Рыцарь и его принцесса (СИ) - Дементьева Марина

Стэффен сделал знак остановиться.

— Я что-то слышал.

Я же забыла и о дыхании, но, сколько ни вслушивалась, до багрового мельтешения перед глазами слышала лишь шум крови в висках.

— Молодчики ард-риага из штанов выпрыгивают поквитаться за товарищей. Быстро не убьют, — в четверть голоса уверил Стэффен. — Парень будет последним подлецом, если наши хлопоты окажутся напрасными. — Эта его шутка получилась на редкость несмешной, настолько, что я бы расплакалась, если бы мне не было так плохо. Стэффен посулил уж вовсе без смысла: — Тогда я его сам убью.

Нагнав бастарда и едва не уперевшись ему в спину, мы стояли в тёмной нише у подножия спуска. Последний его поворот, единственно видимый, наклонно уходил вверх. Идти дальше казалось ещё страшней, от основного хода кротовыми лазами ответвлялись узкие отростки.

— Затаитесь и ни шагу, — всегда выразительный голос «пасынка» утратил всякий оттенок, став холодным и тусклым, как старая сталь.

Я не ответила бы, даже будь на то желание: от понимания того, сколь многое решится за эти минуты, замкнуло речь. Блодвен сдержанно кивнула и требовательно протянула руку.

Стэффен с мгновение раздумчиво смотрел на спокойно ожидавшую молодую женщину, точно взвешивал её на невидимых весах, а после, не меняя выражения, снял с пояса продолговатые ножны — не то длинный нож, не то короткий меч, но нечто среднее, как раз под женскую руку. Если рука эта, разумеется, к тому привычна.

Блодвен выдвинула лезвие, обхватив рукоять уверенно и без суеты. Стэффен одобрительно хмыкнул и растаял в темноте.

Потянулись мгновения ожидания. Привалившись к липкой стене, я стояла ни жива ни мертва. Блодвен рядом казалась статуей воплощённого спокойствия, и ладонь, держащая оружие, не дрожала. Едва ли ей была так уж безразлична участь Джерарда и Стэффена, да уж, если на то пошло, и своя собственная. Но, увы, сердце моё было сработано из куда как менее прочного материала, нежели у мачехи.

Спустя какое-то время — я совершенно перестала понимать, сколько мы простояли так, замерев в молчании — Блодвен едва-едва переменила положение, левая её ладонь легла на ножны, готовая обнажить разоблачительный блеск. Неведенье сделалось чувственно ощутимым. Стэффен ли то возвращался, и с какими вестями? Или безрассудный бастард сам угодил в руки «молодчиков ард-риага», а те, разъярённые запретом убивать наёмника, не стали учтиво расспрашивать, чей он сын?

— Наконец!.. — вырвалось у Блодвен, знать, выдержка мачехи всё же имела пределы. — Вы одни?

— Верность женщины! Кого иного ты ждала, прекрасная? — коротко хохотнуло из тёмного марева голосом бастарда, а вслед за тем соткались очертания двоих мужчин.

Мутный свет облекал их так, что узнать можно было лишь по движениям и походке, но Блодвен не ошиблась. Я же едва отличала сон от яви.

— Джед!.. — вырвалось задавленным криком, и, забыв обо всём, я выбежала из укрытия. Точнее, мне так казалось — выбежала. На самом деле я едва переставляла ноги.

— Умерь пыл, — остерёг Стэффен.

Джерард сам обнял меня, и тогда, уверившись, что он живой, что он горячий, настоящий, не тает призраком в моих руках, — только тогда я расплакалась.

— Джед, я…

— Ничего не говори, — глухо произнёс он. — Не вспоминай, забудь. Ничего не было.

— Не было, нет… — кивала я, готовая со всем согласиться, во всё поверить. Прикасалась, гладила и не могла прекратить, и замирала от страха причинить боль самым лёгким движением. Как сильно он ранен? Было сложно что-либо разглядеть, а на плечи Джеда наброшен был длинный балахон; пальцы колола грубая ткань. Его запястья охватывали оковы, свисали разбитые звенья.

— Уж на что я парень даровитый, а вот кузнечному делу не обучен, — не без издёвки повинился на это Стэффен. — Цепь разбил — и будет. Как выберетесь, найдёте мастера, невелика беда. — И едко прибавил: — Дело за малым — выбраться.

