Левый берег - Алексей Кудашин

Жена, улыбаясь, смотрела на Андрея и кивала.

— А Нюра, бабка твоя, покойница, так тебе радовалась! О, что ты! Целый день после отъезда дочки плакала! Души в тебе не чаяла.

— Да ладно тебе, старый, — одернула его жена. — Завел шарманку! Новый год сегодня…

— А я что? — слабо возмутился дядя Семен. — Я — ничего. А ты нынче вроде как бизнесмен?

— Вроде как, — подтвердил Андрей, накладывая себе в тарелку квашеную капусту и маринованные грибы.

— Молодец! Мужик! Знай наших! Нюрка-то нам так и говорила: будет, мол, из него толк. Чую, есть в нем что-то.

— Погромче, погромче сделайте! — раздались возгласы из-за стола.

По телевизору начали транслировать поздравление Президента.

— Димка то наш, смотрите, нахохлился весь. К новой должности привыкает, — съязвил кто-то на другом конце стола.

— Так "напривыкался"… — лениво возразил кто-то. — С полгода уже…

Андрей, пользуясь случаем, пока внимание компании было сосредоточено на экране телевизора, оглядывал собравшихся. Такие знакомые лица. А главное — счастливые лица. Или это ему так казалось? Кто знает. Но Андрей почему-то был уверен — счастливые.

"Только моральные уроды делают революции и занимаются тому подобной ерундой, — вспомнились ему слова одного очень им уважаемого человека. — Простого нормального человека революция не интересует. Его интересует его семья, дети, дом, карьера. Ему не доставляет удовольствие скрываться от властей, организовывать покушения, шляться по эмиграциям. Для нормального человека гораздо предпочтительнее поехать с друзьями на рыбалку, отдохнуть душой, вдоволь попить водки в приятной компании. Революционный вирус характерен для подросткового возраста, и его проникновению в сознание сильно способствуют лошадиные дозы выбрасываемых в этом возрасте в кровь половых гормонов. Если тебе хочется революции в тридцать лет — ты почти гарантированно ненормальный".

— Раз, два, три, четыре… — дружно раздалось за столом.

Андрей встряхнулся, убрал воспоминания на задворки сознания, быстро подставил свой бокал под струю шампанского, бившую из только что неудачно открытой бутылки.

— Семь, восемь…

31.12.2008. Краина, г. Кировогорск. ул. Кропивницкого. 23:59

— Девять! Десять! Одиннадцать"! С Но-вым го-дом! — дружно и весело закричал зал.

— С Новым годом, пацаны, — улыбнулся Денис и стукнулся фужером с шампанским с парнями.

— С Новым годом, — повторил как-то задумчиво Толик.

— С Новым счастьем, — слегка повеселее поздравил Лева.

Кошак просто выпил и удовлетворенно крякнул.

Денис, конечно, предполагал, что праздник будет невеселым. Да никто и не возражал, собственно. По мере приближения тридцать первого числа становилось все грустнее. Причем всем четверым. И они не скрывали этого друг от друга. Читалось на лицах.

Тут все было понятно. Почти. Новый год он, все-таки, как ни крути, праздник семейный. А какая тут семья? Тут коллеги по работе. Не друзья даже. Никого не обманешь. Все четверо, вся его оперативная группа, это прекрасно сознавали. Чувствовали. Приехали работать. "Работать" тут ключевое слово. И работа… Не поймешь даже сразу и как сказать. Сложная, грязная… Не то все. Специфическая. Именно что специфическая.

Для такого дела нужно доверие. Это — обязательно. Но доверие — совсем не значит дружба. Оно может и без дружбы вполне существовать. Вот и у них так: доверяют друг другу — это однозначно. А вот дружбы нет. Да и не может ее возникнуть за три месяца — это всем понятно. У Дениса разве что с Кошаком теплые отношения возникли, более или менее. С Толиком и Левой — скорее деловые просто…

И еще было что-то здесь. Не только тоска по семье, по близким людям. Денис это четко чувствовал. И только на днях додумался. Когда по парку гулял. Появилась у него с месяц такая привычка — по парку иногда прогуливаться по вечерам. Когда голова опухнет от аналитической работы. Новый год, ведь он праздник совершенно особенный. Люди что празднуют? Не революцию какую-нибудь, в которую народу перестреляли столько, что и представить страшно. Не сомнительную историческую дату, по поводу оценки которой люди одной и той же национальности готовы друг другу глотки перегрызть. Не какой-нибудь дурацкий день очередной независимости непонятно от кого и непонятно зачем. Не день конституции, тысяч раз переписанной, пропитанной кровью от первой до последней страницы. И не день международной солидарности кого-то с кем-то и зачем-то…

Люди празднуют Новый год. Встречают его. Люди по всей земле просто радуются тому, что наступил новый год. Новый цикл жизни. Что снова будет весна, а затем лето. Что снова зазеленеет листва на деревьях и запоют птицы. И поднимется пшеница. И будет урожай. Человек благодарит Бога за то, что было и что еще будет. И главное — надеется. Это ведь очень важно. Нет ничего более важного, кроме веры и любви. Надеется, что в новом году жизнь станет лучше. Что не случится ничего плохого. Ни с ним, ни с его близкими, ни с его Родиной. Что будет мир.

