Миллион в кармане - Андрей Дышев

– Теперь диакон! – сказал усатый и толкнул мою голову пистолетом, словно эти слова относились ко мне. – Знимай сорочку!

Батюшка, все еще сокрушенно качая головой, расстегнул пуговицы и стащил с себя рубашку, оголив загорелое худое тело.

Я уже просунул в тайник всю ладонь, и лихорадочно мял пальцами поролон.

– Открывай ворота гаража! – приказал усатый батюшке.

Отец Агап потоптался на месте, будто надеялся, что усатый сейчас одумается, и медленно побрел к воротам своей недавней тюрьмы. Со скрипом открыл тяжелую створку и, повернувшись лицом к машине, встал на пороге. Лада не стала дожидаться приказа, подняла с травы свою куртку и рубашку батюшки и независимой походкой пошла к гаражу.

– Надо ж, какая она дисциплинированная! – усмехнулся усатый.

– Дело не в дисциплинированности, – ответил я. – Просто она отходит подальше от опасного места.

– Что? – возмутился от моей фривольности усатый. – Какого опасного места? Ты что там бормочешь?

Не оборачиваясь, я кинул в него кольцо с болтающейся на нем предохранительной чекой.

– Поймал? – спросил я, поднимая над головой кулак, в котором сжимал гранату. – Теперь лови остальное…

Усатый не успел понять, что я всего лишь нехорошо шучу и прощаться с жизнью не намерен. Он сдавленно крикнул, словно получил удар в солнечное сплетение, и машинально прикрыл лицо руками. Ствол его пистолета теперь смотрел в потолок машины, и мне ничто не помешало с разворота врезать ему кулаком в переносицу, используя гранату как кастет. Я, конечно, здорово рисковал, граната от удара могла выпасть из ладони, и тогда мы оба взлетели бы на воздух, но зато усатый стал дисциплинированным и, не сопротивляясь, тотчас отдал мне пистолет.

Я выскочил из машины, сжимая в одной руке гранату, а в другой пистолет, и, думая только о том, как бы поставить чеку на прежнее место и разжать немеющие пальцы, нетерпеливо постучал ногой по заднему колесу:

– Вылезай! Чего притих?

Лада уже ломала кусты смородины, отыскивая свой «макаров». Батюшка, вооружившись молотком, спешил ко мне. Усатый приоткрыл дверь и с опаской посмотрел на меня.

Лада подбежала к нам, нашла под сиденьем чеку от гранаты и подошла ко мне.

– Вставляю, – сказала она, продевая «усики» в отверстие, как нитку в иголку. Затем загнула концы и похлопала меня по побелевшим пальцам: – Все, расслабляйся! Отдай мне эту штучку.

Я не без труда разжал пальцы. Лада взяла гранату, свинтила запал и рассовала детали по разным карманам куртки.

Мы обступили усатого. Я вернул ему пистолет, предварительно вытащив из него магазин с патронами. Усатый воспринял этот жест как проявление доброй воли, и с его лица сошло выражение затравленного зверя.

– Где твой хозяин? – спросил я.

– Нема у меня никакого хозяина, – ответил усатый таким тоном, словно я задел его достоинство.

– Я имею в виду твоего дружка Олега, – уточнил я.

– В гробу я видал такого дружка! Этот скот держит нас за баранов! – ответил он и со злостью добавил: – Предложил хорошо заработать, а расплатился медяками.

И он вытащил из кармана латунную копию из судакского музея и кинул ее мне.

Я поднял монетку.

– Красивая штучка. Похожа на золотую.

Усатый усмехнулся.

– Подделка! Этим золотом хлопцы поклялись набить его рот. Настоящее золото зарыто в другом месте. И копать Олег пошел со своей бабой. А нас «кинул». Мы такое не прощаем. Кровью харкать будет.

– А куда он пошел? Ты знаешь, где это место?

Усатый отрицательно покачал головой.

– Если б знал, то давно б выловил.

– И что ты здесь один делаешь?

– Дом стерегу. А хлопцы лес прочесывают… Только безнадежное это дело.

Я взглянул на батюшку. Его лицо, обрамленное седыми протуберанцами волос, помертвело. Я подумал, что если так остро воспринимать случившееся, то к утру обрастут волосами лоб, нос и щеки, и тогда голова батюшки будет напоминать кокосовый орех. Лада, поджав губы, постукивала ногой по колесу машины. В отличие от священника, который совсем упал духом, она была переполнена злостью, и мне казалось, что она вот-вот кинется на усатого и вцепится ему в глаза.

Я хлопнул по плечу усатого.

– Давай ключи от машины!

Тот без пререкательств полез в карман и кинул мне брелок с ключами. Я сел в кабину, завел в мотор и, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать ругаться матом, вдавил кулаком кнопку сигнала. По лесу покатился пронзительный вой сирены.

– Поехали! – крикнул я Ладе и батюшке. – Тошно смотреть на ваши лица!

