Наглый роман (ЛП) - Артурс Ния

— Нет, все в порядке. Кое-кто запретил мне сегодня больше пить чай.

За столом воцаряется тишина.

Выражение лица Макса меняет свой обычный ‘разгневанный бизнесмен’ на полное потрясение. — И ты послушала?

— Что это должно значить? — Я задыхаюсь.

Губы Хадина изгибаются. Это тень улыбки, но она делает его и без того точеное лицо в десять раз сексуальнее.

Это… должен быть… Хадин.

Его губы все еще влажные от моего поцелуя. Блеск моего блеска придает его розовым губам вид искрящихся.

— Знаешь что? Я, пожалуй, выпью чаю, — в отчаянии говорю я Санни. — Спасибо.

— Конечно. — Она встает, чтобы принести его мне.

Я беру в руки напиток и залпом выпиваю его, но он не оказывает на меня такого эффекта.

Я все еще хочу пить.

Это… должен быть… Хадин.

По какому-то ужасному повороту судьбы моя одержимость чаем была узурпирована. Думаю, я хочу Хадина… немного больше, чем чай.

ГЛАВА 14

КРАСНЕЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ

ХАДИН

Солнце садится за фермерский дом. Температура на улице снижается, и светлячки начинают освещать сумерки. Музыка майя льется из портативных колонок на террасе. Навязчивую мелодию перекрывают громкие детские крики.

Теперь, когда опускается ночь, на заднем дворе царит настоящий хаос.

После обеда толпа удвоилась благодаря детям, вернувшимся домой из школы со своей опекуншей, миссис Хэнсли.

Элизабет, Белль, Бейли и Майкл побежали прямо к маме Мойре, как только почувствовали запах еды на кухне. Я не уверен, что их больше взволновало — она или жареная рыба.

То, что последовало дальше, было резней. Я никогда не видел, чтобы маленькие человечки вдыхали пищу так, как эти четверо. Даже Белль, несмотря на ее юность, не отставала.

Джунипер тоже здесь. Он приехал из аэропорта в надежде встретиться с Ваней, а вместо этого его затащили на собрание. В настоящее время он сидит рядом с Кенией. Они говорят о классической литературе и важности репрезентации чернокожих в популярных книгах.

Мама ушла через несколько часов после появления детей, но, что удивительно, Уилл привез ее обратно с пластиковым контейнером и просьбой добавить немного контрабандной еды в больничный рацион папы, в котором "только жидкости".

Мама Мойра убедила мою маму остаться ненадолго. Они вдвоем сидят в шезлонгах на лужайке с миссис Хэнсли. Женщины закинули ноги на подушку и потягивают вино из коротких бокалов.

Дети катаются мимо меня, крича и смеясь, пытаясь поймать светлячков в стеклянные банки.

Ваня привлекает мое внимание. Она бежит рядом с ними, помогая ловить насекомых. На ней толстовка с капюшоном, которую я храню в своей машине. Почему она так гламурно выглядит в моем великоватом жакете — загадка, которую я хочу раскрыть слой за слоем.

Белль, дочь Алистера, ковыляет к Ване. Она тянет за подол толстовки Вани и указывает на свою пустую стеклянную банку.

Ваня подхватывает маленькую девочку на руки и поддерживает ее, пока они гоняются за светлячками. Ее радостный крик, когда им это удается, вызывает у меня электрический разряд в сердце.

Чем больше я вижу Ваню с детьми, тем больше убеждаюсь, что она будет потрясающей матерью.

Черт. Я хочу так наполнить ее собой, чтобы у нее были все мои дети. Пока мы практически не будем кататься в мини-Ванях и мини-Хадинах.

Я быстро посасываю кубик льда, чтобы успокоиться.

— Что ты собираешься делать с компанией теперь, когда твой отец вышел из строя? — Макс спрашивает меня.

Его вопрос вызывает пристальные взгляды других костюмов.

Репутация трудоголиков Алистера и Даррела опережает их самих. Хотя Даррелл бросил крысиные бега и занялся нейропсихологией, ни для кого не секрет, что он внимательно следит за состоянием семьи.

Я мог бы передать империю Маллиз любому из этих мужчин, и им, вероятно, понравилось бы развивать ее больше, чем мне. Проблема в том, что империя Маллиз — это не их бремя. Оно мое.

