Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович

Владимиру очень хотелось рассказать дяде Епифану, которого он звал отцом, о своих злоключениях, услышать от него добрый совет. Как-никак тот вырастил его, к тайге приучил…

К полудню Владимир достиг распадка, по которому они с отчимом всегда сворачивали в сторону моря. Отсюда до землянки оставалось восемь часов ходу. Владимир развел костер, пообедал куском жаренной на углях медвежатины, выпил две кружки чаю, чтобы уж больше не останавливаться и до наступления ночи добраться до землянки.

Собаки, наевшись юколы, спали, а Владимир сидел и думал о превратностях человеческой жизни и о том, что даже самые благие дела надо долго обдумывать, прежде чем совершать их.

Хорошо отдохнувшие собаки бежали быстро. Подмерзший наст прочно держал нарты. Владимир слезал с них, когда собаки брали подъем на сопку, садился снова и притормаживал остолом, когда упряжка стремглав спускалась с горы.

Время летело незаметно. Пошел редкий снег, потянуло студеным ветерком, который покалывал щеки, забирался под шинель.

Темнело. Казалось, что на свете остался только серый цвет. Серый снег, серые, в дымке, деревья, серое небо. Потом на несколько минут синие краски хлынули на землю и вслед пришла темнота. Ветер усилился. Глухо загудели вершины.

Владимир стал что было силы погонять собак, но они мало нуждались в крике. Они тоже понимали, что идет пурга, и старались изо всех сил. Вот они рванулись еще быстрее, вихрем слетели с крутобокой сопки, едва не разбив нарты о ель. Ветер донес запах дыма. Через несколько минут Владимир остановился у вывороченного корневища лиственницы. На пороге землянки стоял человек.

— Отец! — крикнул Владимир.

По возгласу пасынка Казни догадался, что тот чем-то взволнован.

— Что случилось? — старик сумрачно посмотрел на нежданного гостя. — Заходи.

— Я сейчас. Только собак покормлю. Мне столько тебе надо рассказать, отец. Ты просто представить себе не можешь, сколько я глупостей натворил. В тайге что-то случилось. Кого-то ищут.

— Не мельтеши. Управишься с собаками — все по порядку расскажешь. Много еды псам не давай. Видать, днем их только что кормил. Дай по полрыбины — и хватит. — Старик вернулся в землянку.

Скунс сидел, сунув руку за пазуху. Вид у него был настороженный и злой.

— Кто там?

— Пасынок мой, — небрежно ответил Казин. — Да не трусись. Эк, нервишки-то у тебя как ходят. Вынь-ка руку-то из-за пазухи. Оставь пистолет. Не понадобится…

— Что ему нужно?

— Он пригодится, — хмуро сказал Епифан. — Ты не трусь. Слушай, что я тебе говорю. Теперь уж я командовать буду.

— Он ничего не знает? — спросил Скунс.

— Нет. Он на промысле был. Поможет нам сбить со следа погоню.

— Ты уже о погоне думаешь? Не рано ли? Мы не успели еще и шага сделать. Смотри, Росомаха! Шеф не любит шуток.

— Осторожность — первое дело. Об этом поздно будет думать, когда начнут на пятки наступать. А пасынок сделает все, как я скажу. Понял?

Дверь отворилась. Скунс и Епифан смолкли.

«Незнакомый человек! Верно, отец его знает», — подумал Владимир, входя в землянку. Он поставил оружие в угол и прошел к столу.

— Знакомься, сынок, — Силантий Порфирьевич, из Курлея. Встретились по дороге.

Скунс протянул Владимиру руку.

— Что нового? — спросил Казин. — Чего дичишься? Или устал, бегая за соболем?

— Пограничники кого-то ищут, — выпалил Владимир.

— Служба… — отозвался Скунс и очень пристально посмотрел на юношу.

— У них засада на тропе. Неделю назад встретил их у подножья Гуляй-сопки. Человек пять, однако. Спрашивали, не встречал ли кого. Сам откуда…

— Это где? — поинтересовался Скунс.

— Километрах в тридцати пяти отсюда. — Владимир удивился. Отец говорил, что Силантий Порфирьевич из Курлея. Коли так, то он должен хорошо знать этот район; здесь они вместе охотились.

— Ну и что? — спросил отчим.

— Документы попросили. Лицензию. Неспокойно что-то в тайге. Не спроста, однако.

