Неизвестный солдат - Вяйнё Линна

Сало, чтобы не осрамиться вконец, смеялся вместе со всеми. Криво усмехаясь, он сказал:

– Да, старик молодец. Он, наверное, книги читал.

Оставив старика в покое, они отправились варить суп.

По шоссе шла колонна, и Сихвонен радостно крикнул:

– Это наверняка свежие части. Нас отправят на отдых. На свежие части, которые прибудут им на смену, они уповали уже давно, и стоило им завидеть незнакомых солдат, как они жадно спрашивали у них номер полка. Но сейчас большинство не проявило к колонне никакого интереса; они уже столько раз обманывались. Однако Сихвонен остановил идущих:

– Какой части?

– Обоз пулеметной роты.

– Какой взвод?

– Первый. Ты что, не знаешь возчиков собственной роты?

– Мгм… да. Спрашиваю черт-те что.

– Чего спрашиваешь?

– Иди ты…

– Чего это ты так вызверился?

– Да пошел ты к черту.

С командного пункта явился Миелонен.

– Отправляемся снова атаковать, ребята.

Никто не сказал ни слова, лишь понурили головы. Суп был еще не готов. Они привесили ведро к шесту и взяли шест на плечи. Может быть, еще удастся доварить суп при первой же передышке между боями.

Глава восьмая

I

– Вот сколько осталось до Петрозаводска. – Грязный, с черным ногтем палец показал ведущую к городу дорогу на карте Восточной Карелии, купленной в ларьке при солдатской столовой. – Вот тут Матросы. Потом Половина, а потом Вилга.

И Пос Рудан, хи-хи. И колхоз "Третий решающий". И деревня Красный Пахарь, хи-хи-хи.

Ванхалу бесконечно забавляли географические названия Восточной Карелии, звучавшие так необычно. Особенно смешными казались ему новые, придуманные коммунистами названия деревень. Почти такими же смешными, как лозунги финской военной пропаганды.

– Нам только бы попасть в Петрозаводск, а там мы две недели никуда не будем двигаться, – сказал Рахикайнен.

– Но ведь война на этом не кончится, – возразил Рокка. – Ты, наверное, думаешь, это такой важный город, что если взять его, то и вся Россия рассыплется? Нет, на Петрозаводске свет клином не сходится.

– Ну и пусть. А мы дальше не пойдем.

– Точно, не пойдем.

– Да ни за что.

– Уж это факт.

– Ну нет так нет. Дальше Петрозаводска ни шагу.

По-поу-поу-поу… уууу… ууу…

"Вперед шагом марш!"

Па-па-па-па-па…

"Санитары-ы…"

Па-па-па-па-па…

Их одежда была изодрана, обувь тоже. Морщины на лицах стали резче, но были едва заметны под грязью и щетиной пробившихся юношеских бородок. Они отупели, и ничто их не трогало. Ворчание и ропот раздавались теперь редко. Мрачные и молчаливые, слушали они объяснение новой задачи, в то время как тела их еще дрожали от усталости, накопившейся при выполнении старой. Где- то там впереди Петрозаводск. Он был их главной целью. Казалось, все их проблемы разрешатся сразу же, как только они туда попадут. А если и не разрешатся, все равно дальше они не пойдут. В таком настроении они напрягали последние силы. Петрозаводск, Петрозаводск – вот тот золотой город, к которому они стремились, как паломники, принимая муки и страдания.

Их полк, считали они, имеет исключительное право остаться в городе после того, как им овладеют. Надо полагать, эта же мысль жила во всех наступающих на город полках, и в каждом ее обосновывали одинаково:

– Мы были на самых трудных участках, мы вконец измотались.

Чем ближе подходили они к городу, тем более упорное сопротивление встречали. Чем сильнее они уставали, тем больше с них требовали и тем полнее они выкладывались. Но казалось, еще немного – и пружина лопнет. Уже бывало, что и слабый контрудар отбрасывал их назад. Вконец измочаленные нервы не выдерживали, сдавали в бою, какой раньше сочли бы просто мелкой стычкой.

За семь километров до города был убит командир третьей роты лейтенант Аутио. Его прошили одиннадцать пуль – столько, сколько успел всадить в него пулемет до того, как он рухнул на землю. Это была прекраснейшая из смертей, какие им когда-либо приходилось видеть. Солдаты дрогнули, отражая контратаку. Кое-кто повернул назад, и, чтобы ободрить людей, Аутио выпрямился во весь рост и крикнул:

– Помните, кто вы! Ни шагу назад!

