Избранные труды (сборник) - Нинель Кузнецова

Не только народные, и но вышестоящие суды нередко отступали от принципа ненаказуемости приготовления к преступлениям. Так, циркуляр Военной коллегии Верховного трибунала ВЦИК от 29 сентября 1922 г. прямо указывал на необходимость привлечения к ответственности за одну категорию приготовительных действий – за незаконное хранение чистых бланков документов со штампами и печатями. В указанном циркуляре говорится: «Военная коллегия Верховного трибунала ВЦИК разъясняет, что, хотя Уголовный кодекс РСФСР незаконного хранения чистых бланков со штампами и печатями должностных лиц или учреждений лицами, на то не управомоченными, как самостоятельного уголовно наказуемого преступления и не знает, но, имея в виду то обстоятельство, что при помощи чистых бланков со штампами и печатями должностных лиц или учреждений в период 1920–1921 гг., совершались преступления массового характера, как-то: дезертирство, получение по фиктивным документам продовольствия и другие, с которыми реввоентрибуналы вели усиленную борьбу – надлежит признать, что обнаружение чистых бланков со штампами и печатями должностных лиц и учреждений у лиц, на хранение таковых не управомоченных, должно рассматриваться как приготовление к тому или иному преступлению…». Циркуляр предлагает предъявлять лицам, виновным в незаконном хранении указанных бланков, «обвинение применительно к ст. 12 УК и тем статьям, кои предусматривают преступления, подготовляющиеся лицами, у коих обнаружены вышеуказанные бланки»[366] (курсив мой. – Н. К.).

Таким образом, в этом циркуляре был сделан совершенно правильный вывод о том, что ненаказуемость приготовления к тяжким преступлениям не отвечает интересам борьбы с этими преступлениями и потому за приготовление к ним субъект должен привлекаться к ответственности.

Все сказанное показывает неприемлемость принципа ненаказуемости приготовительных к преступлению действий, установленного УК РСФСР 1922 г. Этот принцип приводил, во-первых, к тому, что оставались безнаказанными общественно опасные деяния; во-вторых, приготовления к преступлению неправильно квалифицировались иногда как покушение; в-третьих, в теории и практике возникали бесконечные и подчас бесплодные споры о границах приготовления и покушения.

В июле 1923 г. II сессия ВЦИК X созыва внесла изменение в ст. 12 УК РСФСР. Заключительная часть этой статьи была изложена следующим образом: «Приготовление не карается, если оно само по себе не составляет деяния, наказуемого согласно настоящему кодек су, но от суда зависит применять в отношении привлекаемых лиц, признаваемых им социально опасными, меры социальной защиты»[367].

Закон, таким образом, допускал ответственность за приготовление к преступлению, причем вопрос о привлечении к ответственности за приготовление к преступлению решался в каждом конкретном случае судом в зависимости от социальной опасности лица. Согласно же ст. 49 УК РСФСР, социальная опасность субъекта определялась его связью с преступной средой и прошлой преступной деятельностью. Лица, признанные социально опасными, подлежали высылке на срок до трех лет.

Призванная ликвидировать трудности, возникавшие в судебной практике при преследовании общественно опасной подготовительной преступной деятельности, приведенная выше поправка к ст. 12 УК РСФСР не могла полностью выполнить этой задачи. При всем значении социальной характеристики субъекта, его связи с преступной средой и прежней судимости – эти признаки не могут подменить собой объективную общественную опасность деяния. Новая конструкция ответственности за приготовление вела к тому, что приготовление отрывалось от соответствующего преступления и превращалось в своего рода самостоятельное оконченное преступление с самостоятельным наказанием.

Помимо этого, поправка к ст. 12 УК РСФСР страдала еще одним недостатком: в соответствии с этой поправкой приготовление к любым преступлениям могло влечь за собой во всех случаях лишь одну, и притом одинаковую, меру наказания – высылку на срок до трех лет. Между тем для одних приготовительных действий, например при приготовления к незаконной охоте, эта мера наказания была слишком строгой, а для других, например, при приготовлении к контрреволюционным преступлениям, – слишком мягкой.

Ввиду того, что в соответствии с поправкой к ст. 12 УК РСФСР 1922 г. ответственность за приготовление связывалась с социальной опасностью субъекта, отдельные криминалисты сделали из этого ошибочный вывод, будто бы тем самым в советское уголовное право были внесены чуждые ему элементы субъективизма, «социальной опасности субъекта»[368].

