Поваренная книга волшебной академии - Лариса Петровичева

истории магии, чистит Герберта в саду, но больше не пытается нападать исподтишка. А Джон? Он поедет со мной на конкурс — от одной этой мысли все в душе поднималось соленой волной восторженного ужаса…

Меня ударило в лоб, и голову наполнило звенящей болью. Открыв глаза, я потерла место удара и призналась:

— Больно.

Анжелина понимающе кивнула.

— Больно, да. А ты что думала? Когда тобой займутся люди посерьезнее — еще и не так получишь. Успокойся. Не выкидывай все мысли из головы, просто представь что-то хорошее. Приятное. Сконцентрируйся на этом ощущении и не позволяй тому, что в тебе, выбраться на волю. Сосредоточься.

Я кивнула и снова закрыла глаза. В глубине души что-то шевельнулось — словно холодная змея проснулась и подняла голову, пытаясь понять, где находится, и что происходит. Нет, нет — я буду спокойной, словно лодка на тихой реке. Что бы такое представить? Весенний сад в белом кружеве, когда каждое дерево стоит, словно невеста, окутанное цветочным ароматом и жужжанием пчел…

Этот сад вдруг предстал передо мной, как наяву. Я стояла под яблоней, ветер поднимал невесомые лепестки и нес их, словно снежные хлопья, и Джон смотрел мне в глаза так, что я не могла отвести взгляда. Змея в душе сверкнула рубинами глаз, но не шевельнулась. Я смотрела на Джона, кругом была весна, мир раскинулся от края до края, зеленый, яркий и свежий, переполненный нежностью и любовью — и мы были частью этого мира, важной, неотъемлемой частью.

— Отлично! — услышала я голос Анжелины и, открыв глаза, увидела, что моя рубашка дымится на плече. Я похлопала по нему и спросила:

— Что случилось?

— Два заклинания рассыпались на подлете, третье слегка задело. Думай о хорошем, Майя, — Анжелина ослепительно улыбнулась, и мне показалось, что она потихоньку свыкается с чужой магией. — О хорошем, о приятном. Не позволяй тому, что в тебе, поднять голову.

— Мне видится змея, — призналась я. — Противная такая змея.

— У всех некромантов она есть, — небрежно сказала Анжелина. — Давай еще раз.

Вокруг ее пальцев засветились огоньки — это были уже новые заклинания, от них веяло опасностью, и я невольно представила, сколько дыр во мне они сейчас наделают. Нет, надо закрыть глаза, представить весенний сад и нас с Джоном. Мы не сможем быть вместе — глупо вообще об этом думать, мирр ректор просто относится ко мне по-человечески, а я набросилась на его вежливую доброту, словно голодный на миску с кашей. То, что он рассказал мне о своей юношеской любви, сейчас было похоже на намек и предостережение: нам лучше не делать глупостей. Нам лучше не соваться туда, откуда мы не сможем вынести.

Но я помнила, как мы смотрели друг на друга — и это было намного сильнее и больше, чем…

Заклинание снова ударило меня в лоб. Решив, что там скоро вырастет шишка, я вздохнула, открыла глаза и призналась:

— Простите, миррин Анжелина. Я что-то не о том задумалась.

— Выброси из головы те вещи, которые могут тебя волновать, — посоветовала Анжелина. Тао встревоженно смотрел на нее — переживал, как бы ей не стало хуже из-за тренировки. — Держи равновесие, запоминай то чувство, которое ему помогает. И вспоминай сразу же, как только появится хотя бы намек на опасность.

— Может, на сегодня достаточно? — не вытерпел Тао и чуть ли не с мольбой добавил: — Ты очень бледная, тебе лучше прилечь.

Анжелина снова бросила свирепый взгляд в его сторону, но я поддержала принца:

— Он прав, миррин Анжелина. Я поняла про это чувство, запомнила его. Буду вызывать почаще.

Какое уж тут может быть равновесие, когда я думаю о Джоне и наших вечерних посиделках на кухне, которые уже стали традицией. Не могу не думать. Это слишком важно и слишком нужно.

Неужели это и есть любовь?

— У тебя еще две пары сегодня, — напомнил Тао. Анжелина поднялась со стула, он тотчас же подхватил ее под руку и спросил: — Может, лучше будет их отменить?

— Может, лучше тебе помолчать? — хмуро поинтересовалась Анжелина и, каким-то плавным, почти танцевальным движением освободив руку, кивнула мне на прощание и вышла в коридор. Тао смотрел ей вслед почти со слезами на глазах.

— Ну вот такая она, — едва слышно произнес он. — Понимаешь, ей очень трудно принять потерю магии. Мою помощь. Она не может быть слабой, даже мысли о слабости не допускает…

— Ты уже сделал ей предложение? — так же негромко спросила я. Тао кивнул.

— Она сказала, что должна подумать. Нет, я ее прекрасно понимаю! Все это надо принять, привыкнуть к тому, что случилось, что я теперь буду рядом. И она ведь не отказала!

Мы вышли в коридор — Анжелина стояла в компании Виктора возле доски с расписанием, он держал ее за руку, и возле из запястий струились нити зеленоватого тумана. Сквозь плиты пола пробивалась весенняя трава, и я поняла, что это была магия жизни.

— А твой отец? Ты ему написал?

Тао только рукой махнул.

— Написал, да. Он рвет и мечет. Прислал одно письмо с приказанием обрить голову. В Чинской империи это знак несмываемого позора. А потом прислал второе, когда немного поостыл. Надеялся, что я не обрил голову, сказал, что мой поступок достоин принца, и что это высшая любовь, отдать себя за другого. Он одобряет наш союз, Анжелина будет чинской принцессой.

Я не могла с этим не согласиться — да, это и была настоящая любовь. И да, если бы Джону потребовалась моя магия, я поступила бы точно так же — в этом не было какого-то особенного подвига, это в самом деле была любовь. Отец Тао был прав.

Стебли травы поднялись почти до колена Анжелины, и на ее щеках проступил едва заметный румянец. Во взгляде Тао появилось облегчение.

— Когда ей станет получше, мы уедем отсюда. У моря Цзиань климат гораздо приятнее, чем здесь. Сосновый заповедник, свежий воздух, тишина… Анжелине там будет намного лучше. Там моя личная резиденция. Конечно, ей далеко до отцовских замков, но тоже ничего себе.

Я представила дом Тао на берегу моря — чинская архитектура похожа на окаменевших живых существ. Вот вышел из воды дракон, свернулся на песке, и на его месте возник дворец с бесчисленными башенками, стрельчатыми окнами и изящными балконами.

— Там, конечно, лениво и особенно нечем заняться, — продолжал Тао. — Что ж, будем читать книги, рисовать тушью на шелке… ну а потом воспитывать наших детей.

Я рассмеялась и дружески толкнула его в плечо.

— Ты уже и об этом размечтался?

— Почему бы