Демоверсия - Полина Николаевна Корицкая

и ты – ненастоящий?

Ян молчал. Аня ощутила, как ее шея покрывается мхом.

– А может, и я…

– Пшэстань![85]

Он встал. Она подошла к нему сзади и обняла, сомкнув руки на его груди.

– Как ты сказал? Демоверсия?..

Ян продолжал стоять спиной и молчать, только трогая и гладя ее руки.

– Имитация… Все это – имитация, и только. Да? Здесь – имитация каганата. Там – имитация жизни. На работе – имитация витражей. В магазинах – имитация еды.

Она вспомнила магазинное молоко и стекляшку в серебряной подвеске.

– Как ты думаешь, есть ли в мире вообще хоть что-нибудь настоящее?

Он повернул к ней лицо, собираясь что-то сказать, но она еще продолжала, глядя на свое отражение.

– Мне кажется, что я вообще никогда не жила. По-настоящему.

– А дети? – сказал вдруг он.

– Что – дети? – не поняла Аня.

– У нас есть дети. Как это мы не жили по-настоящему?.. Я лично – жил.

Аня замолчала, глядя на озеро. Где-то далеко, скрытые толщей воды, поблескивали полупрозрачные камни.

– Это настоящие изумруды, – кивнул на воду Ян.

– Ты уверен в этом?

Вместо ответа он вдруг прыгнул в воду. Со дна поднялся ил, замутив зелень. Ян стремительно уплывал вниз, вглубь. На секунду Аня испугалась, что он утонет, и вскочила, но очень скоро он вынырнул и бросил к ее ногам большой зеленый камень.

– Это тебе решать.

Аня взяла камень в руки. Он был мокрым и оттого скользким и норовил выскользнуть из рук, как кусок прозрачного зеленого мыла. Аня подняла его к небу и посмотрела на просвет. Солнце прошло сквозь изумруд, сделав ее лицо зеленоватым.

– Какой красивый…

Камень едва помещался в ладонь и оттягивал руку, и потому думать, что он может оказаться иллюзией, было невозможно.

– Ты достойна самых красивых камней.

* * *

Проснувшись, Аня распахнула глаза и села, с шумом втягивая воздух, – словно не дышала всю ночь.

На кухне был бардак – валялась пустая бутылка, посуда, хлебные крошки, перевернутая пепельница. На полу стояла кастрюля, черная изнутри. Аню удивило, что в остальном все было как прежде, все находилось на тех же местах, на каких было раньше. В этом хаосе был даже свой определенный порядок, только на полу стояла черная кастрюля.

Рубашка сгорела не целиком. Сохранился довольно большой кусок, но странно, невосполнимо смятый, желтовато-коричневый, уходящий в черноту. Это была часть рукава, на котором осталась почти не тронутая огнем пуговица – только слегка подплавленная в одном месте и поменявшая цвет. Вместо прозрачно-зеленой она стала такой же желто-коричневой, как ткань вокруг. Удивительно, но пуговица стала очень красивой – будто бы из янтаря. Аня покрутила ее в пальцах и дернула. Опаленная нитка легко поддалась, и пуговица осталась в пальцах. Аня посмотрела на пуговицу и зачем-то положила ее на микроволновку, потом вытащила остатки сгоревшей ткани и выбросила их. Посмотрела на кастрюлю, поскоблила ногтем, но в нее въелась чернота, и она положила кастрюлю в мусорку, поверх ткани, и пошла в ванную.

Она разделась, включила воду и легла, положив на лицо бандану, и все вокруг стало красным. Над ней был красный потолок, левая рука касалась красного кафеля, правая лежала на красном животе, из-под красного крана бежала красная вода. Аня сняла бандану, и все приобрело свои нормальные оттенки. На углу ванны стояла банка с глиняной маской для лица. Аня взяла банку и открутила крышку, а потом зачерпнула целую горсть и принялась обмазываться глиной – вязкой, черной, как сажа. И легла, погрузившись в отсутствие света и звука, полностью уйдя под воду, только чувствуя, как густеет вода.

Когда Аня увидела себя в зеркале, ей показалось нелогичным, что слезы у нее – абсолютно прозрачные. Не коричневые. Без примеси черноты. Она вытерла лицо и пошла убирать на кухне. Ей было жаль кастрюли, жаль рубашки, жаль себя, ее жгли удушающий стыд и обида. Она взяла телефон и увидела сообщение от Яна.

– Прости меня за молчание.

Он вдруг оказался рядом, Аня виновато посмотрела на него, потом опустила глаза и сказала:

– Я такое натворила…

– Что?..

Она молчала.

– Цо зробилащь?[86] Ответь!

Распахнув дверцу шкафчика под раковиной, она показала черную кастрюлю и обгоревший кусок рукава.

– Поважне?[87] – улыбнулся Ян.

– Ты не сердишься на меня?.. – удивилась Аня и шмыгнула носом.

– И всего-то? Да гори она огнем, эта рубашка!

Он рассмеялся, и Аня нервно усмехнулась.

– Прости меня, – сказал Ян. – Я уехал вчера ночевать к маме, а сегодня уроджины[88] у младшей, Агнешки.

Аня стояла, глядя на обгоревшее донышко кастрюли.

– В воскресенье начнутся съемки, я на двенадцать дней уйду в леса, подумаю… Шестеро детей – это ведь не шутки.

Ян словно причислил Аниных детей к своим, и она растерялась. Он смотрел на нее очень серьезно, и Аня, не выдержав, отвернулась к окну, – а потом, словно о чем-то вспомнив, взяла что-то с подоконника.

– Смотри, – сказала Аня и показала Яну раскрытую ладонь, на которой лежали две маленькие пуговки. – Я поняла, как все можно исправить. Думаю, что завтра я себе…

– Когда я понял, что ты надумала себе вчера, – перебил ее Ян, – это было как микросмерть.

Одна пуговка была прозрачно-зеленой, а другая желто-коричневой. Аня посмотрела Яну в глаза и ахнула: цвета пуговиц в точности повторяли цвета его глаз. Она моргнула, и он исчез. Аня обескураженно посмотрела вокруг и побрела в комнату, чтобы взять заготовки для сережек – маленькие серебряные гвоздики и две заглушки.

– 16–

Сначала их было тринадцать.

Тринадцать круглых отшлифованных стекляшек с отверстием по центру.

Одни часы были уже готовы – еще до поездки на «Ми-стерео». Теперь Аня стояла в мастерской, глядя на шкаф, к стенке которого она прислонила часовой корпус. Часы стояли под углом и мерно тикали. Аня слушала перестук внутреннего механизма, скрытого за витражом, смотрела на круглый циферблат и видела за ним живое сердце. Оно билось где-то – будто не за стеклом, а внутри, между слоями витражной пленки, или под оболочкой ленты, или еще глубже – в самом стекле. Аня перевела взгляд ниже, на стопку бесцветных заготовок. Их оставалось двенадцать.

Ровно столько же дней Ян будет на съемках. Без связи. А значит, не сможет ей написать. Хотя и сказал, что по возможности попытается.

Она открыла выдвижной ящик тумбы у рабочего стола и достала пакет с лежащими внутри черными коробочками механизмов. Взяла один из них и приложила к груди. Коробочка молчала: без батарейки она не могла работать. Аня молчала тоже. Из