Проигравший.Тиберий - Александр Филимонов

— Кассий Херея, первая центурия — пятой — девятнадцатого Галльского! Прибыл по приказанию трибуна!

Теперь нужно было стоять по стойке номер один, без каких-либо отклонений от устава.

Тиберий, помолчав немного, отчего смолкли разговоры окружавших его офицеров и в шатре установилась мертвая тишина, проговорил своим обычным, лишенным выражения голосом:

— Мне говорили, что ты — хороший командир, Кассий Херея.

— Рад служить отечеству, Цезарю Августу и тебе, трибун!

— Вижу, что рад. Давно командуешь взводом?

Кассий обрадовался вопросу. Как раз сегодня утром он от нечего делать посчитал, сколько дней прошло со времени его назначения младшим командиром.

— Один полный месяц и четырнадцать дней, трибун!

Тиберий улыбнулся, что выглядело несколько неожиданно.

Его улыбку сразу повторили некоторые офицеры. А Квинтилий Вар, стоявший рядом с главнокомандующим, наоборот, нахмурился. Тиберий не обратил на легата никакого внимания, и Кассий решил тоже не обращать — держаться той линии поведения, которую выбрал вначале.

— Немного. Но вполне достаточно, чтобы кое-чему научиться, — сказал Тиберий, — А ну-ка, взводный, расскажи-ка мне что-нибудь про германцев!

Кассий раздумывал всего пару секунд.

— Германцы — это враги Рима и императора. Представляют опасность, только когда имеют большой численный перевес. Обладают природным коварством. Излюбленный способ нападения — из засады. Стойкого сопротивления не выдерживают. В единоборстве уступают. Могут использовать отравленные стрелы. Имеют в лесах множество укрытий, вырытых в земле…

— Много потерь у тебя во взводе?

— Три человека убитыми, пять — ранеными. Из раненых четверо возвратились в строй, один уволен из-за потери зрения!

— Куда надо бить германца? Какого удара он не любит больше всего?

— Удара в лицо острием меча или копья!

— Откуда ты родом, взводный?

— Я родился в Риме, трибун.

— Отец?

— Умер три года назад! Торговля скобяными товарами и участок земли в Кампании. Имущество перешло старшему сыну.

— А ты пошел в армию, чтобы не сидеть у родственников на шее?

— Так точно, трибун! Через год после смерти отца.

— Справишься, если назначу тебя центурионом?

На этот раз Кассий раздумывал еще меньше.

— Справлюсь, трибун! Благодарю за доверие!

— Хорошо. Теперь иди, — сказал Тиберий. — Скоро в твоей когорте прочтут приказ. И готовься к войне, центурион Кассий Херея!

Когда ноги вынесли пьяного от счастья Кассия из шатра главнокомандующего, он даже не вспомнил — догадайся ли отдать честь, уходя? Но это было, в общем, не важно. Теперь Кассий твердо уверовал в свою счастливую звезду. Повышение по службе, дарованное самим Тиберием Клавдием, — это словно пароль для входа. Входа — куда? Туда, где ступени ведут только вверх. К славному будущему, которого Кассий Херея непременно достигнет.

Если, конечно, его не убьет какой-нибудь германец.

19

Тиберий вел военные действия с присущей ему сверхосторожностью. Лучше, считал он, пусть война немного затянется, но уж зато кончится победой. Едва ли не четверть всего войска только и занималась разведкой — донесения о передвижениях любого мало-мальски значительного германского отряда должны были в кратчайший срок ложиться на его стол, причем проверенные и перепроверенные. Он не верил, что войну в такой вязкой провинции, как Германия, можно выиграть одним-двумя молниеносными ударами, а значит — следовало постепенно выдавливать врага из удобных и сытных мест в леса и болотистые низменности, а нападать только в тех случаях, когда враг обложен со всех сторон и не имеет путей к отступлению. Обложить и загнать в ловушку хитрых германцев было так же трудно, как загнать в подводную норку скользкого угря, но уж потом с ними было так же легко расправиться, как вытащить за жабры угря из его норы.

Такой длительный и кропотливый метод ведения войны был для римского войска самым безопасным, и когорты, перенимавшие осторожность своего главнокомандующего, со временем несли потерь все меньше. Но в целом эта война становилась все более ощутимой для государственной казны. На содержание и снабжение армии приходилось тратить ежемесячно огромные суммы. Кроме того, Тиберий постоянно требовал увеличения числа легионов в Германии. В Риме и внутренних провинциях Италии шла непрерывная вербовка рекрутов, которых вступить в армию могли соблазнить только крупные вознаграждения, причем с каждым разом все более крупные, потому что Август, обеспокоенный слабыми успехами вербовщиков, постоянно давал распоряжения увеличивать премии добровольцам. Это мало помогало призыву, но, в конце концов, количество легионов в Германии было увеличено до восьми.

