Всемирная история без цензуры. В циничных фактах и щекотливых мифах - Мария Баганова

Генрих был безумно опечален! Он горевал… целых шесть дней. Спустя неделю монарх познакомился с Екатериной Генриеттой де Бальзак д’Антраг и был поражен не только ее красотой, а в значительно большей степени сходством с покойной Габриэль. Трудно сказать, состояли ли эти дамы в каком-то родстве, но внешне они действительно были схожи как сестры. Король тут же принялся добиваться взаимности. В отличие от д’Эстре д’Антраг не испытывала к нему никаких чувств, однако она не собиралась отказываться от выпавшего на ее долю счастья. Родители поддерживали честолюбивую и алчную дочь, помогая ей заманивать влюбленного Генриха. Ими был составлен документ с условиями, на которых Екатерина Генриэтта соглашалась стать королевской любовницей: сто тысяч экю, титул маркизы и письменное обещание жениться в случае рождения сына. Генрих согласился. Документ был подписан в октябре 1599 года, девушка получила титул маркизы де Верней, но сына она родила лишь в 1601 году, а к этому времени Генрих был уже женат на Марии Медичи. Семья д’Антраг тут же принялась называть младенца истинным дофином Франции и требовать развода короля с его второй супругой. Они даже впутывались в заговоры с целью убийства Генриха и возведения на престол его внебрачного сына.

Таллеман де Рео:

«У Генриха IV было великое множество любовниц; но в постели он бывал не слишком расторопен, а потому всегда носил рога. Острили, что его и на раз едва хватает. Г-жа де Вернёй назвала его однажды „Капитан Хочет, да не Может“, а в другой раз — ибо Королю доставалось от нее нещадно — она ему заявила, пусть, мол, радуется, что он Король, не то его вообще нельзя было бы выносить, до того разит от него падалью. Покойный Король, желая прикинуться шутником, говаривал: „Это я в батюшку пошел: потом воняю“».

«Полагаю, никто не одобрял поведения Генриха IV в отношении его жены, покойной Королевы-матери[16], когда дело шло о его любовницах; ведь поселять г-жу де Вернёй у самого Лувра (В замке Ла-Форс) и мириться с тем, что Двор из-за нее чуть ли не делится на два лагеря, было, по правде говоря, не политично и не слишком пристойно. Г-жа де Вернёй была умна, но и горда; она не питала никакого почтения ни к Королеве, ни к Королю; говоря с последним о Королеве, она называла ее „Ваша толстая баржа“ и как-то на вопрос Короля, что бы она делала, если бы оказалась в порту Нюлли в тот день, когда Королева едва там не утонула, ответила: „Я бы стала кричать: Королева идет ко дну!“

В конце концов, Король порвал с г-жой де Вернёй; она стала вести образ жизни наподобие Сарданапала или Виттелия, только и помышляла что о еде, об острых приправах и требовала, чтобы даже в спальне у нее стояла миска с едой. Она до того растолстела, что стала просто безобразна. Но ум никогда ее не покидал. Ее мало кто навещал. Детей у нее отняли; ее дочь воспитывалась вместе с королевскими дочерьми».

Генриетта изменяла королю и отзывалась о нем с крайним презрением, высмеивая его бессилие как мужчины. Генрих злился, негодовал, но продолжал любить ее, хотя и заводил других женщин. Из-за одной из них — Шарлотты-Маргариты де Монморанси, супруги принца Конде, увезенной ревнивым мужем в Бельгию, Генрих чуть было не начал военные действия. Война не началась только лишь из-за смерти французского короля от руки убийцы в 1610 году.

В этом заговоре подозревали как королеву Марию Медичи, так и семью д’Антраг.

Пьер Д’Этуаль:

«В пятницу 14 мая 1610 года около 4 часов вечера король в своей коляске без охраны, имея при себе только Эпернона, Монбазона и четырех-пятерых других, проезжал мимо св. Иннокентия в Арсенал. Когда его коляска благодаря заграждению пути дорожной повозкой и двухколесной телегой была принуждена остановиться на углу улицы де ла Фероньер, против нотариуса, по имени Путрен, король был безжалостно убит коварным и гнусным негодяем по имени Франсуа де Равальяк, уроженцем города Ангулема; он воспользовался данным случаем, чтобы нанести этот злополучный удар (он давно уже выжидал, находясь в Париже только с этой целью, и его величество предупреждали, чтобы он имел охрану, но он не придал этому значения). В то время как король внимательно слушал письмо, которое читал д’Эпернон, он набросился на него с яростью, держа в руке нож, и нанес последовательно два удара в грудь его величества; последний удар пришелся прямо в сердце, перерезал сердечную артерию и таким образом лишил этого доброго короля дыхания и жизни. Видя, что король истекает кровью, д’Эпернон покрыл его плащом; когда он и остальные убедились, что он мертв, они стали, как могли, успокаивать народ, сильно смущенный и взволнованный этим случаем, крича народу, что король только легко ранен и чтобы они ободрились; повернули прямо на каретный двор Лувра, и из коляски, в которой бедный государь весь плавал в крови, его извлекли мертвым, хотя один сплетник этого времени нагло напечатал рассуждение, в котором архиепископ д’Эмбрен исповедует и напутствует в Лувре короля, который, несмотря на то, что был вполне мертв, поднял будто бы глаза и руки к небу, свидетельствуя тем, что он умер христианином и добрым католиком. Это послужило причиной (и вполне основательной) к запрещению что-либо публиковать или печатать относительно смерти короля; это было объявлено по городу под бой барабанов».

