Развод и другие радости - Ашира Хаан

в лагере волонтеров. Главное было – что Влад спас ему жизнь, когда тот умудрился свалиться с обрыва в ледяную реку. Просто прыгнул следом, почти не думая. Красиво, говорят, прыгнул, видать, занимался плаванием. Там было гораздо больше подробностей – и про крутые пороги, и даже маленький водопад, и то, как их полтора дня пытались найти, идя по берегу.

Эта байка настолько была не похожа на то, что мог бы сделать избалованный мажор Влад Гришин, что я долго сверяла приметы. Вдруг однофамилец? Но нет.

Я уже поняла, что нет, когда он отмутузил Юрку и устроил это шоу с поддельным тестом ДНК. А теперь он подтвердил.

И стоял сейчас, отводя глаза. Смущаясь. По-настоящему смущаясь!

– Вот это да… – протянула я. – Ты же… герой, да?

– Забудь вообще, – мотнул он головой. – Лучше вот что скажи. Будущее начальство – это уже точно? Ты остаешься здесь работать?

Теперь настала моя очередь отводить взгляд. Но его пальцы жестко поймали меня за подбородок и заставили задрать голову и посмотреть в сощуренные темные глаза.

– Да. Остаюсь, – сказала я. – Марк и Денис еще не знают, я закончу все, что требуется, и… все. Не мое место – Москва.

Влад смотрел на меня несколько секунд молча. От его взгляда вдруг стало холодно – настолько в нем было много отчаяния.

– Я тебя люблю, – сказал он.

Просто. Вот так.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть этого отчаяния. И почувствовала прикосновение теплых губ к губам.

– Лея… – сказал Влад и снова замолчал.

Лея. Да.

Я переживу. А Лея?

– Новосибирск очень далеко от Москвы, – сказала я.

– Очень.

– Не налетаешься. К… дочери.

– Ну да.

Влад как будто не собирался мне помогать распутываться.

Ну, строго говоря, на что я рассчитывала? На очередного мужчину, который может проявить себя героем. Но может ли он проявить себя надежным человеком, на которого можно опереться? Ой, вряд ли.

– Ты же знаешь, какой я ненадежный, – вдруг эхом моих мыслей задумчиво сказал Влад.

– Знаю, – настороженно сказала я. – К чему ты это?

– Опять вот бросил очередной бизнес. Мать будет в ярости.

– Бросил свою фирму?

– Ага.

– Жаль… – уронила я. Выходит, зря он свои связи напрягал? Только Снегову помог, ну и ребятам. Я все равно увольняюсь, он все бросает…

– Наверное, – пожал Влад плечами. – Репутация уже… туда-сюда. Но я еще подумаю, чем заняться новеньким.

– У тебя хорошо получалось с рекламой, – заметила я грустно.

– Я тоже так думаю! Да и начинать новое всегда тяжело.

– Видимо, не тебе… – пробормотала я, отвернувшись.

Дурацкий разговор.

Ветер стих, и с черного неба потихоньку сыпался крупными хлопьями снег.

Я подставила ладонь под снежинки.

– Почему? Мне тоже тяжело. Без родительских денег особенно. И без знакомств – сама говорила, в Москве меня кто угодно поддержит.

– Без денег? – удивилась я. – А как же доход от проекта?

– Не будем об этом… – Влад задрал голову к черному небу. – И кредит мне больше не дадут. Впрочем, всегда можно продать машину. Хоть не с нуля начинать в новом городе.

– В новом?..

Сердце трепыхнулось в нелепой надежде.

– В новом… – Он широко улыбнулся и посмотрел мне в глаза. – В ново-ново-новом Новосибирске.

Я ахнула.

Влад сделал ко мне шаг, притянул меня к себе вплотную.

Снег падал все гуще и гуще, окутывая нас пологом тишины.

Я не понимала. Не понимала. Не могла никак понять.

– Открою здесь новое рекламное агентство. Настю уломаю еще разок покреативить. Она мне больше ничего не должна, но была так довольна нашей работой, что не удержится. Народ наберу… – Он говорил шепотом, и в густой снежной тишине каждое слово было слышно отчетливо, как в микрофон. – Нет, я не предлагаю тебе место проект-менеджера. Слишком уж у меня ненадежная репутация, а у тебя роскошный оффер, я пробил по своим каналам. Обязательно соглашайся. Просто через пару лет тебе придет очень, очень щедрое предложение. Тогда и подумаешь.

– Подумаю? – тоже шепотом спросила я.

– Надеюсь. Хотя… тебе ведь и так будет принадлежать половина той рекламной компании, что его пришлет…

– Почему это? – удивилась я.

– Потому что выходи за меня замуж, грозная валькирия, – сказал Влад, и я поняла, что сияло в его глазах, сменив то самое отчаяние. Озорство. Радость. Счастье. – Выходи. Нехорошо это, когда папа с мамой не вместе, спроси хоть у Леи.

Что-то неслось вскачь – то ли мысли, то ли сердце. Билось безумной рыбкой где-то внутри. Влад протянул руку и положил пальцы на середину моей груди, накрыв сердце теплом.

– Согласна?

– Не знаю…

– Тебе нужно подумать?

– Да…

– Думай сколько хочешь. Не буду тебя торопить в этот раз, – шепнул он, наклоняясь и касаясь лбом моего лба.

– Шантажировать нечем? – усмехнулась я.

– Ну что ты… всегда есть… чем, – успокоил меня он. – Но я хочу, чтобы ты однажды влюбилась в меня. А силой любовь нельзя добыть. Я подожду, пока ты влюбишься сама. А пока буду рядом. С тобой. И с Леей.

– Пока…

– Пока ты не влюбишься.

Я помолчала, а потом спросила чуть виновато:

– А если я уже?..

Влад смотрел на меня, и широкая улыбка постепенно расползалась по красивому, но жесткому лицу, делая его мягким и счастливым.

Он ведь и так стал частью моей жизни.

Частью жизни Леи. Сам все решив, отвоевав это место в бою.

Он прошел весь путь ко мне в три тысячи километров. Чтобы быть рядом.

Мне остался один шаг. И я его сделала.

Встала на цыпочки и поцеловала будущего мужа в розовой шапочке, припорошенной снежинками. А Влад прижал меня к себе и не отпускал долго-долго, пока нас обоих засыпал густой-густой снег, валящий с неба так, словно хотел спрятать нас от всего мира.

Первая ночь вместе. Влад

На потолке номера были три длинные трещины и одно непонятное пятно. Еще на него ложилась тень от ночника, а от проезжающих за окном машин пробегали голубоватые огоньки фар.

Влад лежал на спине, смотрел вверх и держал возле уха телефон.

Вот уже пять минут в телефоне, не прерываясь и не отдыхая, его мать рассказывала, как сильно он ее разочаровал. Начиналось все привычно – с заверения, что она любит его больше всего на свете. С точки зрения матери, это было необходимой прелюдией, тонкой корочкой поверх начинки пирога, состоящей из обвинений, упреков, придирок, укоров, слез, ярости, перечисления всех его грехов с пятилетнего возраста и всех ее подвигов, о которых он не просил.

Если послушать еще минут пять-семь, она устанет и закончит еще одной тонкой подгорелой корочкой из