — Как мило, что вы пришли! Я и не знала, что вы вернулись. Я думала, вы еще в Европе.

— Был, да сплыл! — усмехнулся старик.

— Вы чудно выглядите, Джейк! Путешествие пошло вам на пользу. Вы похудели. Наверно, лечились в Карлсбаде, да?

— Нет, я не лечился, — с важностью сообщил старик. — Я соблюдал убиету…

Эстер Джек бурно расхохоталась. Вся красная, еле держась на ногах, она ухватилась за Роберту Хайлпринн и беспомощно простонала:

— О, господи! Нет, ты слышала? Он сидел на диете! Ручаюсь, она его чуть не прикончила! Ведь он так любит поесть!

Мисс Хайлпринн превесело фыркнула, по приветливому лицу ее расплылась широчайшая улыбка, так что глаза превратились в чуть заметные щелочки.

— Я соблюдал убиету с самого отъезда, — сказал Джейк. — Уезжал я совсем больной. А вернулся на английском пароходе, — докончил он самым грустным тоном, но с такой многозначительной усмешкой, что обе женщины неудержимо расхохотались.

— Ох, Джейк! — воскликнула Эстер. — Как же вы, бедняжка, исстрадались! Я ведь знаю, вы всегда не слишком жаловали английскую кухню!

— Ну, теперь я ее жалую еще в десять раз меньше, — горестно и покорно молвил старик.

Она опять зашлась от смеха, потом насилу выговорила:

— Брюссельская капуста?

— Она самая, — пресерьезно подтвердил Джейк. — Та же самая, которой меня там кормили десять лет назад. В эту поездку я у них видел брюссельскую капусту, которой место в Британском музее. И еще они кормят все той же доброй старой рыбой, — прибавил он, многозначительно усмехаясь.

— Рыбка из Мертвого моря? — проворковала Роберта Хайлпринн и расплылась в улыбке и стала похожа на Будду.

— Нет, — печально возразил старик, — рыба Мертвого моря для них недостаточно мертвая. Теперь они подают на стол вареную фланель — да еще под добрым старым соусом!.. Помните этот их прекрасный соус? — И он так ехидно усмехнулся, что миссис Джек снова вся затряслась в приступе неодолимой веселости.

— Это вы про тот жуткий… безвкусный… мутно-желтый клейстер? — спросила она сквозь смех.

— Вот именно. — Старик устало покивал, у него был облик утомленного жизнью мудреца. — Вот именно… Вы угадали… Они и сейчас кормят тем соусом… Так что всю обратную дорогу я сидел на убиете! — Впервые с начала разговора в его томном голосе послышалась нотка оживления. — Карлсбад просто ничто по сравнению с убиетой, которую мне пришлось выдержать на английском пароходе. — Он чуть помедлил, усталые глаза его блеснули язвительной насмешкой. — Такая еда годится только для несчастных христиан.

Это упоминание об иноплеменниках, в котором сквозила пренебрежительная усмешка, как-то по особенному соединило всех троих, и внезапно они предстали в новом свете. На губах старика играла чуть заметная умная и холодная улыбка, а женщины веселились безмерно, и все они отлично понимали друг друга. И теперь видно было, что они по-настоящему заодно — дети древнего, одаренного, всезнающего племени, — и со стороны, отчужденно, с насмешливым презрением глядят на темных и невежественных людей иной, низшей породы, не причастных к их познаниям, не отмеченных той же печатью. И тотчас оно миновало — мгновенье, в котором сказалась их извечная обособленность. На лицах женщин теперь светилась лишь спокойная улыбка, все трое вновь принадлежали всему миру.

