Реликт - Василий Головачёв

его влечение к женщине, не тускнеющее от ее равнодушия к нему.

– Перестань хмуриться.

Ванесса снова обняла его, начала целовать, тормошить, расстегивать рубашку, и в это время в квартиру вошел Горан Милич. Невозмутимо глянул на обнимавшуюся пару, прошел в гостиную, бросив через плечо:

– У вас была открыта дверь.

Смущенный и раздосадованный, Влад последовал за ним, застегивая рубашку; Ванесса появилась следом, поправляя волосы, но в отличие от хозяина выглядела она уверенно. Перешла на слоган-речь:

«Похоже, нам всем здесь назначили рандеву, господа контрразведчики. Горан, ты ведь не мимо проходил и случайно зашел?»

«Меня пригласил советник», – бесстрастно ответил комиссар, бросая на Влада угрюмый, изучающий взгляд.

«Меня тоже. Время до назначенного часа еще есть, давайте попьем чего-нибудь тонизирующего».

Влад приказал домовому принести напитки и фрукты, усадил гостей, переоделся в уник, придав ему вид униформы пограничника, и присоединился к мирно беседующим Горану и Ванессе. Речь шла о современной поэзии, знатоком которой считался комиссар, Ванесса же любила стихи классиков, а современных поэтов Геи называла «комплексующими неженками» и «рифмоплетами тщательно упрятанного смысла». Спор между ней и Миличем по этому поводу шел давно, оба относились к нему с иронией и насмешкой, не задевая чувства друг друга, и Влад любил слушать их перепалки, говорившие о широте знаний и культуре.

– А ты чьи стихи любишь? – обратилась вдруг к нему Ванесса, подмигнув Горану.

Застигнутый врасплох Влад покраснел, беспомощно посмотрел на невозмутимо пьющего тоник Милича.

– Я не думал… конечно, есть поэты… но мы изучали в основном древних земных поэтов, геянских я не знаю…

– Прочитай что-нибудь из того, что тебе нравится.

Влад мысленно полистал в памяти страницы прочитанных сборников поэзии и неожиданно для себя самого прочитал:

И, медленно минуя коридоры, Порою чувствую в священном страхе, Что я – другой, скончавшийся, который Таким же шагом брел в таком же мраке…

– Браво! – захлопала в ладоши Ванесса, показала язык Горану. – Он тоже любит классику. – Повернулась к Владу: – Насколько я помню, это очень древний земной поэт – Хорхе Луис Борхес, не так ли? Где-то в интенсионалах о войне предков с ФАГом я прочитала, что Борхеса любил Грехов. Лично я из всех земных поэтов больше всего люблю Пушкина. Это не человек – глыба! Силища на тысячи лет вперед.

– Я не говорил, что не люблю классическое наследие, – примирительно сказал Горан. – Из древних земных поэтов мне, например, нравятся Блок, Бунин, Ямамото, Бальмонт… из геянских – Кутуев, Рустем, Хасид, Красин. И все же нельзя утверждать, что нынешнее поколение поэтов пишет слабее. Да, они пишут иначе, но тоже отражают состояние природы и души человека.

– Ну-ка, ну-ка, это интересно, – скептически посмотрела на комиссара Ванесса. – У кого это ты из геян отыскал душу? Прочти мне хоть пару строк, чтобы я оценила ее отражение.

Однако Горан не успел прочитать стихи любимого поэта, в квартиру постучался очередной гость, который оказался не Дивием, а комиссаром погранслужбы Алексом Бодровым.

– Советник поручил мне встретиться с вами и передать задание, – сказал он, могучей фигурой заполняя чуть ли не всю гостиную, сел в предложенное кресло, повернул голову к Горану: – Ты передал ему документы?

– Собирался, – ответил Милич, протягивая Владу две булавки с жемчужными шариками на концах.

Влад принял булавки, которые можно было втыкать в отвороты рубашек и костюмов, сдавил их головки пальцами, и булавки развернулись в две карточки: золотую с белой полосой, на которой были выбиты имя и звание, а также виднелось объемное фото Влада, и черную – с оранжевой и белой полосами.

Бодров повернулся к Владу:

– С этой минуты вы, молодой человек, становитесь дознавателем комиссии служебных расследований с достаточно широкими полномочиями. Липа, разумеется, но очень хорошо выполненная. Золотая карта дает вам право действовать от моего имени, вполне официально, потому что вы теперь – «оса» погранслужбы. Термин знаком?

Влад кивнул.

Если словечко «кобра» на жаргоне геянских спецслужб обозначало командира обоймы риска, то «оса» – опера свободной агентуры, то есть оперативного работника службы, имеющего право на импровизацию.

– Поздравляю, – с некоторым удивлением в голосе сказала Ванесса. – Быстро тебя оценили, стажер. – Она посмотрела на Бодрова. – Выходит, мы с ним больше не напарники? Я возвращаюсь в Даль-разведку?

– Ты назначаешься опером активной поддержки, – исподлобья глянул на женщину Бодров, – и будешь выполнять все, что прикажет «оса» Велич.

Ванесса нахмурилась, открыла рот, и комиссар погранслужбы добавил хладнокровно:

– Или мы найдем ему другого телохранителя.

Ванесса закрыла рот.

Горан усмехнулся, бросая на Влада еще один оценивающий и не слишком любезный взгляд.

– Это наше общее решение, хотя я и не уверен, что оно оптимально.

– Мог бы сказать раньше, – с обидой отвернулась Ванесса, – что я вышла из доверия.

– Если бы вышла, – посмотрел на нее недовольно Бодров, – вам не предложили бы это рисковое задание.

– Опять «двойной носорог», что ли?

Бодров с сомнением почесал горбинку носа, рассматривая дерзкое лицо женщины, покосился на Горана.

– Ты посвятил ее в тонкости операции?

– Я сама догадалась, – огрызнулась Ванесса. – Где