Танковые войны XX века - Александр Больных

При этом определенные сомнения все-таки возникают. Когда критикуешь и разоблачаешь других, надо бы самому быть поточнее. Самый простой пример: Исаев пишет, что первыми к Одеру вышли войска Жукова, хотя на самом деле Конев опередил его на пару дней. И так далее. Между прочим, сам Жуков никогда артиллеристом не был, так где же здесь связь? С другой стороны, этот девиз прекрасно описывает манеру Жукова общаться с окружающим миром, так что название вполне уместное.

Впрочем, мы немного отвлеклись в сторону, вернемся к событиям на Зееловских высотах. Корни более чем спорных решений Жукова следует все-таки искать в его неприязненных отношениях с Коневым и желании угодить Сталину. Говорить о некоем соцсоревновании по взятию Рейхстага, конечно же, глупо. Здесь я на все 150 процентов согласен с Исаевым. Но соперничество было, причем помимо вполне естественных причин (ревность к успехам соседа всегда была, есть и пребудет во веки веков) существовала еще одна, искусственно привнесенная. Я не знаю, с каким целями Сталин перед началом решающего наступления постарался стравить двух маршалов, однако он это сделал. Обратимся к воспоминаниям самого Жукова, в которых он описывает совещания в Ставке, предшествующие Берлинской операции:

«Тут же он, Сталин, сказал маршалу. И. С. Коневу:

«В случае упорного сопротивления противника на восточных подступах к Берлину, что наверняка произойдет, и возможной задержки наступления 1-го Белорусского фронта 1-му Украинскому фронту быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин».

Существуют неверные представления о том, что 3-я и 4-я гвардейские танковые армии были введены в сражение за Берлин якобы не решением И.В. Сталина, а по инициативе командующего 1-м Украинским фронтом. В целях восстановления истины приведу слова маршала И. С. Конева по этому вопросу, сказанные им на сборе высшего командного состава центральной группы войск 18 февраля 1946 года, когда все было еще так свежо в памяти.

Когда около 24 часов 16 апреля я доложил, что дело наступления идет успешно, товарищ Сталин дал следующее указание: «У Жукова идет туго, поверните Рыбалко и Лелюшенко на Целендорф, помните, как договорились в Ставке».

Поэтому маневр, который совершили Рыбалко и Лелюшенко, является прямым указанием товарища Сталина.

Следовательно, всякие измышления по этому вопросу должны быть исключены из нашей литературы».

То есть пресловутая гонка была организована приказом сверху. Что, Конев после прямого распоряжения Сталина повернуть танковые армии на Берлин добровольно откажется от возможности первым захватить тот же Рейхстаг? К тому же существовала еще одна гонка с воображаемым противником. Советское командование спешило захватить Берлин раньше союзников и отвело на всю операцию только две недели.

С другой стороны, Сталин имел все основания рассчитывать на это. Красная Армия имела подавляющее превосходство в живой силе и технике. Как обычно, не следует верить ни СВЭ, которая пишет о двух- или четырехкратном превосходстве, ни воспоминаниям немецких генералов, где рассказываются басни о двадцати — кратном превосходстве. Истина, как всегда, лежит посередине.

Но при этом имеется множество нюансов, которые вполне способны изменить эти соотношения. Как уже отмечалось, весь первый состав немецкой 9-й армии, оборонявшейся на берлинском направлении, погиб в ходе Висло-Одерской операции, и перед 1-м Белорусским фронтом в марте находились спешно собранные повсюду разношерстные соединения. К началу Берлинской операции состав армии поменялся еще раз, причем снова целиком! Сами понимаете, что в такой обстановке ни о каком нормальном взаимодействии соединений не может идти и речи. Так оно и получилось.

План операции, разработанный Ставкой, был очень оптимистичным. В первый же день предполагалось прорвать оборону немцев на Зееловских высотах и ввести в прорыв 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии. Берлин намечалось взять на шестой день операции, а к 11-му дню 3-я ударная армия выходила на Эльбу для встречи с американцами.

1-й Украинский фронт маршала Конева наносил удар в направлении Бранденбурга, Ратенова и Дессау. Точно так же сразу после прорыва немецкой обороны на оперативный простор выходили 3-я и 4-я танковые армии. Причем изначально предполагалось, что один из корпусов 3-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко должен был наступать на Берлин с юга. Но существовал вариант, по которому обе танковые армии Конева могли быть направлены на Берлин. Причем это пишет СВЭ, и если уж Исаев намеревался опровергать некий миф, то нужно было делать это более обстоятельно.

