Киборг-национализм, или Украинский национализм в эпоху постнационализма - Сергей Васильевич Жеребкин

козаки».[508] Таким был переход в козаки Богдана Хмельницкого, человека, уже прожившего большую половину жизни и сделавшего карьеру, занимавшего солидную государственную должность, зажиточного, имевшего большую семью.

Важным средством успешной колонизации Украины царское правительство считало проведение у Козаков военной реформы, направленной на преодоление традиций козацкого номадизма и развитие у Козаков социально-политических институций, в том числе, института семьи. В начале 18-го века Петр I прямо поставил перед гетманом Мазепой вопрос об изменении военной организации козаков: завести на Украине постоянное войско, переписать население, ввести налогообложение, пошлины и, тем самым, ликвидировать безженный статус козачества. Легенда, повторяемая Вольтером, гласит, что Мазепа, изображавшийся в западной литературе как романтический герой-любовник, посчитал такую радикальную реформу на Украине невозможной и возразил русскому царю, за что получил на пиру пощечину и навсегда затаил на Петра обиду.[509]

В действительности же императорской Россие оказалась посильна эта задача, хотя на ее окончательное решение и ушло почти три четверти столетия. Запорожская Сечь была разрушена, и запорожское козачество официально ликвидировано по указу Екатерины II в 1775 году. Если польское правительство на протяжении 16-го и первой половины 17-го веков стремилось решить вопрос о том, как эффективнее и безопаснее использовать Козаков для охраны своих юго-восточных территорий от татар и турок, то Россия, посчитав нерациональным дальнейшее использование запорожцев как военной силы, сочла необходимым просто уничтожить эту форму совместности как таковую, отказавшись от услуг тех членов запорожского братства, которые не смогли или не пожелали ассимилироваться в рейтарские полки императорской армии.

В российской армейской реформе, начатой Петром I, была выражена просветительская идея абсолютно рациональной военной организации, предполагавшей тотальный контроль всех сфер жизнедеятельности солдат, включая сферу сексуальности. Поэтому сексуальные запреты, которые специально оговаривались в новом армейском кодексе, должны были способствовать укреплению авторитета имперской нормы как верховного критерия оценки поведения индивидов. В 1706 году немецкие военные советники царя разработали новый военный кодекс законов для России (Московский Военный Регламент), который стал первым в истории России законодательством, предусматривавшим наказание (сжигание на костре) за мужской гомосексуализм.[510] Таким образом, гетеросексуальность была официально признана в армии нормой, а гомосексуальность стала рассматриваться как тяжкое уголовное преступление. На практике это означало отказ от политик трансгрессивной сексуальности в армии и установку на исключение опыта аффектированной чувственности из стратегии ведения военных действий.

По мнению российских военных, учавствовавших в совместном походе русских и украинских войск в Белоруссию в 1655-56 годах, эмоциональная непредсказуемость и буйные нравы Козаков делали их отряды практически неуправляемыми. Русские постоянно жаловались царю на буйства украинских Козаков, которые не только грабили, но и совершали бессмысленные, с их точки зрения, убийства женщин, разорения, поджеги. Мотивы, двигавшие действиями Козаков, не были ясны солдатам царской армии, для которых политики трансгрессивной сексуальности уже утратили свое значение, и событие символического изнасилования фаллическим отцом («ца-рем-батюшкой») уже состоялось. В итоге между представителями двух различно организованных армий зародилась враждебность, часто приводившая к конфликтам. Козаки жаловались на неоправданный снобизм и пренебрежительное отношение к ним царских солдат, а русские воеводы доносили царю о том, что козаки не хотят им подчиняться и бьют стрельцов.[511] Впоследствии этническая неприязнь к русским формировалась у украинцев прежде всего как враждебность по отношению к российским военным, которых украинское общество идентифицировало как москалей. Собственно «москаль» в украинском народном сознании – это не просто русский, а российский военный, солдат или офицер, принадлежащий к иному, отличному от козацкого типу военной организации, несущему постоянную угрозу украинским женщинам, которые в дискурсе солдата выступают просто в качестве сексуальных объектов.

В ходе дальнейшей российской колонизации Украины оппозиция двух различных типов военной организации переросла в национальную конфронтацию. Против российской имперской военной организации, заменившей козацкую машину войны, был направлен бунтарский пафос национального поэта Тараса Шевченко, который обвинял русскую армию в политике безжалостной эксплуатации тел украинских женщин. Идея смертельной опастности любовной связи с русским военными для украинских женщин является одним из лейтмотивов творчества Шевченко. Один из наиболее характерных женских образов его поэзии – это образ «матери-покрытки», имеющей незаконорожденную дочь от российского военного. Поэтический эффект образа усиливается тем, что внебрачной дочери в будущем уготована та же участь, что и ее несчастной матери. Таким образом, национализм Шевченко выражался в форме антиимперского протеста против юридических, нравственных и сексуальных принципов царской армии, воплощавшихся в фигуре москаля, которым мог в конечном итоге стать каждый украинец, призванный в армию.

В 19 веке Шевченко и другим представителям зарождавшейся украинской национальной литературы позиция военных по отношению к женщинам казалась предельно циничной, тривиальной и оценивалась в контексте общей критики империалистических самодержавных политик и развивавшегося в России капитализма. В отличие от нее, сексуальные политики козацкого номадизма оценивалась в революционно-демократических кругах как альтернативные, направленные против самодержавной власти. К ним апеллировали, как к опыту иного типа сексуальности, иного отношения к женщине. Особенно сильно это проявилось в западно-европейской литерале эпохи Просвещения и романтизма, в которой сексуальные отношения в Украине рассматривались как формы проявления особой, романтической любви. При этом особым вниманием пользовался гетман Мазепа, представленный как романтический изгнанник и роковой любовник у Байрона, Вольтера, Гюго, Пушкина и др.

Апеллируя к сексуальному опыту Украины, романтики и просветители искали в нем «иной», по сравнению с традиционным европейским, тип отношений мужчины и женщины, которых романтизм рассматривал как суверенные индивидуальности. Однако подлинная специфика украинской сексуальности в этот период проявлялась на уровне коллективных, а не индивидуальных взаимоотношений. Козацкий номадический субъект, в отличие от номадических субъектов, описанных, например, у Рози Брайдотти,[512] – это не индивид, а группа, отвергающая индивидуальные формы проявления субъективности западного типа. Образы, имитирующие индивидуальность, присутствуют в ней только на уровне мифологической истории, строящейся исходя из таких архетипов национального сознания, как «героическое прошлое», «великий человек», «совместное страдание» и др. Соответственно, исторические персонажи заменены в мифологической истории символами, лишенными реальных человеческих качеств. Вместо реальных общественных отношений мужчин и женщин в ней изображаются эталонные типы идеального «мужчины» (козака) и идеальной «женщины» (невесты/ матери), гармонически дополняющие друг друга в патриархальносемейных отношениях.

В нежелании анализировать коллективную природу козацкой сексуальности отечественный и западный просветительский подходы парадоксальным образом совпадают. Однако различается мотивировка этих подходов. Если просветители хотели видеть в Украине идеальное место для «иного», чем на Западе, типа сексуальности, то в украинской мифологической истории традиционно на первый план выдвигались задачи формирования коллективной национальной идентичности. В отличие от структур индивидуальной идентичности, основывающихся на процедуре саморефлексии, самосознания, структура коллективной идентичности нуждается в том, чтобы ее основа частично оставалась непроясненной, функционировала на уровне коллективного бессознательного.