Последствия старых ошибок. Том 2 (СИ) - Бэд Кристиан

— Слишком интеллигентен, чтобы блевать на глазах у низших чинов.

Я издевался, но с весьма серьёзным лицом, и он не сразу понял, что я шучу. А когда понял — приступ прошёл. (Дарайя учила, что приступ тошноты или икоты можно снять каким-нибудь выбивающим из ситуации предложением. Ну, я и попробовал).

Энрек понял, конечно, что это подначка, выругался. Потом рассмеялся.

— Где я — это я вижу, — сказал он, вытерев платком лицо. — Но что я тут делаю — кто бы сказал?

— А на меня-то чего смотришь? — фыркнул я. — Нашёл у кого спрашивать.

Я тоже был мокрый, по вискам — просто бежало. Но платков не носил.

«Леденящий» дёрнулся, дрожь пошла по палубе. Крупный метеороид ударил в щит.

Но Энрек оглянулся на дверь каюты отца.

Я не выдержал, расхохотался.

Иннеркрайт помотал головой:

— Помню, как я… На Тайэ себя помню. И смутно — как в шлюпку садился. И всё.

— И чего там, на Тайэ? — спросил я лениво, зная, что Энрек не расскажет.

Мне докладывали вкратце про историю с хайборами. Наши эмки сначала упустили пиратов, но стартующую с Тайэ шлюпку перехватили, а с нею и кое-какие съёмки с дикими котами и озверевшим мужиком. Самих голокадров я не видел и жутко хотел услышать версию Энрека. Но вопросов он от меня не дождется, не фиг его баловать.

— Там хорошо. Весна, любовь…

— У кого любовь? — удивился я. — У вашугов?

— И у вашугов — тоже, — мечтательно протянул Энрек и губы его разъехались в улыбке.

— Есть хочешь, влюблённый вашуг?

— Хочу.

Он продолжал улыбаться открыто и наивно, и лицо его стало моложе.

— Тогда пошли. Я помню где тут столовая.

— Нам с тобой столовая не по рангу, — пробормотал Энрек, всё ещё улыбаясь.

— Пошли давай. Я есть хочу, а не стюарда дожидаться. Сами возьмём.

— Простой ты, капитан. Демократичный, Хэдова бездна… — протянул иннеркрайт, но глаза блуждали, и губы были полуоткрыты.

— Ага, и пинка кому-нибудь сейчас пропишу. Для морально-нравственного лечения.

Я толкнул его. И не легонечко, а во всю дурь, и попытался сделать захват. Мне очень хотелось покататься с ним по полу, а вмешается дежурный — и тому навалять по загривку.

Если бы Энрек сейчас поддержал игру, растаскивать нас точно пришлось бы Дьюпу.

Но иннеркрайт извернулся, как кот, и шутливо поднял ладони, сдаюсь, мол. И кивнул на бойца, который взирал на нас квадратными от усердия глазами.

Воспитание в инженере победило: он встряхнул головой и быстро пошёл по коридору в сторону офицерской столовой. Я в два прыжка догнал его и зашагал рядом.

На «Леденящем» мне уже кивали встречные. Я отвечал.

— Ты тут как дома, — удивился Энрек.

Хотелось говорить с ним, но я молчал. А он продолжал улыбаться как бы про себя.

Что его так развеселило на Тайэ? Не думал я, что там весело.

И вообще что-то с ним было не так. Он изменился глубоко, но неуловимо. Как солнечный луч, скользнув по лицу, выявляет вдруг скрытые черты. Неужели, история с хайборами — правда?

Я покосился на него.

Иннеркрайт загружал с раздачи третью порцию мяса, жадно взирая на четвертую.

— Отдай, обжора, — сказал я, перехватывая тарелку.

— Руку откушу, — огрызнулся Энрек.

Зубы у него были белые-белые, а в голосе появились низкие, пугающие нотки.

У меня снова побежали по спине мурашки. Приятные такие, бодрящие.

Мы сели за столик в дальнем от входа углу, что не избавило от любопытных взглядов офицеров с «Леденящего».

Энрек впился в антрекот, щурясь от удовольствия. Какая-то часть его «я» продолжала соблюдать этикет, другой активно мешали столовые приборы. Он пару раз замер с кластерной вилкой в руке, явно забывая, что ей берут и разрезают мясо.

Антрекотов иннеркрайт нагрёб четыре порции. И ещё два последних бифштекса прихватил с раздачи. Я нагло забрал у него одну из тарелок.

