Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский

– За чин премного благодарен. Однако ополчение. Первое, о чем меня спросят – против кого воевать станем?

– Пока неясно. Вполне возможно, что против шведов.

– Ни в Литве, ни в Польше шведов сейчас нет и в ближайшее время, очевидно, не будет.

– Тогда пойдем в Белую Русь. Какие-то нехристи подняли восстание.

Но подстароста оказался человеком смышленым, а потому идею похода в Белую Русь тоже не воспринял. До нее отсюда далековато. Дворянское ополчение собирается или тогда, когда сейм объявляет войну, или когда случается что-то чрезвычайное в пределах воеводства. Чем вызван этот приказ короля, он понять пока не мог.

– Я буду говорить, – пришел он на выручку правителю, не желавшему раскрывать истинную цель нового ополчения, – что мы собираем небольшое войско, которое пойдет вместе с королем в Литву, где, как вы знаете, всегда неспокойно. А главное, она значительно ближе, нежели Швеция.

– Вам не откажешь в мудрости, подполковник Ингардт. Соберите хотя бы человек сто. Не могут же они не отозваться на зов своего короля.

– Здесь уже сто лет никто не собирал дворянского ополчения. Могу пообещать молодым дворянам, что перед походом проведем небольшие учения с рыцарскими турнирами, пригласив на них всех дам округи. А затем устроим королевский бал.

– Вот именно, королевский, – охотно подтвердил Владислав IV. И ему вдруг стало тоскливо. От всего: от молитвы в храме, от необходимости собирать ополчение – только потому, что полуобезумевший колдун напророчил какое-то сражение. От занудности подстаросты Ингардта, который вместо того, чтобы сгинуть с глаз и сделать вид, что ретиво выполняет приказ, все еще топчется у двери, пытаясь придумать какое-то обоснование его прихоти. – Это будет кровавый бал, кро-ва-вый! – неожиданно для самого себя проговорил король, чувствуя, как подло тяжелеют и слипаются его веки.

Но едва он уснул, как появился гонец от местного воеводы, который ожидал прибытия короля в своей резиденции в воеводском центре. Воевода докладывал, что к побережью Польши движутся шведские суда с войсками. Ему сообщил об этом осведомитель через моряка одного датского судна, зашедшего в Гданьск. Комендант гданьского гарнизона пока сохраняет эти сведения в тайне, однако решил предупредить воеводу, поскольку рассчитывает на его поддержку.

Сообщение воеводы подстароста счел не настолько важным, чтобы поднять короля в ту же минуту. Но и не настолько обыденным, чтобы ждать, когда Его Величество изволит проснуться.

– Вот вам и враг! – совершенно невозмутимо воспринял эту весть Владислав IV. И подстаросте показалось, что лицо короля озарилось такой радостью, словно он узнал не о появлении у берегов Польши вражеских войск, а уже о его разгроме. – Как видите, я был прав: покуда существует король, до тех пор будут существовать и враги короны.

– Это сразу же меняет ситуацию. Появился враг! Теперь я смогу созвать под ваши знамена как минимум двести ополченцев, – заверил его подполковник Ингардт. – И немедленно пошлю гонцов к воеводе, чтобы собирал ополчение в городе и его окрестностях.

* * *

Прежде чем выступить с полком гусар, личной охраной и ополченцами в поход, король вновь наведался в храм.

– Колдун все еще у себя в келье? – спросил он настоятеля.

– Смотрит в огонь.

– Почему он в храме, если не признает наших молитв и не признает самих храмов?

– Здесь он лечит. Здесь же получает подаяние. Не божьим же духом ему, Ваше Величество, питаться… – смиренно объяснил настоятель – пышущий здоровьем толстяк, которому в ближайшие десять лет вряд ли понадобится какое-нибудь зелье, кроме хмельного.

– Ладно, пусть делает, что ему заблагорассудится. Поговори с ним. Скажи Мачуру, что король позволяет ему ехать в Варшаву. Мы подыщем ему келью при моем дворце.

– Предложить-то я предложу, да только он не согласится.

– Не тебе знать и решать, – взглянул король на настоятеля так, что тот мгновенно прикусил язык и отправился к Мачуру. Вот только долго ждать себя не заставил.

– Оказывается, Мачур знал, что вы придете, Ваше Величество, поэтому даже не стал выслушивать меня. Сказал: «Я свою келью нашел. Пусть король теперь ищет свою».

– Так и сказал?! Какая наглость! И это – ответ королю?! В таком случае я сам поговорю с ним.

– Стоит ли вам выслушивать то, что способно оскорбить достоинство не только короля, но и самого терпеливого, смиренного монаха? – попытался настоятель спасти их обоих: колдуна – от гнева короля, а короля – от гнева колдуна. Ибо еще неизвестно, чей страшнее и мстительнее. Но это ему не удалось. Немного поколебавшись, король все же решился войти в пристанище затворника.