Мария Медичи

Итальянка в чужой стране, супруга короля, имевшего другую, невенчанную альтернативную жену, Мария тяжело переносила свое положение. Она родила стране наследника престола, родила еще двух сыновей и трех принцесс, но даже не была коронована. Лишь в 1610 году, за несколько дней до того, как Генрих собирался отправиться с войсками в Брабант, Мария уговорила его короновать ее в Сен-Дени. А на следующий день, 14 мая, король был убит Равальяком. Всего супружеская жизнь Марии продлилась десять лет.

Таллеман де Рео:

«…Королева-мать… твердо верила в предсказания… верила в то, что большие, громко жужжащие мухи понимают все, что говорится, и повторяют сказанное. Увидев хотя бы одну, она никогда не говорила ничего, что должно было оставаться в тайне».

«Покойная Королева-мать со своей стороны не очень-то старалась ладить со своим супругом, она придиралась к нему по любому поводу. Однажды, когда он велел выпороть дофина, она воскликнула: „С вашими ублюдками вы бы так не поступили!“

— Что до моих ублюдков, — отвечал он, — мой сын всегда сможет их высечь, ежели они станут валять дурака; а вот его-то уж никто не выпорет.

Я слышал, будто Король дважды собственноручно высек дофина: один раз, когда тот возымел отвращение к некоему придворному, да такое, что в угоду ему пришлось выстрелить в этого дворянина из незаряженного пистолета для виду, словно его убивают; в другой раз за то, что дофин размозжил головку воробью; и поскольку Королева-мать рассердилась, Король сказал ей: „Сударыня, молите бога, чтобы я еще пожил; если меня не станет, он будет дурно обращаться с вами“.

Кое-кто подозревал что Королева-мать причастна к смерти Короля: потому-то, мол, никто не видел показаний Равайака. Достоверно известно, что Король, когда Кончини (впоследствии маршал д’Анкр) отправился навстречу ему в Монсо, сказал: „Умри я, этот человек погубит мое государство“».

В управлении страной она не участвовала, но не Генрих был тому виной: он несколько раз приглашал ее на Совет, но Мария плохо разбиралась в тонкостях политики, не улавливала смысл витиеватых дипломатических пассажей и откровенно скучала. Зато она любила драгоценности и прекрасно в них разбиралась, предпочитая всем прочим камням бриллианты и жемчуг. Платье, которое она надела на крестины дофина Людовика XIII, было украшено тремя тысячами алмазов и тридцатью тысячами жемчужин. Всего в ее коллекции насчитывалось 5878 жемчужин.

Нелюбимая народом королева постаралась окружить себя верными людьми — итальянцами, и этим вызвала еще большую неприязнь французов. Наибольшую ненависть вызывали Кончино Кончини и его жена Леонора Дори Галигаи. Она была молочной сестрой королевы и пользовалась ее безграничным доверием и любовью. Внешне Леонора совсем не соответствовала канонам красоты того времени: она была «маленькая, очень худая, очень смуглая, хорошо сложенная особа с резкими и правильными чертами лица». Супруг Леоноры исполнял при королеве обязанности шталмейстера, он был «тщеславен и хвастлив, гибок и смел, хитер и честолюбив, беден и жаден». Он стал главным фаворитом королевы, именно ему приписывалось отцовство в отношении младшего сына Марии Медичи Гастона.

После гибели супруга Мария Медичи назначила Кончини первым камергером, губернатором Амьена и сделала его маршалом Франции, несмотря на то, что военным он не был. Фаворита считали одним из богатейших людей Франции: только для того, чтобы купить Анкрский маркизат, ему было пожаловано из казны восемь миллионов экю. Мария Медичи не только постоянно ссужала фаворита деньгами, но даже подарила ему несколько драгоценных камней из короны.