А он? Какое отношение ко всему этому свету имеет он? Оперативник Аякс. Или оперативник "Пятьдесят третий". Мельниченко Владимир Михайлович. Который никакой не Мельниченко, а просто Кошак. И Кошаком для Дениса навсегда останется. Максимум — Володей. И бизнесмен Бурченко, классический представитель малого бизнеса, краса и гордость новой демократической Краины — оперативник госбезопасности "Двадцать восьмой". И Червонец. Все они, ну спрашивается, какое имели отношение к празднованию Нового года, светлого и чистого праздника! Никакого, надо было признать.

Может, поэтому и грустно было на душе, пасмурно. У всех четверых. Так, по крайней мере, думал Денис. А в двадцатых числах стало совсем не по себе. Толик так и сказал в один из дней, когда они на квартире у Дениса разбирали и систематизировали накопленный материал:

— Слышь, народ. А давайте столик в ресторане закажем, а? Со скуки ведь подохнем. Что-то паршиво мне, тоскливо…

— А что, дело хорошее, — тут же поддержал командир. — Вот ты и займись.

Он и занялся. Несмотря на то, что все места, само собой, давно были забиты, все-таки "родил" столик. И не где-нибудь, а в центре, в весьма неплохом ресторане, названия которого Денис даже не пытался запомнить.

И вот они здесь. В костюмах. И в туфлях. Даже Кошак. Уж на что не любит строгий стиль. Но договорились — выглядеть по-человечески. Надо думать — получилось. Во всяком случае, лично Денис чувствовал себя, так сказать, культурно.

В цену столика входила кое-какая еда, бутылка шампанского и водки. Есть особо никому не хотелось. А вот водку уговорили быстро. И коньяку заказали.

В прекрасно украшенном зале ресторана ни на минуту не умолкала музыка. Полупьяный музыкант в рваных джинсах, кожаной жилетке и мишурой на шее пел что-то веселое. Ему подпевала красивая русоволосая деваха в длинном черном вечернем платье. Изрядно подвыпившая компания в самом центре зала упорно пыталась перекричать исполнителей. Одним словом, все было — как полагается.

— Ты на эту компанию кисок обратил внимание? А, Кошак? — гоготнул Толик, взглядом указывая на стайку молоденьких каких-то блестящих и радостных девушек, почему-то оказавшихся без парней в эту праздничную ночь.

— Кошечек, Кошак… — проговорил себе под нос Володя. — Скаламбурил. Пошутил, да? Юморист, значиццца, да?

— Ага, — лыбился тот.

— А если я, положим, тебе сейчас глаз на одно место натяну? — поинтересовался Кошак.

— Тогда я останусь без женщины. С натянутым на одно место глазом я вряд ли буду пользоваться успехом…

Неизвестно откуда появился монументальный Дед-мороз со Снегурочкой, встреченный восторженным ревом ресторана.

— Я пошел, наверное… — цокнул языком Денис и поднялся.

— А че ты, все что ли? — удивился Лева. — А водки попить?

— Да неохота что-то… Пойду, посплю лучше. Давайте, пацаны. Развлекайтесь. — Он протянул руку товарищам.

Получив в гардеробе свою недавно купленную за пятьсот краинских рублей итальянскую легкую куртку, Денис вышел на воздух. На темной праздничной улице никого не было. Легкий морозец в пару градусов, порадовавший кировогорцев всего пару дней назад, нежно, как бы играясь, покусывал лицо.

Командир глубоко вдохнул ночной воздух. Со всех сторон слышались разрывы пиротехнических изделий самых разных мастей. Время от времени небо озарялось чуть ли не во все цвета радуги. И пусто вокруг. Но это только на полчаса, не больше. Сейчас, скоро уже, уставшие от оливье и водки в семейных компаниях празднично одетые люди высыплют на городские улицы и площади, и начнется настоящее веселье. С шампанским на голову, с пьяными танцами, с битыми бутылками и носами, с пошатывающимися Дедами-морозами, с взрывами хохота впереди и за спиной.

А вот ему не хотелось. Не хотелось всего этого. Совсем не хотелось. А чего тогда? Да просто прийти домой и телевизор включить. Налить себе виски или Мартини. У него есть. Заранее купил. И посидеть спокойно. И даже поглядывать иногда с балкона на гуляющих. И даже кричать что-то время от времени. И с Новым годом поздравлять. Но только не в центре всего этого. Только не в середине. Только — не соучастником. Нет. Не частью. Посторонним наблюдателем.