Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века - Андрей Кокорев

Видимо, такого рода поселки имел в виду М. Любимов, когда в 1914 году на страницах «Голоса Москвы» иронизировал по поводу неистребимой тяги москвичей летом устремляться на дачи:

«На даче так хорошо: пахнет луком и капустой из кухни соседа, видно, что стирает соседская прачка, как дерутся дети почтенного визави, и слышно, как ругается с кухаркой Анна Петровна.

А после обеда можно лечь в гамак, – за отсутствием деревьев привязанный к двум столбам, – и вдыхать придорожную пыль, наслаждаясь музыкальными криками:

– А-агурчи-ки-и зе-ле-ны-ы! Цветна-а капуста-а-а!..

Над головой хрипит чей-то граммофон, справа ругаются, слева просто кричат.

Как безумно весело!

И как близко к природе!»

Некоторые прилегавшие к Москве дачные местности при определенных условиях превращались в своеобразные фешенебельные пригороды. Примером может служить Петровский парк.

«Давно ли, кажется, он представлял из себя настоящую деревню с запущенным лесом, служившим надежным пристанищем всевозможным рыцарям легкой наживы, – писал „Голос Москвы“. – Дачи, если можно было назвать собачьи конуры дачами, занимались туго и, за исключением собственных, обслуживали среднюю буржуазию. Колоссальный рост бегов и скачек все изменил; трамвай, связавший город с парком, давал возможность служащему человеку жить в парке без ущерба для себя, и жизнь вдруг закипела ключом.

Парк пообчистился, появились изящные особняки, и московский Булонский лес, как стали называть парк, стал самым популярным местом».

В Петровском парке, например, располагалась знаменитая вилла «Черный лебедь», выстроенная по заказу Н. П. Рябушинского. «Вся Москва» с завистью говорила о собранной там коллекции художественных произведений. Так, в 1910 году газета «Раннее утро» писала о Рябушинском: «При первых известиях о революции в Португалии отправился туда, приобрел там массу предметов из имущества, конфискованного в католических монастырях, и теперь комнаты „Черного лебедя“ заполнены статуэтками Мадонны, разными распятиями и другими священными предметами католического культа редкой художественной работы».

Но главной темой пересудов были «афинские ночи», которые устраивал миллионер в своей загородной резиденции. Во время одного из кутежей «Рябчик», как звали среди литературной богемы хозяина «Черного лебедя», в одночасье проиграл виллу в карты «нефтяному королю» Манташеву.

Со временем развитие дачных мест приводило к тому, что они превращались в «поселения-спутники» Москвы, где жизнь не замирала и зимой. В них возникали особые комитеты – «общества благоустройства», которые целенаправленно занимались улучшением быта. Об успехах одного из таких обществ, Лосиноостровского, в 1910 году сообщала газета «Раннее утро»:

«Благодаря близости от Москвы, удобству, дешевому сообщению – Лосиноостровский поселок развивается с каждым годом. Жителей в зимнее время здесь около 3000 человек, которые живут по правой и левой сторонам железной дороги.

На правой стороне – поселок Общества торговых служащих. На левой стороне имеется общество благоустройства, благодаря работе которого местность принимает все более и более благоустроенный вид.

Этой осенью открыты образцовая гимназия и детский сад для детей обоего пола. Гимназия помещается в центре поселка, в парке Удельного ведомства, в собственном здании.

Организуется вольно-пожарная дружина. Поселок освещается круглый год. Вся левая сторона поселка освещается керосино-калильными фонарями. Имеются, кроме частных, две потребительские лавки, два аптекарских магазина, парикмахерская и пр. В январе предполагается открыть почтовое отделение.

Общество благоустройства заботится о возможных увеселениях «поселян». В здании гимназии в течение зимнего сезона предполагается устраивать периодические литературно– вокально-танцевальные вечера и спектакли. На площадке о– ва будет устроен каток и гора и будут организовываться прогулки на лыжах.

Благодаря наплыву желающих зимовать в поселке, поднялись цены на зимние дачи и спешно строятся новые дома, приспособленные для зимнего жилья.

Много сетований слышится со стороны жителей по адресу железной дороги: благодаря тому, что на правую сторону нет перехода, приходится пролезать через вагоны или обходить чуть ли не за версту. Понятно, что это возбуждает справедливое негодование среди посельчан».