Пулеметная очередь, прошив его насквозь, оборвала его жизнь. Командование ротой принял Карилуото. Смерть Аутио напомнила ему смерть Каарны, и эти воспоминания всколыхнули в нем былую волну торжественного воодушевления. Этот случай был повторением того, что было в прошлый раз. И все же он должен был признать, что по крайней мере для него между этими двумя событиями существует какая-то разница. И хотя в ольховнике вокруг него потрескивало и шуршало, он поднялся и крикнул:

Третья рота, слушай мою команду! Все остаются на местах! – Кто посмеет оставить после этого позицию?

И все же страх оказался сильнее. Один стрелок начал отползать в сторону – своим криком Карилуото добился того, что противник усилил огонь и сосредоточил его на них.

– Вы куда?

Солдат не отвечал, глядя в землю; воодушевление Карилуото как рукой сняло. Он осыпал солдата насмешками и ругательствами, так что в конце концов тот вернулся на свое место. Но от этого случая у Карилуото остался неприятный осадок. Нет, возвышенные движения души на войне не к месту. Война – грубое, жестокое и низкое занятие. Иногда Карилуото спрашивал себя: что дает ему моральное право гнать других на смерть? Глумиться и издеваться над ними, спекулировать на их мужестве и чести, если они не повинуются приказу?

Конечно, эти мысли были сиюминутными, и сам он считал их признаком чрезмерной усталости. К тому же близость Петрозаводска наполняла душу торжественным ожиданием.

Вечером последнего сентябрьского дня их рота вышла на окраины города.

Они залегли в вечерних сумерках перед укреплениями Сулаж-горы, разглядывая пулеметные гнезда противника и его позиции за проволочными заграждениями.

– Черт подери, здесь уложат не одного солдата!

– Может, и уложат, только не нас, – сказал Коскела. – Насколько мне известно, мы не будем здесь наступать. Тут пойдут другие части, а мы поворачиваем на север.

– Черт возьми! Значит, нас не пустят в город? – Разговор оборвался: слишком горько было говорить об этом. Головы поникли. – Значит, это еще не конец.

Вечером крупная артиллерийская часть обстреливала город. С серьезными лицами солдаты наблюдали, как то и дело вспыхивает над ними небо, слушали вой снарядов над головой.

– Сколько миллионов пускают по ветру, а платить кто будет – народ? – спросил Лахтинен.

– Не знаю. Знаю одно – там страшно, – сказал Хиетанен.

– Головы садовые! Они же все сметут огнем. Что нам тогда там делать? – испуганно проговорил Рахикайнен.

– Мы туда, видно, не попадем, – сказал Рокка.

– Но ведь какая силища у них, у этих снарядов, – сказал Мяяття.

– Подготовка к наступательному бою, хи-хи. Наша артиллерия разговаривает жестким языком, хи-хи, – сказал Ванхала. Он сидел на пне и жевал хлеб, найденный у убитого русского солдата. Вначале, правда, соскреб с него кровь.

II

Утро первого октября выдалось теплое и светлое. Небо было ясно-голубое, без облачка. Если глядеть вверх, так, чтобы не видеть примет осени вокруг, можно было подумать, что сейчас середина лета.

Они двигались вперед по молодому лесу, вдоль линии электропередачи. Их не отправили на север, определив задачу перекрыть дороги, ведущие в Петрозаводск с севера. Хотя сам город еще не был виден за лесистым холмом, все говорило о его близости. В лесу пересекались узкие тропинки, и вообще вся местность казалась "обжитой" из-за валяющихся повсюду клочков бумаги, обрезков досок и прочего сора, оставшегося после людей.

Первым взобрался на холм рядовой Виириля, большеголовый горлопан и гроза офицеров; в мирное время он без конца сидел на гауптвахте. Однако на войне он проявлял прямо-таки сумасшедшую храбрость и всегда ходил добровольцем в разведку. Если бы не эта храбрость, ему едва ли простили бы его непристойную болтовню о священной войне.

Взобравшись на гребень холма, он застыл в изумлении:

– Эй, вы, свиные рыла! Вон он красуется, Петрозаводск.

– Иди ты?

– Да, и оттуда валит дым. Там финские мальчики уже грабят вовсю.

Солдаты кинулись за ним. Впереди открывался аэродром, за ним виднелись дома Петрозаводска. Гладь Онежского озера сливалась вдали с сине-серым горизонтом. В городе поднимались столбы дыма, там и сям слышалась редкая стрельба.

– Вот он.

– И из-за этого городишки мы поднимали шум!

Их удивила серая монотонность города, его унылый внешний вид. Среди хаотического скопления деревянных домов высилось лишь несколько белых каменных зданий. Вот тебе и весь город. Петрозаводск разочаровал их. Но окружающая природа была красива. Синий от дыма воздух струился над сверкающей водной гладью озера; вдали, подернутые сизо-синей дымкой, маячили мысы.