Жду. Люблю. Целую - Тереза Ревэй

Стиснув зубы, Макс сделал попытку восстановить сбившееся дыхание. Ксения думала, что вытащила человека из ада, но можно ли остаться человеком, побывав в аду? Она перестала узнавать его. Будто оборвались все якоря, привязывающие его к жизни.

«Я просто живой труп», — поражаясь самому себе, подумал он, внезапно, с размаху ударяя кулаком в стену. Страшная боль пронзила руку до самого плеча.

— Что ты хочешь, чтобы я еще сделала?! — крикнула она. — Я не могу оставаться в Берлине, если не буду работать. Я никогда не получу разрешения. Или ты хочешь, чтобы я бегала по всем этим комиссиям с риском потерять ребенка? Чтобы ко множеству смертей добавилась еще одна? Ты хочешь, чтобы я осталась здесь и наблюдала, как ты сражаешься со своими демонами? Чтобы я жалела тебя? Чтобы рвала на себе волосы и рыдала?

Он оставался недвижим перед ней.

— Я ничего от тебя не хочу. И ничего не требую. Для тебя было бы лучше, если бы ты оставалась в Париже.

— Я приехала сюда за тобой. Только за тобой.

— В таком случае ты совершила ошибку.

Ксения почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. В который раз она оставалась одна. Невыносимо одинокой. Она положила трясущуюся руку на лицо, глубоко вздохнула. Мягким голосом, в котором угадывались и усталость, и невероятная печаль, она добавила:

— Я не могу сопровождать тебя в путешествии в этом мраке, где ты теряешь себя, Макс. Мне очень жаль. Но я была к этому готова. Я буду ждать тебя, сколько понадобится. Я знаю, что жизнь сделала меня жесткой, но за последние годы сердце мое смягчилось. Благодаря тебе…

Она не могла поверить, что их отношения могут вот так закончиться, она была в отчаянии.

— Я нужна этому ребенку. И Наташе я нужна тоже. Я не могу позволить прошлому связать меня. Всю свою жизнь я боролась ради других, за то, чтобы у них было будущее. И теперь я тоже должна думать о будущем. Это моя последняя надежда выкарабкаться, и я не знаю, как еще я могу поступить.

Она заметила, что он держится за ушибленную руку, но отбросила мысль посмотреть, что с ней.

— Твое место рядом со мной. Неважно, будем мы жить в Париже или где-нибудь в другом месте. Только не в Берлине. Не в сегодняшнем Берлине. Не позволяй гордости ослепить себя. Ты совершаешь ту же ошибку, что и я, а цена, которую придется за нее заплатить, будет высока… И потом, надо верить, что мы никогда не сможем расстаться друг с другом.

— Дело здесь не в гордости, — сказал он, отводя глаза и качая головой. — Не суди по себе. Мне просто кажется, что жизнь превратилась в зловещий фарс. Ты говоришь, что ждешь ребенка, но теперь, вместо того чтобы скрыть это от меня, ты требуешь, чтобы я следовал за тобой. Я не хочу жить той жизнью, которую ты пытаешься мне навязать.

Она не смогла сдержать смешок.

— Ничего я тебе не навязываю, Макс. Если и есть что-то, что мы любили больше всего, и ты и я, так это свобода. Даже если стремление к ней приводило к тому, что мы расставались.

Она надела шинель, пилотку. Руки ее тряслись. Она боялась упасть в обморок в присутствии Макса. Ее стало охватывать раздражение. Неужели она навечно приговорена выходить босоногой на снег, чтобы напрасно пытаться стереть с подошв кровь своего отца?

— Я добьюсь перевода во Францию. Если захочешь, можешь приехать…

Она не могла по выражению его лица понять, что он чувствует. Неужели он позволит ей уйти, так ничего и не сказав в ответ? Макс был так близко, что она видела, как при каждом вздохе вздымается его грудь, и в то же время он был так далеко! Слезы застилали ее глаза. Она отвернулась, стыдясь своих слез. Раньше она бы никогда не заплакала. Раньше она просто молча ушла бы.

— Я люблю тебя, Макс.

Жизнь никогда не делала ей подарков, и все, чего она добилась, — так это редких моментов счастья, которые доставались ей после тяжких трудов. Послевоенная встреча с Максом должна была положить конец этой бесконечной борьбе и блужданию в сумерках неопределенности. Теперь она поняла, что ошиблась. Она снова должна бороться. Бороться, чтобы ее ребенок родился здоровым, ибо знала, что в противном случае она никогда не простит это Максу, и их любовь умрет.

Человек, которого она безмерно любила, молча стоял у дверей. Его лицо выражало такую страсть и такую печаль, что Ксении было больно смотреть на него. Ей казалось, что еще немного, и ее сердце разорвется. Она надела перчатки. Медленно, аккуратно. Надо было растянуть секунды, остановить время. Теперь все зависело только от Макса. Она сделала все, что могла, и больше ей нечего было ему предложить. Она удивилась, что все еще может двигаться, не рассыпаясь на тысячу осколков. Но час пробил, нельзя было больше растягивать прощание.

Макс отпускал Ксению, и ему казалось, что он умирает. Рука болела, перед глазами плясали темные круги. Сколько раз они вот так расставались? Осиротевшие на слова, на поступки. И все-таки теперь Ксения сказала то, что он столько лет надеялся от нее услышать. Он понимал, она больше не боится показать свою слабость, свою искренность, что она одержала победу над своей гордостью, которая всегда была ее больным местом. Но было уже поздно. Стальной капкан захлопнулся.

— Говоря по правде, ты меня так и не простил за то, что когда-то произошло, Макс, но хуже всего то, что я не могу на тебя за это сердиться.

Она подождала еще несколько минут, но так как он продолжал молчать, повернулась и ушла, оставляя его одного с тенями прошлого.

Вторая часть

Париж, апрель 1946

Рассеянный свет падал на танцевальную площадку. Влажную духоту помещения лишь немного разбавляла весенняя вечерняя свежесть. Наташа подошла к эстраде, на которой играли музыканты. В облаках сигаретного дыма она разглядела Феликса, машущего ей рукой. Работая плечами и локтями, она прокладывала себе путь и наконец добралась до него и остановилась рядом. Феликс тут же обнял ее за талию и прижал к себе. Пронзительные звуки трубы, саксофона и барабанов наполняли все пространство под каменными сводами погребка.

— Потанцуем? — крикнул он.

— Дай мне сначала отдышаться.

— Нет времени. Идем.

Пара, которая только что танцевала под би-боп[20], уступила им место. Феликс вел Наташу. Собранные в хвост волосы били ее по плечам, ноги двигались в такт ногам Феликса. Поднимая время от времени глаза, она видела широкую светлую улыбку, видела вспотевшее лицо партнера. Лица всех танцующих тоже были мокрыми. Феликс покружил Наташу вокруг себя, подкинул ее к потолку, поймал, чем вызвал восторженные крики зрителей. Довольные, они наконец выбрались из толпы танцующих. Их место тут же занял парень в клетчатой рубашке и бархатных штанах и его партнерша. Наташа заметила, что потеряла ленту для волос. Пуловер прилип к телу. Прижавшись к спине Феликса, она проследовала за ним вглубь помещения, где находился бар. Феликс протянул ей бокал теплого пива, которое она с жадностью стала пить.