— Бедняжка Джейк! — сочувственно промолвила Эстер. — И худо же вам было! — И вдруг, вспомнив, восторженно воскликнула: — А Карлсбад красив просто до невозможности, правда?.. Знаете, ведь когда-то мы с Берти там побывали! — При этих словах она ласково взяла Роберту под руку и весело, оживленно продолжала: — Я вам никогда не рассказывала о той поездке, Джейк?.. Это было чудесно! О, господи! — громко рассмеялась она и повернулась к улыбающейся подруге. — Разве можно забыть те первые три-четыре дня, Берти? Помнишь, какие мы были голодные? Думали, что больше не выдержим! Вот был ужас, правда? — И серьезно, даже с недоумением попыталась объяснить: — А потом… сама не знаю… это очень странно… но мы как-то привыкли, правда, Берти? Первые дни были просто ужасные, а потом стало вроде как все равно. Наверно, от слабости, что ли… Я знаю только, что мы с Берти три недели не вставали с постели — и после первых дней это было уже не так страшно. — Она вдруг от души рассмеялась. — Я помню, мы совсем замучили друг друга — все вспоминали разную самую вкусную снедь. Мы тогда задумали: как только закончим курс лечения, сразу пойдем в какой-нибудь шикарный ресторан и закажем громаднейший, роскошнейший обед!.. Ну и вот, — она опять засмеялась, — хотите верьте, хотите нет, настал день, когда лечение кончилось и доктор нам разрешил встать и поесть… а мы с Берти еще несколько часов лежали и мечтали о разной вкусной еде. Это было чудесно! — Она сжала кончики пальцев и комически причмокнула, изображая наслаждение от чего-то неслыханно лакомого, и восторженно взвизгнула, как маленькая, сощуренные глаза ее весело блестели. — Вы и не слыхали про все вкусности, которыми мы с Берти собирались объедаться. Мы решили устроить самый настоящий пир!.. Ну и вот, наконец мы встали и оделись. И подумать только! Мы до того ослабели, едва держались на ногах, но все равно надели свои самые нарядные платья и наняли по такому торжественному случаю «роллс-ройс» и шофера в ливрее! Уж наверно, вы за всю свою жизнь не видали таких шикарных дам! Мы уселись в машину и покатили прямо как королевы. Велели шоферу отвезти нас в самый дорогой, роскошный ресторан. И он отвез нас за город, там было очень красиво. Этот ресторан был как настоящий замок! — Она оглядела слушателей сияющими глазами. — Нас увидели еще издали и, наверно, решили, что мы члены королевской семьи, так они все переполошились. Лакеи выстроились в ряд чуть ли не на полквартала и все время кланялись и расшаркивались. О, это было великолепно! Ради такого стоило мучиться, выстрадать весь этот курс лечения… Ну и вот! — Она обвела собеседников взглядом и испустила тяжкий вздох, исполненный глубочайшего уныния и разочарования. — Хотите верьте, хотите нет, сели мы наконец за стол, и оказалось, кусок не идет в горло! Мы так долго мечтали об этом пиршестве… так старательно, до мелочей продумали меню… а только всего и съели, что по яйцу всмятку, да и то целиком не одолели! И уже сыты вот так! — Она провела маленькой рукой поперек горла. — Мы чуть не расплакались от огорчения! Как странно, правда? Наверно, пока сидишь на голодной диете, желудок съеживается и становится совсем крошечный. Столько дней лежишь в постели и все думаешь, какой огромный обед уплетешь, как только встанешь, а когда садишься за стол, не можешь даже справиться с несчастным яйцом всмятку!

Миссис Джек замолчала, пожала плечами и развела руками с такой забавной недоумевающей миной, что все вокруг рассмеялись. Даже усталый, видавший виды старик Джейк Абрамсон, который, в сущности, вовсе и не слушал ее оживленных речей, а только все время с застывшей улыбкой смотрел ей в лицо, теперь улыбнулся чуть теплее, прежде чем отойти и заговорить с другими.

Мисс Хайлпринн и миссис Джек остались вдвоем посреди гостиной — два столь разных и столь ярких олицетворения богато одаренной женской натуры. Каждая была словно создана для своей роли. Каждая превосходно с нею освоилась и нашла способы полней и свободней, без помех, проявить свой талант.

Мисс Хайлпринн была женщина весьма достойная, и это явственно читалось во всем ее облике. Прирожденный организатор, она умела наладить любое дело, и с первого взгляда ясно было, что в передрягах и стычках практической жизни эта любезная дама даст сто очков вперед всякому мужчине. В ней было что-то маслянистое — маслянистость горючего, которое наделяет жизнью и движением самые мощные моторы.