— Я думал об этом, — говорю я Максу.

— Так вот почему ты был таким тихим во время ужина? — Спрашивает Даррелл. У него зеленые глаза, которые видят все. Парень едва открывает рот, но у меня такое чувство, что он многое мог бы сказать обо всех присутствующих.

— Должно быть, у тебя на уме много дел с твоим отцом и компанией. — Алистер вздергивает свой острый подбородок в сторону Вани. — Среди прочего.

Я прочищаю горло. Последнее, чего я хочу, это чтобы Макс, Даррел и Алистер набросились на меня. Все дамы на стороне Вани, и поскольку эти мужчины готовы на все ради своих женщин, не нужно быть гением, чтобы догадаться, что я сам по себе.

— Я ни во что не ввязываюсь, — говорю я.

— Не трать слишком много времени на принятие решения. — Макс подносит пиво к губам. — Ничего не делать — значит что-то делать. В большинстве случаев это что-то неправильное.

— Понял это с печенья с предсказанием? — Спрашиваю я.

Макс бросает на меня мрачный взгляд.

— Хадин, — говорит Хью, подходя к нашей группе.

— Да, сэр? — Я смотрю в лицо отцу Вани, готовый сделать все, о чем он меня попросит.

— Санни и Кения рассказывали мне о тропинках на заднем дворе дома. Хочешь прогуляться со мной?

О нет. Я ерзаю от дискомфорта. Мы отправляемся в поход или он планирует разрубить меня на мелкие кусочки и похоронить мое тело там, где его никто не сможет найти?

Макс похлопывает меня по спине и кивает "удачи".

Даррел ухмыляется.

Алистер только качает головой.

Я следую за Хью с задней части террасы в лес, который, к счастью, освещен фонарями на солнечных батареях. Судя по отметинам на деревьях и множеству следов на тропинке, я предполагаю, что Даррел, Санни, Бейли и Майкл проводят много времени, бродя по лесу.

Хью замедляет шаг.

— Как давно ты любишь Ваню? — начинает он.

Я был готов к лекции, угрозе или предупреждению. Но я не был готов к этому.

— Люблю? — Я хриплю, и звук такой, словно я надышался двумя бутылками гелия.

Хью засовывает руку в карман брюк и бредет дальше по тропинке. — Если это не любовь, почему ты рядом с моей дочерью?

— Мы были друзьями много лет.

— Ты хочешь сказать, что все, что ты чувствуешь к Ване, — это дружба?

Я обдумываю это. Правда в том, что… Я не зацикливаюсь на том, в безопасности ли мои друзья, сыты ли они и счастливы ли. Я не хочу перегибать своих друзей через ближайший стол и набрасываться на них сзади. Я не встаю каждое утро и не готовлю завтрак своим друзьям, не слежу за ними весь день и не засыпаю с мыслями о них по ночам.

Но у меня нет лучшего ответа для него, поэтому я ничего не говорю.

— Ваня всегда была независимой, но она никогда не была жестокосердной. — Хью бьет себя в грудь. — Когда ее мать заболела, она надела всю эту броню. Намного больше, чем должно быть у юной леди в этом возрасте. Она прокладывала себе дорогу в мир и позволяла ему сбивать ее с ног снова и снова, пока броня не срослась с ее кожей. Пока не почувствовала, что это ее кожа. Теперь она не сможет снять эту броню, даже если попытается.

Я точно знаю, о чем он говорит. Если на Ваню нападут онлайн-тролли, она пожмет плечами и скажет: "Это всего лишь слова”. Если интервьюер или фотограф проявят к ней неуважение, она воспримет это как часть своей работы. Если фанат заходит слишком далеко и посягает на ее частную жизнь и личное пространство, она будет считать, что у него есть на это право.

— Любой, кто ее не знает, предположил бы, что у нее нет чувств. — Листья хрустят под ботинками Хью. — Они думают, что ей не причиняют боли, она не плачет и не жаждет шанса сбросить с себя эту броню. Но, конечно, это так. Тяжесть всего этого — ты знаешь, это тяжело. Нужно много сил, чтобы притворяться, что ничто не может причинить тебе боль.

Я потираю горло, жалея, что не захватил с собой воды. Хью пока не угрожал, но это не значит, что это не последует. Я почти уверен, что этот разговор закончится тем, что он скажет мне отвалить и оставить его дочь в покое.