Харьков – проклятое место Красной Армии - Ричард Португальский

Второе наступление готовилось в ночь с выездом меня, командира и начальника штаба танкового корпуса. Наступление по приказу предусматривалось в 16.00 26.5 и точно началось в 16.05. Как стрелковые, так и танковые части начали одновременно и с большим желанием комначсостава выполнять приказ.

С подходом 15, 3 и 64-й танковых бригад, а за ними и пехоты к Червоной Гусаровке наступающие были атакованы вражеской авиацией. В первый раз 40 самолетами, во второй раз – 60 самолетами и в третий раз – 30 самолетами, в результате чего пехота, неся потери, прижималась к земле, а танки отходили в исходное положение. Кроме авиации, танки и пехота были встречены огнем танков, минометным, пулеметным огнем из Червоной Гусаровки и артогнем из Балаклеи. К 18.00 танки перешли в атаку вторично, но также были отбиты, пехоту поднять не сумели. На протяжении всего дня авиация противника беспрерывно бомбила и обстреливала боевые порядки. В результате атак танков в строю осталось в 15-й (бригаде. – Авт .) – 17, в 3-й – 25, в 64-й – 19 и в 114-й – 10. Узел Червоная Гусаровка сильно укреплен и особенно в противотанковом отношении. Овладение Червоной Гусаровкой готовлю ночной атакой.

Прорыв кольца окружения и оказание помощи в выходе окруженных решил провести в 4–5.00 27.5, а именно: 3-ю и 64-ю танковые бригады под командованием командира 64-й тбр подполковника Постникова (командира и штаба 3-й танковой бригады до сих пор нет – не прибыли) направить для прорыва кольца окружения в направлениях: высота 156,2, юго-восточнее Червоной Гусаровки, высота 116,8, что севернее Гусаровки, высота 153,2 севернее Шевелевки, где встретить окруженных…» [159]

Однако этого на следующий день не произошло. Наступление изнутри кольца возобновилось в ночь на 27 мая. Ударная группа прорывавшихся советских войск ночной атакой выбила противника из Лозовеньки и продвинулась к востоку на 4–6 км. С наступлением рассвета враг вновь захватил село. В итоге эта группа 28 и 29 мая выходила из окружения уже небольшими отрядами.

Вспоминает бывший командир 3-го батальона 973-го стрелкового полка 270-й дивизии В.Ф. Ропотов: «В 4 часа утра 22 мая в батальон прибыл командир дивизии генерал Кутлин. В откровенном разговоре он сказал, что наша армия находится в сложной ситуации и вынуждена отходить. 270-й приказано прикрывать ее отход, а моему батальону надо прикрыть отход дивизии и держаться, как бы враг ни наседал. Помню, он добавил, что дивизия вырвется и сохранит свою боеспособность.

Утром 23 мая я получил приказ: занять оборону по реке Орель в селе Лиговка и задержать продвижение противника. Но противник активных действий не предпринимал, почти не появлялись и его самолеты. Вечером мне приказали отойти к селу Краснопавловка. Там командир полка распорядился двигаться вслед за дивизией на село Лозовенька, даже если по каким-либо причинам потеряем связь. Там, по его сведениям, находится штаб 6-й армии.

В тот день враг замыкал кольцо окружения, шли жаркие бои, но на дне «котла» противник просто шел за нами следом, сжимая кольцо.

24 мая в небе появились «рамы» (немецкий двухфюзеляжный самолет-разведчик. – Авт .) и буквально засыпали нас листовками. В них сообщалось, что мы окружены, тому, кто добровольно сдастся в плен, немцы сулили всяческие блага, особенно если сдаваться будут целыми подразделениями. Никто из моих бойцов на это не реагировал.

Где-то около полудня батальон шел по лесопосадке параллельно дороге Краснопавловка – Надеждовка, примерно в километре от нее. А по дороге сплошным потоком двигались подводы, машины, люди…

Неожиданно из-за бугра на полном ходу выскочило несколько десятков вражеских танков. Они ринулись к дороге и стали давить и расстреливать все, что им попадалось по пути. В этой страшной мясорубке погибло множество людей и из нашей двести семидесятой. Здесь же, как я узнал совсем недавно, погиб начальник политотдела дивизии Квашня и поэт Джек Алтаузен – их документы обнаружили местные жители, когда хоронили погибших.

Батальон успел отойти в балку, заросшую кустарником, и я изменил направление движения, ориентируясь по солнцу.

На следующее утро мы вошли в село – кажется, Бунякино. Его центральная улица вела к видневшемуся далеко впереди мосту. В селе стояло много машин, орудий, подвод. Я повел батальон к мосту. На середине улицы у какого-то на вид общественного здания стояла большая группа командиров. От нее отделился полковник, подбежал ко мне (я шел во главе колонны), спросил, что за подразделение. Я доложил. Мы вместе подошли к начальству, среди которого оказались три генерала.

Один из них – генерал-лейтенант – тоже осведомился, кто я, и после этого распорядился: «Товарищ капитан, приказываю занять оборону по той вон высотке за рекой, – он показал рукой, – и любой ценой не допустить противника к мосту».

Обратившись по имени и отчеству к полковнику, он поручил ему обеспечить беспрепятственную переправу батальона по мосту.

Полковник пошел с нашим батальоном. Уже в пути он спросил: знаю ли я, от кого получил приказ? Я ответил отрицательно.

«Это заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант Костенко», – объяснил полковник.

Когда половина личного состава батальона была уже на противоположном берегу, словно воронье, налетели «юнкерсы». Очень много! Посыпались бомбы – на переправу, на село… Я успел перебежать мост.

Через полчаса ни моста, ни самого села не стало. Все, что могло гореть, – горело. Из батальона мне удалось собрать всего 30 человек, не уцелело ни одной повозки. А на них были боеприпасы и продукты…

Об обороне уже не приходилось и думать. Я повел свою группу на восток. По пути к нам присоединилось немало людей. 25 мая до самого вечера над нами пролетали группы «юнкерсов», бомбили и обстреливали даже небольшие скопления людей, уничтожали самые маленькие переправы.

Описать этот ад невозможно – поймут и поверят только те, кто сам испытал подобное. Судя по воронкам, бомбы применялись не менее 200 килограммов, но встречались воронки и больше.

Насчет переправ речь особая. Больших рек, если не считать Северского Донца, в тех краях нет, но после небывало снежной зимы речушки превратились в настоящие реки, образовались большие топи. Можно было проехать только по немногочисленным мостам, которые к тому же не были рассчитаны на большую нагрузку. Реки в основном текут с севера на юг, а мы отходили с запада на восток – переправ не избежать. Так вот немцы сначала позволяли нашим войскам сосредоточиться на этих переправах, а потом засыпали их бомбами. Уцелевшие люди бежали в междуречья. Там тоже бомбили, но можно было хоть рассредоточиться…

26 мая между реками враг двинул танки – многие десятки. За ними шли цепи автоматчиков, на ходу добивая тех, кто не мог уже ходить; остальных собирали в колонны и уводили. Но этим пленным еще «повезло». А вот если местность прочесывали эсэсовцы, то тут вообще творилось то, во что отказывается верить разум. Тысячи людей они сгоняли в балки, на возвышенности устанавливали пулеметы, орудия и открывали огонь по скоплению пленных, потом добивали раненых и считаные, если не единицы, то десятки чудом уцелевших (о том, каково их было психическое состояние – говорить не приходится) угоняли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});