Белый кот - Светлана Полякова

Она обернулась. Ей хотелось сказать ему все, что сейчас было у нее в голове, сердитое, обиженное «я» рвалось наружу. Но остановилась. Вернее сказать, Женю остановили его глаза. Они были такими больными, одинокими и несчастными, что Женя подумала — ему-то, оказывается, еще хуже в этой чаще. Еще страшнее…

— Нет, — покачала она головой. — Ты сам мне расскажешь все, что посчитаешь нужным. Потому что иначе получится, что я пытаюсь открыть… вон ту дверь. — Она показала на забаррикадированную дверь, и он напрягся.

— Там ничего нет, — проговорил он едва слышно. — Теперь там ничего нет. Когда-то было. А теперь там… стало спокойно. По крайней мере там спокойно, пока ты рядом со мной…

Ирина курила молча, изящно, откинувшись на спинку кресла. Панкратов невольно подумал, что Ирина великолепно вписывается в роскошную машину. И вообще она вписывается в роскошь. Вспомнив Женю, он вынужденно признался самому себе, что Женя всегда почему-то становилась напряженной. Как будто ее этот стиль страшил. Нет, она пыталась соответствовать образу, но почему-то всегда при этом казалась несчастной и немного обманутой.

Они уже подъезжали к Ирининому дому, когда она все-таки нарушила молчание.

— Такое ощущение, что ты все время нас сравниваешь, — усмехнувшись, проговорила она, выкидывая окурок. — Надеюсь, в мою пользу…

Он ничего не ответил.

Только наблюдал украдкой за ее длинными пальцами с немыслимыми ногтями — почему-то подумалось, что маникюрное искусство достигло небывалых высот, в то время как все остальные виды искусств явно притаились, спрятались на дне… Или потихоньку превращаются в разновидности маникюрного. И живопись, и литература, и… Впрочем, эти мысли поняла бы Женька. Ирина только высоко вскинет свои выщипанные бровки и презрительно засмеется. Она так и сделает, можно не сомневаться… Протянет насмешливо: «Панкратов, как же ты атавистичен бываешь иногда». Научное слово, вычитанное где-то, когда-то или услышанное и взятое в лексикон.

Ирина. Шедевр маникюрно-парикмахерско-косметологического искусства. Другие виды искусств отдыхают. Им просто нечем насытить этот профиль-барельеф. Использовать же сей образ можно лишь в рекламе.

Почему он рядом с ней? Или сам уже тихо перешел в ряды поклонников рекламы?

— Приехали, — сказала Ирина. — И слава Богу… Ты сегодня особенно скучен.

Она вышла из машины. Он тоже.

— Пока, дружочек, — сказала она, касаясь губами его губ. — Искренне надеюсь, что вечером ты придешь в себя. Проснешься. Станешь наконец-то живым, нормальным человеком. Пока…

Она двинулась к подъезду, не оборачиваясь, той самой походкой, о которой мечтают все девицы подросткового периода, уже не знающие, что на свете было какое-то другое искусство, кроме парикмахерского.

Он смотрел ей вслед, и ему больше всего на свете сейчас хотелось поехать к Женьке.

Это было невозможно.

Это было совершенно невозможно.

Легче было мечтать о полете на Луну, чем о Женькиной квартире в другом конце города.

Он вздохнул, провожая вместе с Ирининой фигурой свои глупые мечты, сел в машину, лакированное свидетельство его состоявшейся по общим понятиям жизни, и тронулся в сторону центра.

* * *

«До чего глупо, — думала Ольга. — Сколько еще мне надо бестолково морозить тут несчастный организм?»

Дом стоял, не подавая никаких признаков жизни. Надменный, как его обитатели. И неприятный, как его обитатели…

Сигарет в пачке почти не осталось. Ольга достала последнюю и в сердцах швырнула ее в урну, стоящую неподалеку.

Закурив, пробормотала себе под нос:

— Нет, слежение за объектом самое неблагодарное занятие. Особенно когда не знаешь, как твой объект должен выглядеть. Только и известно о нем, что блондинка, ноги длинные и собой хороша…

Возле дома в этот момент остановилась машина. Оттуда вышла девица. С длинными ногами. Блондинка. Правда, Ольга бы поспорила с утверждением, что эта блондинка чрезвычайно хороша собой. «Для того, чтобы определить ее реальную красоту, надо сначала ее хорошенько умыть», — решила она.

Девица остановилась, облокотившись о дверцу. Ольге показалось, что рассеянный ее взор уперся как раз в нее, и она невольно подалась назад, приняв равнодушную позу — сижу-курю, «примус починяю», и до вас мне нет никакого дела.

Она даже отвернулась, продолжая следить за дамочкой боковым зрением. Но тут появилось сопровождающее лицо, и сердце Ольги тревожно забилось. Ей захотелось срочно раствориться, исчезнуть, убежать отсюда быстрее, пока он не посмотрел в ее сторону.

«Панкратов», — констатировала она про себя очевидный факт.

Чертов урод. Появляется всегда не вовремя…

А если…

Она отвернулась. Теперь происходящее на авансцене событий совершенно скрылось из виду. Когда она обернулась, внушив себе, что ничего страшного не происходит, собственно, даже если чертов Панкратов ее увидит, она всегда найдет, что ему соврать, было уже поздно. Дева, прекрасная собой, уже открыла дверь особняка, поговорила с охранником — по ее быстрому взгляду назад Ольга догадалась, что он ей в данный момент стучит на нее, — передернула недоуменно плечиком и скрылась из виду.

Панкратов же так погряз в собственных мыслях или воспоминаниях о бурной ночи, проведенной с этой красоткой, что на Ольгу никакого внимания не обратил, а сел в машину и поехал себе прочь.

Ольга осталась наедине со своим недоумением, и ее беспокоил теперь один-единственный вопрос: «А что, если Панкратов появляется везде совсем не случайно?»

— Да уж, загадочный ты наш, — прошептала она, поднимаясь, чтобы немного размять ноги. — Интуиция мне подсказывает, что какая-то связь между вами и этими убиенными господами наличествует. Придется заняться тобой всерьез…

Она достала новую сигарету — чисто машинально размяла ее и застыла, пораженная следующим открытием или догадкой.

Эта девица.

Грудь у нее и в самом деле помещалась в одежде с таким трудом, словно ей было проще и свободнее без одежды.

Это та самая.

Ольга аж губу прикусила, ругая себя отчаянно за то, что не сообразила этого сразу. Та самая, которая была у Панкратова в тот день. В ту самую ночь, когда Женька наивно притащилась скрасить любимому Новый год.

Теперь Ольгу буквально затопило чувство радости. «Ага, — думала она, — кобелина чертов. Вот сейчас раскопаю все твои грязные тайны, и окажется, что квартиранта убил точно ты. Радости-то будет… Или твоя драгоценная Мессалина. Радости станет еще больше…»

Она схватила трубку, нажала кнопку и стала ждать.