Репортажи с переднего края. Записки итальянского военного корреспондента о событиях на Восточном фронте. 1941–1943 - Курцио Малапарти

Глава 22

Рабочий акрополь

Под Ленинградом, апрель

Для того чтобы добраться до передовой позиции под Александровкой, придется иметь дело с длинным, около километра, проходом по открытому пространству, постоянно подвергая себя опасности попасть под огонь советских снайперов сразу с трех сторон. (Эта позиция боевого охранения расположена на краю выступа, который вклинивается в оборону русских.) Сначала вам придется идти вдоль подобия тропинки, которая на самом деле является лишь узкой ледяной насыпью или, можно даже сказать, ледяной лентой, уложенной на поверхность глубокого рыхлого снега. Тот, кто сделает неверный шаг вправо или влево от этой ленты, рискует провалиться в снег по пояс. И тут нужно молиться, чтобы все обошлось лишь одним этим: ведь советские снайперы, винтовки которых снабжены телескопическими прицелами, лежат в кустарнике по краям выступа на расстоянии 200–300 метров и только ждут удобного момента, чтобы послать пулю, которая (если вам повезет) просвистит мимо вашего уха.

К счастью, воздух сейчас немного туманный, и мы без происшествий добрались до начала траншеи сообщения. Здесь в подобии выкопанной в снегу пещеры мы обнаружили наблюдательный пост, один из тех, что во время прошлой войны называли «связным постом». Здесь, в этой пещере, солдаты, назначенные на передовые позиции, оставляют свои лыжи и продолжают путь вдоль траншеи пешком, а по возвращении забирают лыжи, чтобы можно было как можно скорее пересечь открытое пространство, отделяющее передовую позицию от основной линии фронта.

Когда мы дошли до передовой позиции, где находились korpraali (ефрейтор) и два sotamies (рядовых), то нашли там и двух таких бегунов, только что вернувшихся из пикета и теперь отбиравших свои лыжи из груды, сложенной сбоку.

Мы немного отдохнули (нам пришлось в быстром темпе пересечь опасную зону, так как мы опасались, что порыв ветра, разбросав в стороны снег, может неожиданно открыть наше присутствие здесь), а потом отправились дальше по траншее. Сооружение было узким и неглубоким, поэтому нам приходилось наклоняться, чтобы головы не высовывались наружу. Наконец мы добрались до передовой позиции. Она представляла собой нору, выкопанную у подножия одной из гранитных ступеней («бараньих лбов». – Ред.), о которых я уже писал, рассказывая о поле боя под Ленинградом. Мы взобрались наверх по короткой лестнице и выглянули наружу через бруствер из слоя снега. Там, перед нами, чуть ниже уровня глаз, располагались позиции противника, а еще дальше – сам город, так ясно вырисовывающийся в ставшем внезапно прозрачным воздухе. Отсюда город действительно напоминал один из тех нарисованных мелом эскизов, которые можно увидеть на выставках городской архитектуры. С этой расположенной на возвышении точки можно было ясно различить среди огромного, строго упорядоченного скопления зданий бледно-зеленые пятна, обозначающие расположение улиц и площадей.

Та огромная тень слева, за районом Острова и тонкой синей артерией Невы, – это Адмиралтейская площадь, площадь, на которой стоит Зимний дворец и музей Эрмитаж в нем. А та прямая колея, что прорезает путь через город по диагонали с северо-востока на юго-запад, от одного изгиба Невы до другого, – это проспект 25-го Октября, бывший Невский проспект. То низкое облако где-то на другом краю Ленинграда висит прямо над местом, где находится Путиловский завод, одно из крупнейших сталелитейных предприятий в мире, вызывающий благоговейный трепет советский колосс металлургической промышленности[50]. (Это облако дыма, дыма пожара.) А если вернуться по проспекту 25-го Октября в обратную сторону и в нужном месте повернуть налево, то я смог бы опознать в большой дуге ярко-коричневого цвета, будто бы очерченной карандашом, Фонтанку, канал, который течет через некогда один из самых аристократических, а может быть, и самый аристократический квартал старого Санкт-Петербурга.

Я внимательно рассматривал нарисованную мелом модель, пытаясь найти фронтон здания Смольного института, построенного в стиле неоклассицизма, некогда учебного заведения для девушек-аристократок, где во время 10 дней октября 1917 года располагался штаб большевистского восстания, место проведения митингов революционного комитета. Да, оно должно быть вон там, где-то справа. Каким близким все это казалось отсюда! И как события этой ужасной блокадной зимы напоминали мне то, что происходило в октябре 1917-го!

Ведь защита Ленинграда, столицы коммунистической революции, была доверена тем же элементам, которые играли главную роль в Октябрьском восстании. Оборонительная тактика, принятая руководством Ленинграда, во многих аспектах и особенно в своих базовых принципах осталась той же, что применял революционный комитет в 1917 году против казаков Дикой дивизии, а позже и против «белых» генерала Юденича. Нервами и сухожилиями ленинградского сопротивления призваны стать теперь, как и тогда, рабочие машиностроительных предприятий и моряки Балтийского флота.

Прошлым летом на стене зала заседаний здания горсовета в Сороках на Днестре, вместе с картами СССР, обычными лозунгами для пропаганды ударного труда в сельском хозяйстве и промышленности, обычными же красочными плакатами, изданными Осоавиахимом (пропагандистской организацией, распространяющей военные знания в области химии и авиации)[51], рядом с традиционными портретами Ленина, Сталина, Ворошилова и Буденного я обнаружил оригинальный план Октябрьского восстания, который состоял из карты Ленинграда с нанесенными на нее позициями всех революционных сил (расположением отрядов, развертыванием ударных групп, рабочих бригад и т. д.), обозначенных красным цветом до деталей.

Ярко-красные стрелы указывали направление атак. Данные по расположению очагов сопротивления противника были обозначены черными символами, обведенными красными кружками. Три алых флага различной формы и размеров обозначали штабы трех главных революционных сил, а именно ударной бригады Путиловского сталелитейного завода, отрядов моряков из Кронштадта и восставших экипажей Балтийского флота, предводители которых собрались на борту крейсера «Аврора». (Последний вошел в Неву и, встав на якорь напротив Петропавловской крепости, в критический момент поддержал действия отрядов рабочих и матросов, открыв огонь по Зимнему дворцу, Адмиралтейству и прочим очагам сопротивления войск Керенского.) Здание Смольного института, штаба революции, было увенчано большим красным флагом с написанным на нем белыми буквами словом «Ленин».

Этот план Октябрьского восстания мог бы ярко проиллюстрировать основные принципы современной обороны Ленинграда. Возможно, и это очень вероятно, что чисто тактическое расположение (дислокация штабов и т. д.) отличается от того, что было в 1917 году, и что главный штаб советского военного командования не развернут в Смольном институте. (Тем не менее я не стал бы исключать, что это здание и в наши дни служило штабом политического руководства.) Но из всех новостей и информации, что дошла до финского Генерального штаба из осажденного города, четко и ясно видно, что вдохновителями и организаторами сопротивления Ленинграда больше являются политические органы, чем военные. Именно из факта исключительного значения Ленинграда как столицы Октябрьской революции и цитадели коммунистической борьбы следует то, что его обороне придают особое политическое и общественное значение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});