— Ничего-то ты не боишься, — хищно ухмыльнулся Энрек. — А зря.

— Боюсь, — сказал я серьёзно. — Но не этого.

— А чего? — поинтересовался он с набитым ртом.

— Я за Влану боюсь, — мне вдруг расхотелось шутить. — Даже смотреть на неё боюсь, как она там лежит в капсуле, не живая и не мёртвая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Энрек перестал жевать.

— Влана — это девушка твоя? — он положил мне на плечо неожиданно тяжелую руку. — А у меня скоро котята родятся. Или щенки. Я не знаю, как их называют. Да и не важно. Важно, что на Тайэ — ты напрямую часть всего, а не отделён от природы. Я иногда смотрю, как умирает от предрассветного мороза только что народившийся лист — и мне больно. Только это — другая боль. В ней сразу и радость тоже. Боль, что он умирает. И радость. Странно, правда?

— А как это бывает, когда ты…?

Он покачал головой.

— Это ты сам поймёшь. Не буду портить тебе удовольствие. Только не обольщайся сильно. Во всём этом мире есть какая-то незаконченность. Потому что вокруг — жизнь. А законченность — это смерть.

Он похлопал меня по плечу и проглотил очередной кусок мяса.

* * *

«Нужно есть мясо», — думал Энрихе. В шлюпке кто-то сунул ему энергетический батончик из доппайка, и дымчатый хайбор страдал теперь от резей в желудке.

Открытый космос, «Гойя», флагманский корабль командира Южного крыла Империи генерала Абэлиса

Из отчёта импл-капитана Пайела

С комкрыла Колин переговорил без меня. Они поспорили: генерал Абэлис вылетел из капитанской бледный, с бисеринками пота на лбу.

Колин остался, и я вошёл.

Я бывал раньше в капитанской «Гойи». И сразу вспомнил её ненавязчивый уют: неброские сувениры, поражающие точностью работы, возле кулера — вышитое полотенце. Всё это я забыл, но вернул себе одним взглядом.

— Как ты понимаешь, Локьё будет вынужден отреагировать, — начал Колин без предисловий. Он стоял возле коммуникационного экрана и просматривал схемы межпланетного сообщения. — Действовать будешь по ситуации. Главное — скорость. Если операция затянется, вам конец.

Лендслер обновил экран и развернул голосхему построения крыла. В чужом кабинете он чувствовал себя уверенно. (Он вообще везде чувствовал себя уверенно, насколько я помнил).

— Дайего может отдать под тебя восемь кораблей. Локьё пропустит их до Джанги. Дальше рассчитывайте только на себя. От Джанги до Тэрры — ещё один прокол. Вот здесь, — он протянул мне синийский кристалл, — всё, что мы знаем об обороне Тэрры. Но если ты не уверен… — Колин помедлил и вдруг выключил экран, и сел напротив меня. — Ты должен понимать, Анджей, что это не приказ. Ты можешь отказаться.

— Ну да, — усмехнулся я. — Откажусь и что? Сам полетишь? Эта операция в моём духе, а не в твоём. В крайнем случае — отдашь меня под трибунал. Мне не привыкать.

— Я не об этом, — он покачал головой. — Ты должен понимать уже, что жизнью рискуют во имя чего-то. Во имя жизни, свободы. А здесь мы всего лишь навязываем перемирие. Если выключим сейчас из игры эрцога дома Нарья, энергия сопротивления иссякнет, и нам удастся заключить перемирие на достаточно серьёзный срок. Эйниты уверены, что двадцать лет у нас будет. Содружество и без того последние два года ведёт себя вяло. Мы навяжем перемирие, а там, я надеюсь, процесс слияния этносов на планетах Абэсверта потихоньку возьмёт своё. Он сам по себе силён здесь, на Юге. Пассионарность высока только в районе Тэрры и в скоплении Алди, откуда родом сегодняшняя ветвь кровавых эрцогов. Энсель сделал очень рискованный ход, допустив прямое военное вмешательство в события, завязанные на колебательный контур Пустоты. Благодаря эйнитам нам удалось спустить ситуацию без отката. Таким образом, на плане физических событий образовалось случайное провисание причинных связей. Этакая неразорвавшаяся бомба в тылу врага. Яма. Я понимаю, что риск велик, но возможность устранить эрцога физически у нас есть только сейчас. Агескел рано или поздно придёт в себя и сумеет компенсировать полевую разбалансировку. Ну, или он умрёт, и прореха затянется сама. Ждать нельзя. Другого шанса у нас не будет. Ты понимаешь меня?