Союзники

Это прозвучало как команда к действию, это и было, по сути, командой к действию. Не время и не место для слёз, объятий и клятв. Некогда жалеть себя и его.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Джерард усмехнулся в темноте.

— Не хорони меня прежде срока. Я ещё в состоянии идти.

— Прости… — смутившись, я оставила неосознанные попытки подставить Джерарду плечо.

— Нет, — я смутно видела лицо любимого, но по голосу услышала, что он улыбается. — Это я должен просить прощения, ведь это моя привилегия носить тебя на руках.

— А я должна благодарить тебя, Стэффен.

— В том, о чём ты думаешь, моей заслуги немного, — усмехнулся бастард. — Когда я подоспел, оставалось только помочь закончить успешно начатое.

— Ты неправ. Я не хочу об этом думать вовсе. Обо всём, что происходило там, — я кивнула назад, — на протяжении этой ночи.

— Вот и славно, — не стал спорить Стэффен. — Знание это не для слабого девичьего сердца. Одного не понял — кой чёрт там забыл святоша?

— Забыл? — произнёс Джерард, и его от голоса вдоль позвоночника пробежал холодок. — Нет. Он давно следил за мной, как выжидающий вор, и вот получил возможность, а скорее, и указание. Он истреблял древнее знание всюду, куда только дотягивались руки, но хранил его в памяти. Лорд обезопасил себя, прибегнув к помощи монаха. За время долгих изысканий тот выведал способ, что позволил ослабить надо мной защиту моих… благодетельниц и нашу связь. Ему удалось сделать так, чтобы они не сумели бы найти меня, а, если и найдут, не сумели бы приблизиться.

Я извлекла из их слов ещё одно.

— О нет! Вы убили служителя церкви?!..

— И пальцем не тронули. Всего лишь предоставили возможность ощутить себя в чужой шкуре, — со мстительным весельем возразил Стэффен. — Жаль, урок продлится недолго, не позже утра хватятся.

Джед прошептал проклятье.

— Если прежде за ним не придут они, — промолвил он тихо и на мой вопрос неохотно пояснил: — Им может стать любопытно, кто помешал видеть и знать, что происходит со мною.

Стэффен присвистнул, осенённый тою же мыслью, но тотчас отмахнулся от неё, не спеша мчаться вспять, рискуя нашим успехом, вызволять диакона. Сострадания к судьбе того, кто таил ненависть к товарищу, он не испытывал.

— Туда ему и дорога. Живой или уже нет — пока никто не знает об этом, он ещё сослужит нам службу.

— И чем же? — спросила я и тогда лишь поняла, что за грубые одежды были на Джерарде.

Стэффен хохотнул, подкрепляя мои подозрения.

— Эх, была не была! Где сила не пройдёт, там хитрость пролезет.

— Прорываться с боем — безумие, — кивнула Блодвен. — Рада слышать, что даже ты это понимаешь.

— О, благодарю! — Полагаю, будь мы в иных обстоятельствах, Стэффен не преминул бы приложиться к белой ручке, но тусклый свет не позволял насладиться изяществом зрелища, извилистая лестница коварно подставляла под ноги скошенные ступени, а ручка вместо надушенного платка продолжала сжимать Стэффеном же данное оружие. — Но и без твоей помощи, прекрасная родственница, нам никак не обойтись.

— Разумеется, я предоставлю её вам, — строгим, в противоположность бастарду, голосом посулила Блодвен. — Иначе всё это не имеет смысла, а я не жалую бессмыслицу.

— Не сомневался в тебе, — вполне искренне улыбнулся бастард, и это была улыбка, а не очередная усмешка, теперь я видела разницу. — Женщины — переменчивое племя, но всё же помощь красавицы с горячей кровью выходит вернее всех сладких посулов сестрёнок из-под холмов… что скажешь, братец? Ну что ж… осталось самое весёлое.

И Стэффен был прав в этом. Мы беспрепятственно вышли из подземелий (я старательно отгоняла мысли о том, куда запропастилась стража), избавление уже светило впереди, и не поспешить, не сотворить оплошность от нетерпения, ведущего к безрассудству, — вот испытание! Путь к свободе открывался за замковыми воротами, но до сколь исполинских пределов разрослась теперь Тара, отдаляя нас от цели!

Блодвен неслышимой тенью возникла рядом, и мне в который раз подумалось: уж не породнился ли который из её предков с народом холмов?