Глава 50

Потемнело так, словно внезапно началось затмение солнца. По дороге потекли грязные ручьи. Где-то над верхушками елей оглушительно шарахнула молния. Я сбавил скорость и включил фонари. Переваливаясь с боку на бок, «Опель» медленно катился по разбитой грунтовке.

Батюшка, сидя за мной, безотрывно смотрел в окно, запотевшее от его дыхания. Лада, откинувшись на спинку сиденья, делала вид, что спит. Я протянул к ее щеке руку и коснулся нежной кожи.

– Откуда у тебя пистолет, ягодка? – спросил я.

– От верблюда, – ответила ягодка, не открывая глаз.

– А для чего он тебе?

Лада покосилась на меня и опять вздохнула.

– Орехи колоть! Для чего же еще!..

Лада молчала. Батюшка стал скрипеть пальцем, протирая им запотевшее стекло. На машину обрушился настоящий водопад.

– Как вы думаете, Кирилл Андреевич, – подал голос батюшка, – Марина еще жива?

– Думаю, что да, – ответил я.

– А чем мы можем ей помочь?

Я скрипнул зубами. У меня не было ответа. У меня не было даже какой-нибудь фантастической идеи. Олег, Марина и профессор уже больше суток шли по Карпатам, и поиск их был равнозначен поиску монеты, выброшенной с корабля в море, и ничто так не раздражало меня, как вопросы, на которые я не мог ответить.

Дождь не утихал, и дорога превратилась в сплошной грязевой поток. Электронный спидометр высветил цифру «10», но даже на такой черепашьей скорости мы рисковали свалиться с обрыва, по краю которого проходила дорога.

Лада снова откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Лицо ее было спокойным и неподвижным, словно она в самом деле спала. Я изредка кидал косые взгляды на ее профиль.

Сквозь белые полосы ливня в свете фар проступили контуры деревянного моста. Водопад, низвергающийся с отвесной стены, пробил в дороге широкую поперечную канаву. Через нее был перекинут мост. Мощные потоки горной реки, усиленные ливнем, неслись под ним с огромной скоростью, увлекая за собой ветки и тонкостволые деревья. Уровень воды был так высок, что едва не заливал дощатый настил.

Едва я въехал на мост, как сразу заметил, что посреди настила зияет дыра, в которой, словно в гигантской стиральной машине, бурлит водоворот. Похоже, что водяным потоком выкорчевало несколько досок. Я выругался – меньше всего мне сейчас хотелось выходить из машины под ливень.

Натянув куртку на голову, я выскочил наружу и, шлепая кроссовками по мокрому настилу, подбежал к дыре. Я смотрел на закрученные в спираль водовороты под собой, коричневые ревущие буруны, на бревенчатые шпалы с аккуратными дырками от гвоздей, которыми к ним когда-то были прибиты толстые половые доски.

Настил посреди моста не сорвало потоком, как я думал. Его аккуратно разобрали. Я выпрямился и посмотрел по сторонам. Свет фар слепил глаза, и я ничего не увидел вокруг себя, кроме черной стены леса, движущейся, раскачивающейся, словно театральный занавес.

– Не нравится мне это, – вслух подумал я, перегнулся через перила, всматриваясь в тень под мостом. Мне показалось, что там желтеют сложенные стопкой доски.

– Батюшка! – позвал я, повернувшись к машине и прикрыв глаза ладонью. – Михаил Иннокентьевич! Нужна ваша помощь!

Я спрыгнул с моста на завал крупных камней и обломков деревьев и веток, пригнувшись, зашел под него, где дождь пробивался сквозь щели в настиле тонкими струйками, и, присев на корточки, стал водить рукой, пытаясь на ощупь найти доски. Я услышал, как за моей спиной зашуршала галька и, не оборачиваясь, сказал:

– Идите сюда! Кажется, доски лежат здесь.

Сила, от которой затрещала по швам мокрая куртка, подняла меня на ноги и развернула спиной к мосту. Я почувствовал, что моя больная рука попала в тиски, и не смог сдержать крик, вырвавшийся из моей груди. Казалось, что от удара в лицо рядом со мной разорвалась молния. Я мешком повалился на мокрый песок, и запоздалый испуг, наполнивший руки и ноги свинцовой тяжестью, не позволил мне сразу же вскочить на ноги или откатиться в сторону. Тень рослого человека тепловозом наехала на меня, и мне на голову обрушился еще один удар.

Осознание того, что меня попросту убивают, врубило инстинкт самосохранения на полную мощь. Не в состоянии подняться на ноги, превозмогая острую боль в руке и сплевывая кровь, я стал хватать камни, которые попадались мне под руку и кидать их в человека. На третий или четвертый раз я попал ему в лицо, и человек отшатнулся от меня и закрылся руками. Только тогда я хорошо разглядел его. Не веря своим глазам, я узнал в нем Влада.