Вспомогательную, но очень важную задачу решал 2-й Белорусский фронт маршала Рокоссовского. Он должен был наступать в районе Штеттина — Шведта и разгромить немецкую 3-ю Танковую армию, что, естественно, не позволило бы ей двинуть свои силы на помощь Берлину.

Наступление началось рано утром 16 апреля. После 30-минутной артподготовки было включено 140 мощных зенитных прожекторов, которые должны были ослепить немцев. Это очень красиво выглядело в фильме «Освобождение», но в действительности принесло больше вреда, чем пользы. Слово маршалу Чуйкову:

«Должен сказать, что в то время, когда мы любовались силой и эффективностью действия прожекторов на полигоне, никто из нас не мог точно предугадать, как это будет выглядеть в боевой обстановке. Мне трудно судить о положении на других участках фронта. Но в полосе нашей 8-й гвардейской армии я увидел, как мощные пучки света прожекторов уперлись в клубящуюся завесу гари, дыма и пыли, поднятую над позициями противника. Даже прожекторы не могли пробить эту завесу, и нам было трудно наблюдать за полем боя. Как на грех, еще и ветер дул навстречу. В результате высота 81,5, на которой разместился командный пункт, вскоре была окутана непроницаемой мглой. Тогда мы вообще перестали что-либо видеть, полагаясь в управлении войсками лишь на радиотелефонную связь да на посыльных».

Пехота и часть танков продвинулись примерно на 2 километра, после чего наступление застопорилось. Артиллерийский удар был нанесен по первой полосе обороны, которую немцы оставили, и сейчас советским войскам пришлось штурмовать сами высоты, которые были почти не затронуты артподготовкой.

«Немецкие пленные могли видеть также огромные колонны советской техники, ожидающие, пока войска 8-й гвардейской армии Чуйкова и 5-й ударной армии Берзарина откроют им путь на запад. Однако продвижение вперед в этот день было очень незначительным. На своем наблюдательном посту Жуков начал терять терпение. Он подгонял командиров, угрожал, что снимет их с должности и отправит в штрафную роту. Досталось и генералу Чуйкову. Его части застряли в болоте перед немецкими позициями, находящимися на возвышенности».

И тут Жуков принимает самое спорное из своих решений. Исаев пытается представить дело так, будто все изменения стратегических планов и Жуков, и Конев предпринимали по собственной инициативе. Ну не надо! Все эти изменения производились только после консультаций со Ставкой и утверждения их Сталиным. Решить, где и как задействовать подчиненный ему корпус, командующий фронтом мог, а вот повернуть несколько армий на другое направление — никогда! Собственно, об этом пишет и сам Жуков, причем, если верить этому отрывку, он на всякий случай вводит Сталина в заблуждение:

«В 15 часов я позвонил в Ставку и доложил, что первая и вторая позиции обороны противника нами прорваны, войска фронта продвинулись вперед до шести километров, но встретили серьезное сопротивление у рубежа Зееловских высот, где, видимо, в основном уцелела оборона противника. Для усиления удара общевойсковых армий я ввел в сражение обе танковые армии. Считаю, что завтра к исходу дня мы прорвем оборону противника».

На 6 километров его войска не продвинулись и вторую полосу обороны не прорвали. Более того, в этом же разговоре Сталин размышляет вслух о том, стоит ли повернуть армии Конева на Берлин. Заметьте, обо всем этом пишет Жуков, а не Конев. И маршал решает любой ценой прорвать оборону, бросая в бой танковые армии Катукова и Богданова. Судя по всему, уроки Курской битвы Жуков не усвоил. Танковые соединения могут прорвать подготовленную оборону, но лишь ценой совершенно чудовищных потерь. Тем более что немецкое противотанковое оружие-45 было лучше советского оружия-43, одни только 88-мм «флаки» чего стоили. Пишет генерал Катуков:

«Остаток дня не принес радостных сообщений. С большим трудом, неся тяжелые потери, танкисты вгрызались в оборону противника и не продвинулись дальше позиций, занятых пехотой. Нелегко приходилось и стрелковым дивизиям В.И. Чуйкова, с которыми командиры танковых корпусов тесно взаимодействовали».