Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов

это постройка, в которой ты проживаешь. А «home» – это тоже дом, но… но здесь он имеется в виду как место, в котором тебя всегда ждут близкие люди, придя в которое ты можешь расслабиться, и как сказала Елена Николаевна: «Там царствуют любовь и гармония».

Что ж, может быть, у Жени и был house, но никакого home точно. Им здесь даже и не пахло. Ни им, ни любовью, ни гармонией – лишь затхлой мочой и пивом, аромат которого перемешался с мужским пердежом.

Женя прошёл мимо гостиной (одновременно и комнаты родителей), не удостоив отца даже взглядом. Тот буркнул что-то вроде «Привет», но так и остался проигнорированным. Пусть сидит дальше и захлёбывается своим пивом; если действительно так уж хочет с ним поздороваться, то соизволит оторвать жопу и протянуть руку.

Тюлень. У меня не отец, а грёбанный тюлень.

Женя зашёл в свою крохотную комнату и бросил рюкзак на не заправленную кровать, после чего сам улёгся на неё, не переодевшись. Мать сейчас была на работе, где ей самое место, так что волноваться ближайшие два-три часа было не о чем. До вечера он мог отдыхать, а потом из Внешних Земель вернётся старая колдунья и начнёт высасывать кровь, а заодно и нервную систему (так же, вроде, она называется?)

Стены комнаты украшали постеры с Человеком-пауком, вырванные из краденых журналов. На особо крутые Женя даже накопил и попросил женщину в ближайшей типографии распечатать несколько постеров, после чего заплатил.

И да, это того стоило. Заход в свою комнату, Жене становилось чуть легче, потому что его встречал Человек-паук. Над кроватью он пролетал над Тайм-сквер (когда-нибудь я обязательно там буду!), сражался с Зелёным Гоблином на Бруклинском мосту, а у самой подушки, стоя на коленях, держал на руках светловолосую девушку с закрытыми глазами и полуоткрытыми губами – Гвен Стейси. Опять любовь… Даже Питер Паркер испытывал это странное чувство.

Может, оно и вправду существует?

На дверце шкафа был повешен стоп-кадр из одного фильма, что сумел запасть в сердце Жени, кажется, на целую вечность – «The Amazing Spider-man». На нём вся красота, вся грациозность сосредоточилась на силуэте паучка, пойманного фотографом на фоне крупной серебристой луны. Желтоватые линзы отражали яркое сияние, пока веб-шутер на руке загорался красным, готовясь выстрелить паутиной. Этот постер…приносил райское наслаждение. Смотря на него, Женя представлял себя в самодельном красно-синем костюме с эмблемой паука на груди. Когда наступает ночь, он надевает его и выходит на защиту города, громя преступников и вселяя в них ужас. От одного только взгляда на эти узковатые линзы бандиты невольно вжимаются в стену и начинают клясться, что больше никогда не переступят грань закона. А потом, ближе под утро, он спит на крыше одного из нью-йоркских небоскрёбов, после чего вновь становится Евгением Бравцевым и идёт в типичную американскую школу, где никто не знает тайну его личности.

Может, только ясноглазая Гвен, сидящая за второй партой.

Это был любимый постер Жени, обогнавший по крутости все остальные. И даже мать знала их святость. Даже она не смела прикоснуться к его плакатам, потому что рёв, однажды вырвавшийся из груди Жени, когда её пальцы только дотронулись до дешёвой бумаги, так напугал её, что больше она никогда не притрагивалась ни к одному из изображений Человека-паука в их house.

Женя растёкся по кровати и, закрыв глаза, выдохнул прошедший день. Его мышцы расслабились, обмякли и отдались той силе, что уводила мысли далеко прочь.

– Я сегодня поступил так же, как поступил бы и ты. – Он говорил в пустоту, молчаливым постерам, обладающим одним отличным качеством – они слушали и не перебивали. – У меня, конечно, нет суперспособностей, но я всё же проучил того мудака. Он делал то же, что и Флеш Томпсон – обижал слабых. Они, как всегда, одной толпой стали травить Серёжу, а он ответить им не мог, потому что их было слишком много. Но меня… – Женя рассмеялся и сцепил руки за головой. – Меня это не остановило. Мне, естественно, записали замечание, вызвали родителей в школу – они всё равно не придут, – но зато теперь никто Серёжу трогать не будет. Потому что нужно бороться либо с равным себе по силе, либо с более сильным. Ты же тоже защищаешь слабых, Питер. Вот и я как ты. Только меня, к сожалению, не кусал паук.

Питер ничего не ответил, лишь продолжал сражаться с Доктором Осьминогом и Хобгоблином.

– Хотел бы я хоть раз испытать то, что ты испытывал к Гвен и Мэри Джейн. Любовь… – Женя произнёс это слово медленно, позволив ему заскользить по нёбу и губам. – Влюблённость… Одна херня. Всё равно и то, и другое – авторские выдумки, не более. Да даже если представить, что…

Дверь открылась, и в комнату вошёл отец – робко, молча, как всегда передвигался по их house.

Он лишь коротко взглянул на Женю и подошёл к подоконнику, что скрывался за грязными, давно не стираными занавесками. Там стояли две банки пива – белые как снег, с красными, будто сочащимися кровью крупными буквами. Отец взял одну из них, открыл и поплёлся к двери, волоча по полу тапки, просто выводя из себя этим шарканьем!

– Желаю не подавиться. – Женя увидел, как лысеющая голова повернулась в его сторону и замерла, словно он сказал что-то из ряда вон выходящее. – Алкоголь плохо влияет на мозг, но думаю, тебе ничего не грозит.

Карие (такие же как у меня) глаза какое-то время не отрывались от лица Жени. Какое-то время… Потом они как обычно опустились вниз и заскользили по полу, пока сам отец вновь начинал идти к двери. И что-то в его движениях, в его поникших плечах, сутулой спине, в еле плетущихся ногах так сильно взбесило Женю, что он мгновенно почувствовал, как загорается гневом лицо.

– Ничего не хочешь мне сказать? Хотя бы отругать или сделать чёртово замечание, а? – Он вскочил с кровати и перекрыл отцу проход, чуть не расплескав его пиво. Они встали вплотную друг к другу, окружённые яркими плакатами с Человеком-пауком. – Мне вот интересно, это ты женился на мое матери или она заставила тебя?

– Дай мне пройти.

– Господи, так ты ещё и разговаривать умеешь! – Женя натянуто рассмеялся, и хоть с его губ слетали смешки, сам он чувствовал подступающие к глазам слёзы. – А я всё время думал, что у тебя язык в жопу засунут. Оказывается нет! Ты что-то да можешь говорить.

– Дай мне, пожалуйста, пройти.

– Зачем? Будешь пить дальше своё грёбанное пиво? А потом, когда и эта банка опустеет, вернёшься сюда за новой, да? – Его подростковый голос, лишь недавно начавший ломаться, сейчас предательски скакал по