Тем не менее войне пока не было видно конца. Тиберий, несмотря на необходимость своего постоянного присутствия в войсках, часто ездил в Рим для личных докладов Августу. Ливия давала понять сыну, что император, хотя это и не было высказано официально, немного обеспокоен тем, что под началом Тиберия сосредоточена такая огромная сила — и некого было приставить к Тиберию, чтобы проконтролировать его настроение. Кто мог помешать ему, вспомнив былые обиды и унижения, двинуть все восемь легионов со вспомогательными войсками на Рим? Так что Тиберию приходилось часто посещать императора, чтобы успокаивать его подозрительность.

И заодно доказывать, что затянутость войны вызвана необходимостью. Несколько раз ему пришлось выступать с этим обоснованием в сенате, и надо сказать, что сенаторы, давно уже поднимавшие вопрос о том, что войну надо поскорее заканчивать во избежание лишних расходов, всегда бывали вынуждены согласиться с тяжеловесными доводами Тиберия. Они выносили одобрительный вердикт его действиям. Уважения к Тиберию у сенаторов не прибавлялось, но, по крайней мере, его военная политика приобретала легитимность, и он мог не опасаться каверз со стороны Августа. Каждый раз император подтверждал исключительное право Тиберия продолжать германскую кампанию так, как он считает нужным.

В этой войне Тиберий начал широко пользоваться услугами племени батавов, покоренных еще его братом. Батавы охотно признавали главенство Рима, причем вожди их даже стали брать римские имена. Побежденные не только военной силой, но строгой красотой государственного устройства Рима и его армии, они, во всяком случае внешне, стремились подражать римлянам. Тиберий помогал батавам создавать воинские отряды по примеру римских, и эти отряды выгодно отличались своей дисциплинированностью от обычных вооруженных германцев. Совместных боевых действий с римскими легионами батавы не вели — Тиберий все же опасался настолько доверять им, но они успешно защищали границы Галлии от вторжения мятежных германских племен. Те всегда были не прочь пограбить богатые галльские земли. Благодаря помощи батавов Тиберию удалось высвободить значительные силы и еще больше укрепить свое военное преимущество.

По-прежнему находясь среди своих солдат, Тиберий не щадил себя, несмотря на то, что ему было под пятьдесят, и он мог пользоваться всеми удобствами положения главнокомандующего. Ел он ту же пищу, выступая в поход, запрещал брать для себя специальную палатку (в поход бралось лишь несколько палаток, на случай размещения в них раненых) и в бою находился всегда впереди. Правда, количество телохранителей у него стало больше, чем в прежние времена. Личную охрану Тиберий набирал из тех же германцев-батавов, которые, будучи им приближены и обласканы, почитали его как бога. Он мог спать и на земле, подстелив только солдатский плащ, но всю ночь его охраняли как императора чуткие, как лесные звери, гвардейцы-батавы.

Для Тиберия это была уже пятая большая война за его жизнь, не считая множества мелких войн и подавления незначительных мятежей в отдаленных и пограничных провинциях. Десятилетний перерыв, вызванный гражданскими делами в Риме, родосской ссылкой и двумя последними годами частной жизни, никак не сказался на его полководческих способностях. Словно и не было этих десяти лет! Просыпаясь по утрам или вскакивая ночью по тревоге, Тиберий думал, что война в его жизни никогда не кончалась. И это ощущение рождало в его душе безысходную уверенность в том, что эта война не закончится никогда. Вот так и будут проходить год за годом, а он навеки останется рабом Августа и Ливии, и все его победы в Риме будут приниматься с определенной долей снисхождения, словно Рим оказывает Тиберию большую милость, позволяя гнить в германских лесах и прочих местах, которые последуют за Германией после победы над ней. Не найдется в Риме и во всей Италии более одинокого человека, чем Тиберий!

Но выбирать ему было не из чего. Проклиная свою судьбу, он понимал, что здесь, на войне, для него самое безопасное место. Захоти он снова отойти от дел, и дни его будут сочтены — теперь не будет речи ни о какой ссылке или тихой деревенской жизни. Ливия не простит ему отступничества. Поэтому нужно было героически воевать и время от времени ездить в Рим отчитываться перед Августом и матерью.