– Ты был прав, божий человек. Я выступаю в поход. Пришло сообщение, что шведы готовятся высадить свои войска на нашем побережье.

– Чтобы к весне занять все Поморье, – подсказал Мачур. – Но ведь ты, правитель, пришел не для того, чтобы сообщить о том, что от меня же и услышал.

Короля покоробила непочтительность колдуна. Но что поделаешь? Человек, который видит дальше любого из смертных и которому смерть подвластна куда больше, чем сама жизнь, может позволить себе даже такое непочтение.

– Настоятель уже наверняка сказал, что я жду тебя в Варшаве. Лучшая келья столицы или апартаменты лучшего дворца… Прожить остаток дней своих можно ведь по-разному, разве не так?

Мачур отвел взгляд от огня, выдернул из ниши в стене факел и, не церемонясь, осветил лицо Владислава IV. При этом король мог видеть его до презрения снисходительную улыбку.

– Когда ты, земное величество, вернешься в столицу, то обнаружишь там столько врагов, сколько не успел сокрушить за всю свою походную жизнь. Так что тебе будет не до какого-то там колдуна. И потом, стоит ли навлекать на себя гнев иезуитов, которые слишком нетерпимы ко всему, что не укладывается в их представления о мире и церковном ордене?

– Но ты слишком много знаешь, чтобы оставаться здесь.

– Знаю даже, что прикажешь убить. Только я сумею опередить тебя. Сам уйду.

– Ошибаешься, колдун, я не собираюсь подсылать к тебе убийцу. Ты многое сделал для меня.

– Не заставляй уличать тебя во лжи. Это недостойно короля. Как недостойно и его подданного. И вообще, не теряй времени. Твое появление на поле боя будет воспринято солдатами как одно из чудес света. Король все-таки…

– Запомни, отшельник, я жду тебя в Варшаве. И еще…Скажи, чем я могу отблагодарить тебя за лечение и за пророчество.

Мачур вновь мстительно рассмеялся.

– Посоветуйся со своим «черным человеком».

– Кого ты имеешь в виду? Какого еще «черного человека»?

– В твоей свите есть один «черный человек». Тот, которого собираешься подослать ко мне.

Король с минуту стоял, молча глядя в огонь. Ему жаль было лишать жизни человека, который только что спас его. Но в то же время Владиславу страшно было оставлять на этой земле человека, способного предсказывать судьбу короля. Никто на этой грешной земле, ни один подданный, ни один чужестранец, не имеет права определять век и судьбу своего монарха, поскольку самим Богом завещано, чтобы монарх определял судьбу своих подданных. Что не одно и то же.

Владислав прекрасно понимал, что его враги – настоящие враги – находятся не там, среди высадившихся на Поморье шведов, а в столице. И даже здесь, в свите. Они идут по его следу, словно волки, выжидающие, когда жертва окончательно обессилеет. И, конечно же, воспользуются пророчеством Мачура в борьбе против короля. Вот почему никто не имеет права предсказывать судьбу монарха. Каждый, осмелившийся сделать это, должен быть с благодарностью казнен. «С величайшей благодарностью…» – с улыбкой повторил эту мысль правитель Речи Посполитой.

– Что-то в твоих предсказаниях сложилось не так, Мачур. Не собирался я ни казнить тебя, ни обращаться к «черному человеку», который действительно есть в моей свите. Но поскольку ты привык к тому, что все пророчества – без исключения – сбываются, не стану огорчать тебя. Король потому и король, что способен воплотить в реальное бытие самые страшные и странные предсказания любого из подданных ему колдунов.

– Вот это уже по-королевски. Но, прежде чем появится твой «черный человек», хочу, чтобы ты знал: ко мне уже являлся один… «черный человек». Не тот, которого собираешься натравить на меня, а другой. И просил сделать так, чтобы из этого городка твой кортеж выезжал уже облаченным в траур. Как видишь, я этого не сделал.

– Вижу. Признателен. Даже умирая, буду благодарить тебя. Но своим признанием ты лишь утвердил меня в намерении прислать к тебе своего «черного человека». Колдун, отказавшийся служить королю, не имеет права служить кому бы то ни было, кроме Господа Бога.

8

Едва взойдя на правый берег Днепра, Карадаг-бей выстрелом из пистолета отсалютовал будущему вождю восставших казаков. В ответ прозвучали выстрелы казачьих пистолей. Однако Хмельницкий потом еще долго стоял на возвышенности, глядя в подзорную трубу вслед растворяющимся вдали очертаниям татарских конников, словно бы ждал, что последует еще что-то такое, что объяснит странность визита Карадаг-бея.