Трудности, с которыми столкнулось наше законодательство при конструировании ответственности за предварительную преступную деятельность, были трудностями роста. Законодатель искал наиболее правильное решение этой проблемы и под воздействием практики все ближе и ближе подходил к нему.

* * *

Значительной вехой в истории советского уголовного права явилось издание основ общесоюзного законодательства, обусловленное образованием Союза Советских Социалистических Республик.

31 октября 1924 г. были изданы «Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик». В ст. 1 «Основных начал» указывается, что уголовное законодательство Союза ССР и союзных республик имеет своей задачей судебно-правовую защиту государства трудящихся от общественно опасных деяний, подрывающих власть трудящихся или нарушающих установленный ею правопорядок.

В прямом соответствии с материальным определением преступления решаются в «Основных началах» и вопросы ответственности за предварительную преступную деятельность. Подчеркивая эту связь, проф. М. С. Строгович писал: «Если преступление не есть формальное понятие, а действительно, социально опасное явление, разумеется, нельзя заранее объявить, что такая-то стадия осуществления преступления ненаказуема: если в этой стадии действия того или иного лица являются социально опасными не только сами по себе, но и по отношению к преступной цели, к достижению которой они ведут, ни в коем случае нельзя отказываться в отношении этих лиц от применения соответствующих мер социальной защиты»[369].

Ст. 11 «Основных начал» установила наказуемость как приготовления к преступлению, так и покушения на него. В этой статье указывается: «Если начатое преступление не было доведено до конца, то есть если преступный результат по каким-либо причинам не наступил, то суд при выборе мер социальной защиты, назначенных уголовным законом за данный вид преступления, руководствуется степенью осуществления преступного намерения».

Комментируя ст. 11 «Основных начал», т. Красиков, прокурор Верховного Суда СССР, на II сессии ВЦИК СССР говорил: «Здесь особенность в вопросе, трактующем о покушении и приготовлении к совершению преступления. Говоря о стадиях совершения преступления, проект становится на некоторую новую точку, где все эти стадии предоставляется определить самому суду мерою приближения к совершению преступления. Таким образом, теоретические дебаты о преступлении и его стадиях отходят на задний план, и суду уже предоставляется считаться при выборе наказания именно со степенью осуществления преступления и со степенью участия в преступлении»[370].

Достоинства «Основных начал» сравнительно с прежним законодательством по вопросам ответственности за приготовление и покушение сводятся к следующему: а) «Основные начала» установили наказуемость приготовления и покушения, исходя из общественной опасности предварительной преступной деятельности; б) «Основные начала» в четкой форме связывают меры наказания за приготовление и покушение с общественной опасностью последних, со степенью завершенности преступления и близостью наступления вредных последствий; в) при определении наказания согласно «Основным началам» суд не связан какой-либо одной неизменной мерой наказания. Наказание за приготовление и покушение назначается в пределах санкции той статьи, которая предусматривает соответствующее оконченное преступление.

«Основные начала» не знают терминов «приготовление» и «покушение». И приготовление к преступлению и покушение на него характеризуются в «Основных началах» единым понятием «начатое и неоконченное преступление». Это обстоятельство явилось причиной того, что в действующем республиканском законодательстве, принятом после издания «Основных начал», по вопросу об ответственности за приготовление и покушение имеется определенный разнобой, если не по существу, то по форме. Так, УК РСФСР редакции 1926 г. говорит о покушении и приготовлении в одной статье, не давая понятия покушения на преступления (ст. 19). УК Азербайджанской ССР редакции 1927 г. посвящает вопросам стадий преступления две статьи – в одной (ст. 20) дается определение приготовления, в другой (ст. 21) говорится о наказуемости приготовления и покушения, причем и здесь не содержится определения покушения. УК УССР редакции 1927 г. посвящает стадиям преступления три статьи: ст. 16 дает определение покушения, ст. 17 содержит определение приготовления, а ст. 18 говорит о наказуемости приготовления и покушения. УК Грузинской ССР редакции 1928 г. говорит о покушении и приготовлении в одной статье (ст. 19), но не употребляет термина «покушение», а говорит о «начатом преступлении», охватывая этим понятием и приготовление к преступлению. Наконец, УК Белорусской ССР редакции 1928 г. вообще не употребляет терминов «приготовление» и «покушение». В ст. 20 УК БССР говорится о «начатом преступлении, не доведенном до конца».