И Владимир рассказал, как на вершине сопки он нашел разрытый запасник и какой-то странный фонарь, как они с дедом Василием схватили братьев-таежников и что из этого вышло. Владимир думал, что отчим будет шутить, подтрунивать над ним. Но тот сидел молча, изредка переглядываясь с приятелем, у которого на щеках ходили желваки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Фонарь, говоришь? — переспросил отчим. — Интересно… Куда же ты его девал? Вот дела! Чего тебя в ту сторону занесло? Крюк-то какой сделал.

— Крюк небольшой. Тебя хотел встретить. А фонарь… Так я его в милицию отнес. И сдал. Его в область послали.

— О! Черт! — воскликнул Скунс.

— Когда? — спросил Казин.

— Два дня назад. Я же про то и толкую. Наломал я дров с этими братьями-таежниками. Ох, как нехорошо.

— Тебя спросили, куда идешь?

— Да. Я сказал, что по тропе через перевал.

Владимир старался понять: почему хмур отчим и чем взволнован человек из Курлея. И объяснил их заинтересованность в этой истории по-своему. Да и как иначе он мог подумать?

— Ничего, — бодро заметил юноша, — все равно поймают. Тайга не стог сена, а человек не иголка. Куда ни кинется, всюду заметят. Тут уж и говорить нечего. Поймают.

— Ишь ты, — усмехнулся отчим. — Оно, конечно, — и, помолчав, добавил: — Быстрый ты! А если не поймают?

— Закроют побережье — и все. Куда денешься? — сказал Владимир и почувствовал на себе хмурый, тусклый взгляд отцова приятеля.

— Вы из Курлея мимо Гуляй-сопки шли? — спросил Владимир.

— Да, — машинально ответил Скунс.

— Зачем это вы крюк такой делали?

— Надо было.

— А, — протянул Владимир, надевая треух. — Батя, собак, что ль, пойдем посмотреть?

— Это зачем? — быстро спросил отцов приятель.

— Чего их смотреть? — хмуро проговорил отчим. — Сиди. Наломал дров! Мерещится все тебе бог знает что. Следопыт. Эх, ты…

— Так я же думал…

— К черту! — воскликнул отцов приятель. — Чего загадками говорить! Выкладывай, в чем дело? Нечего нам прятаться. Времени нет.

— Бросьте! — огрызнулся Казин. — Без вас разберемся…

В землянке стало тихо. Владимир провел ладонью по лицу, его словно стянуло морозом. Не похоже, что это отцов приятель. И кухлянка на нем странная, не здешняя. И отец словно не в себе. Боится вроде бы этого человека. Нет, никогда не слышал Владимир ни о каком Силантии Порфирьевиче из Курлея. Не похож этот человек на местного жителя, совсем не похож! А вдруг я опять тороплюсь. Опять вляпаюсь в смешную и глупую историю. Но ведь этот человек мог пригрозить отцу, когда они были одни. Только отец не успел рассказать Владимиру. Нет, теперь уж Владимир не ошибется.

Треснул фитиль свечи, стоявшей на столе. Искра вылетела, погасла, и голубой дымок, изогнувшись подковой, стал подниматься вверх.

Владимир резко дернул стол и кинул его в бок, на того человека, которого отец называл приятелем. Свечка погасла. Одним прыжком юноша достиг выхода, схватил ружье, ударом ноги открыл дверь и выскочил на улицу. Пуля просвистела у него над головой. Не разбирая дороги, Владимир кинулся вниз по склону сопки.

Заскочив в сугроб, упал, поднялся, кинулся в чащу.

И до жути странным показалось Владимиру, что отец и его приятель действовали заодно. Дядя Епифан не помог ему ни в чем, не остановил, не поддержал Владимира, словно это был такой же жуткий чужой человек.

Владимир оглянулся. Вслед за ним бросились двое. Во тьме, в вихрях снега, трудно было разобрать, кто был ближе. Треснул выстрел, второй. Рядом от ствола отскочили щепки.

Владимир остановился. «Что же делать? Неужели… Неужели дядя Епифан… Заодно с этим человеком? — холодные, удивительные мысли метались в мозгу Владимира, подобно пурге. — Заодно?! Почему они меня преследуют? Почему стреляют в меня. Если я и ошибся снова, никто так не поступил бы. Никто, кроме врага… А дядя Епифан с ним заодно!»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Тогда Владимир вогнал патрон в ствол и, прицелившись в темный силуэт, который был ближе к нему, нажал спусковой крючок. Человек, преследовавший его, со всего маху рухнул в снег. В то же мгновение Владимир увидел вспышку выстрела, рука его выпустила ружье и безжизненно повисла.