Игра в реальность - Алексей Калугин

Я тяжело вздохнул.

– Право же, Парис, мне хочется вам верить. Но вы, к сожалению, не господь бог, а вера моя, увы, не безгранична.

– Хорошо, что вы хотите знать?

– Все. Кто такие солтеки? Почему между вами идет вражда? Какая роль во всем этом отведена нам с Витькой?.. Да, и при чем здесь Трепищев с его дурацкой писаниной?

– Если в двух словах, то солтеки – это вторая группа, которая, как и мы, хайперы, занимается созданием гобелена вечности. Только у них несколько иное представление о том, как он должен выглядеть.

– Хайперы и солтеки, – задумчиво произнес я. – Что означают эти слова?

– Сейчас это только название двух групп, занимающихся созданием гобелена вечности. Первоначальный смысл этих слов давно затерялся в глубине веков.

– Существует только две команды из будущего, работающие в нашем времени? Или есть еще кто-то, тоже считающий себя творцом вечности?

– Нет. – Мне показалось, что Парис усмехнулся. – Для третьего в этой игре уже нет места. Даже столкновение интересов солтеков и хайперов приводит порой к столь непредсказуемым последствиям, что приходится тратить уйму времени и сил, чтобы их ликвидировать. Если же в дело вмешается еще и кто-то третий, это может обернуться катастрофой. Поэтому и мы, и солтеки внимательно следим за тем, чтобы вдруг не объявился новый игрок.

– Вы называете это игрой?

– Название условно. У нас не осталось игр в том виде, как вы это понимаете. Поэтому мы и называем процесс создания гобелена вечности игрой. Вы ведь тоже называете тот аппарат, с помощью которого мы сейчас разговариваем, телефоном. Хотя Александер Белл скорее всего не признал бы в нем свое детище.

– А не проще ли было бы договориться с солтеками, чтобы действовать заодно? – Я не мог не задать этот вопрос, хотя и сам понимал, что звучит он глупо.

– Все не так просто, как вам представляется, Анатолий Иванович. – Парис разговаривал со мной словно терпеливый педагог, имеющий долгий опыт работы с умственно отсталыми детьми: он знал, что я не пойму его с первого раза, да и не собирался требовать этого от меня, но тем не менее считал нужным продолжать процесс обучения, раз за разом повторяя одно и то же. – Противоречия между позициями, которые занимают солтеки и хайперы в отношении того, каким должен быть гобелен вечности и какие методы допустимо использовать при его создании, настолько глубоки, что объяснить их в двух словах невозможно. Чтобы понять это, необходимо пройти весь тот исторический путь, который прошли мы. У нас совершенно иные жизненные ценности, иные моральные принципы, иная эстетика, совершенно другая философия. Мы слишком много узнали как о Вселенной, так и о самих себе, а потому не смогли бы остаться прежними, даже если и пожелали бы этого. Вы просто не в состоянии за короткий отрезок времени воспринять всю информацию, которая могла бы подвести вас к пониманию различия между позициями солтеков и хайперов. Мало того – я просто не имею права рассказывать вам это. Мне очень жаль, Анатолий Иванович, но будущее должно оставаться для вас закрытым.

В ответе Париса было больше демагогии, чем конкретных фактов, но я не мог ничего противопоставить ему – не так давно я сам убеждал Витьку в том, что информация о будущем может оказаться губительной для настоящего.

– В таком случае почему я должен верить, что ваш вариант гобелена вечности предпочтительнее того, что пытаются создать солтеки? – спросил я, несколько растерявшись.

– Ну, хотя бы потому, что в нашем гобелене есть место для ниточки вашей жизни. – Мне показалось, что в голосе Париса прозвучала скрытая ирония.

– И все же…

– Анатолий Иванович, – перебил меня Парис. – Давайте закончим наш разговор. Я и без того сказал вам гораздо больше, чем следовало. Я не собираюсь уговаривать вас спасать свою собственную жизнь и жизнь вашего друга. Хотя и не отрицаю, что, потеряв вас, хайперы лишатся некоторого преимущества перед солтеками. Но если вы настаиваете, я готов прекратить игру и незамедлительно передать Агамемнону информацию о вашем местонахождении. В конце концов, это ваша жизнь – вам и решать.

– Не только моя, но и Витькина, – напомнил я Парису.

– Вы о Кровице? – Парис хмыкнул. – Вспомните, господин Зверинин, сколько раз вы уже воскрешали его из мертвых.

– Но сейчас он жив.

– Значит, вам предстоит решать и за себя, и за него. Потому что без вас Кровиц обречен. Так же, как вы без него.

– А что предлагаете вы? – спросил я после паузы.

– То же, что и всегда, – ответил Парис. – Я даю вам указания, а вы стараетесь неукоснительно им следовать. В конечном итоге я рассчитываю отыграть у солтеков пару нитей для гобелена вечности, а вы, если все сложится так, как я рассчитываю, вернетесь к своей обычной жизни.

– Я могу подумать?

– А какой в этом смысл, Анатолий Иванович? Вы ведь уже знаете, что ответите мне согласием.

Парис был прав – я не собирался продолжать демонстрацию собственной независимости дальше тех пределов, которые он сам же мне отвел. Я знал, что солтеки намеревались избавиться от меня, а хайперы предлагали мне возможность сохранить жизнь. И хотя заверения Париса отнюдь не казались мне убедительными, у меня просто не оставалось иного выхода. Притом, что я, так же как прежде, оставался тупым исполнителем, не имеющим представления о том, к чему в конечном итоге приведут те или иные совершаемые мною действия, я не имел возможности отказаться от дальнейшего сотрудничества уже хотя бы потому, что для нас с Витькой это действительно был единственный шанс вернуться к нормальной жизни. Наверное, мне следовало бы сказать Парису спасибо уже за то, что он не лишал меня права голоса.

– Хорошо, – произнес я в трубку. – Что мы теперь должны делать?

– Новые инструкции вы получите утром, – быстро, по-деловому ответил Парис. – Пока же вам следует остановить поток лести, который изливает Кровиц на Трепищева.

– Это будет несложно, – заверил я Париса. – Для этого нужно всего лишь предложить Витьке прочитать пару абзацев из написанного Трепищевым.

– Ну так сделайте это.

– А если после этого Витька выскажет Трепищеву все, что он о нем думает? – спросил я, опасаясь, что этого делать тоже не стоит.

– Отлично, – с энтузиазмом ответил Парис. – И чем раньше он начнет это делать, тем лучше.

Я задумался.

– Трепищев имеет какое-то отношение к плану, который вы собираетесь осуществить? – спросил я.

– Трепищев имеет самое непосредственное отношение к тому, что делают солтеки, – ответил Парис. – И не столько он сам, сколько его книги. – Предупреждая мои новые вопросы, он быстро произнес: – Больше я вам ничего не могу сказать. По крайней мере, сейчас.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});