Обычно горожане перебирались на лоно природы с установлением настоящего тепла – как правило, когда в начале мая распускалась листва. Москвичей со сравнительно скромными доходами, которых дороговизна столичной жизни вынуждала откочевывать на дачи пораньше, называли «первыми ласточками». Местность, где им приходилось обитать, не отличалась особыми природными красотами:

«Большинство „осиновских“ дачников переезжают сюда в первых числах мая и живут до конца сентября, а то так и до начала октября, если осень удастся теплая. Самые же экономные и расчетливые дачники или же такие обыватели, скромный бюджет которых заставляет осторожно обходиться с каждой копейкой, переселяются на дачу в половине апреля, лишь только сойдет снег, лишь только представляется хотя бы маленькая возможность жить в сколоченных из барочного леса домиках и тем сохранить несколько десятков рублей из скромного бюджета.

Рублей за семьдесят в лето в Осиновке можно нанять дачу «со всеми удобствами». Что это за удобства – вопрос иной, но все же это дача, все же ребятишки не дышат московской пылью, не задыхаются от городских «воздухов», а родители их имеют возможность месяцев шесть или пять с половиною отдохнуть от непосильного бремени городских квартир, от алчности дровяников, ну да и приятно все-таки сказать знакомому, который остается в Москве, что мы-де живем на даче. Ведь очень много таких, которые не имеют возможности поехать и в эту самую Осиновку».

Отъезд из города «первых ласточек», их мучения, связанные с перевозом домашнего скарба, также не проходили мимо внимания юмористов. Сделанные ими «зарисовки с натуры» по заведенному порядку появлялись на страницах изданий вроде московского журнала «Искры»:

«Тише, черти! – кричит маленький, тощий человечек в чиновничьей фуражке, – этак ведь вы камня на камне не оставите!..

Дюжие ломовики перебрасывают, как перинку, ореховый шкап на широкую «платформу». Два воза, еще не нагруженные, стоят на дворе. Кругом весь квартирный скарб – столы, стулья, кровати.

– Да тише же! Вам говорят, – не успокаивается чиновник.

– Будьте благонадежны, – говорит рыжий ломовик, – не впервой... Одиннадцатый год перевозим... С вашего двора вчерась полковницу одну свозили – все в аккурате.

– Да, в аккурате! – вмешивается дворник. – А комод-то? Вдребезги, ироды, комод разнесли...

– Комод!.. Так ведь это, братец, мебель какая? Старомодная, она век свой отжила... Комод, друг ты мой, завсегда расшибется, хошь ты его пальцем не тронь... Митюха! Заводи веревку-то, цепляй шкап-то под жабри-ну... Та-а-ак!.. Крепче тяни, небось...

– Да ведь трещит! – останавливает его чиновник.

– А это он от удовольствия, ваше благородие... потому приятно ему, затяжку чувствует, ровно бы барыня в корсете...

На лестнице раздается гул от падения чего-то твердого. Затем треск. Чиновник кидается, как угорелый.

– Разбили, анафемы!.. Вот народец-то!..

– Сглянь-ка, Митюк, – говорит рыжий ломовик, – чего это там Петруха ахнул...

– Да чего смотреть-то? Знамо дело – умывальник... Говорил ему, лешему, что беспременно опрокинет...

Чиновник суетится около разбитой мраморной доски и отскочившей дверцы. Сверху спускается его жена с двумя ребятишками.

– Карета приехала?

– Нет еще... а вот тут умывальник приехал, – вдребезги разнесли...

– Рази нарочно? – оправдывается ломовик, – лестница-то склизкая, нога не держит... »

По свидетельствам современников, к поломкам мебели при переездах обыватели относились без излишнего драматизма, поскольку в Москве было много столяров, и труд их стоил недорого.

Те из горожан, кто снимал дачи, уже обставленные мебелью, свой скарб на лето помещали для сохранности на специальные склады. Один из них, например, располагался на Болотной улице в «Кокоревском подворье».

В своих мемуарах Н. М. Щапов упоминает, что на даче, которую его отец, приказчик торгового дома, снимал в течение многих лет, стояло «много специальной дачной мебели». И тем не менее для переезда туда и обратно ежегодно их семейству требовалось пять возов: «с бельем, одеждой, книгами, посудой, игрушками, кухонной утварью, корытами, бочками, курами и т.д. ...Рояль перевозится отдельно особой конторой». Интересно, что у опытных хозяев процесс сборов был отработан досконально, и это гарантировало от потерь в пути:

«Из сарая в комнаты приносится несколько сундуков. В один укладывается белье и одежда, в другие (в сено, чтоб не разбилась) – посуда, в третьи – съестные припасы: мука, крупа, масло, сахар – много сахара, ведь будет вариться варенье.