Лучший мужчина - Мэгги Осборн

Оставался Лутер Морланд. Сейчас он как раз шел по направлению к ней с коробкой яиц, закупленных в Сан-Антонио. Она знала Лутера целую вечность; этот довольно представительный мужчина был, однако, слишком стеснительным для свободного общения с женщиной. Алекс тяжко вздохнула. Мучительное одиночество, которое она испытывала сейчас, должно было стать ее уделом на всю оставшуюся жизнь.

— Я принес вам немного свежих яиц, — сказал Лутер, поставив коробку на стол. — Они пересыпаны песком, так что их спокойно можно растянуть на несколько дней. Мне хотелось бы купить больше, но в Сан-Антонио оказалось больше салунов, чем курятников.

— Спасибо.

Алекс принялась убирать после завтрака и, когда Фриско подошел и взял чистую чашку, чтобы налить себе кофе, выругала его про себя — ведь мыть посуду придется ей, а не ему.

— Вы не заметили, встречался ли Колдуэлл с Лолой в Сан-Антонио? — спросил Дэл у Лутера.

— Кажется, да, — ответил Морланд, явно чувствуя себя неуютно под взглядом Фриско.

Дэл посмотрел в сторону Фредди и Лес, и Алекс решила, что знает, о чем он подумал. Вот еще два быка потеряны. За три дня перегона пропало восемь животных. Вне сомнений, Лола и Джек торжествуют по поводу такого многообещающего начала.

— Сколько мы сегодня прошли миль?

Теперь, после того как Фредди увидела собственными глазами, что такое паника в стаде, Фриско не надо было напоминать ей о том, что следует говорить тише.

— Мало. Девять или десять. Но это и понятно. Выехать пришлось позже.

С большой неохотой она вынуждена была признаться себе, что ей будет сильно недоставать его общества и приятного аромата его сигары, когда он перестанет сопровождать ее в ночное. С каждым днем она все больше привязывалась к Дэлу Фриско, и в этом не было ничего хорошего. Ей не хотелось делать ему комплиментов, но, чувствуя, что кое-чем обязана Фриско, она все же сказала:

— Мы с Лес вместе трудились над разделыванием туш. Работа оказалась такой мерзкой, отвратительной и… — Фредди замолчала. Не было смысла воскрешать в памяти то, что хотелось поскорее забыть. — Короче, мы решили, что будем и стадо пасти вместе, и сегодня мы не потеряли ни одного быка. — Она снова замолчала, но, набравшись духу, заключила: — Скорее всего мы бы не упустили тех двоих, если бы помогали друг другу.

— Быки успокоились. Конечно, может появиться один-другой строптивец, которого вдруг потянет домой, но худшее позади. Теперь вам остается лишь подгонять лентяев и глотать пыль.

Фредди не видела его лица, однако в голосе слышалась пусть и дружеская, но насмешка.

Фредди почувствовала досаду. Она ожидала похвалы за то, что они с Лес наконец перестали делить работу на «твою» и «мою», а решили действовать заодно. Но с другой стороны, откуда ему было знать о том, какой внутренней борьбы стоило каждой такое решение?

Целый круг они проехали молча. Первой тишину нарушила Фредди.

— Та строчка из Шекспира была единственной, которую вы помните? — вдруг спросила она.

Всю дорогу ей хотелось задать этот вопрос. Взглянув через плечо, она увидела, как кончик его сигары ярко вспыхнул и, описав дугу, исчез в темноте.

— Не хочу вас разочаровывать, но я получил некоторое образование. Кое-чему меня научили в школе, но в основном учился сам — любил читать, да и памятью Бог не обидел.

Фредди действительно испытывала разочарование. Для нее было бы проще думать о нем как о невежде. Проще считать его ковбоем — и больше никем.

— Любовь — болезнь и горькое безумство, — произнес Фриско, видимо, надеясь предстать перед ней в самом выгодном свете. — Ты знаешь, кто это сказал?

— Конечно, знаю.

Чувствуя, что Фриско держит паузу, давая ей возможность назвать имя автора, Фредди махнула рукой.

— Просто сейчас не могу припомнить.

Поскольку Фриско и на этот раз ничего не сказал, пауза затягивалась. Фредди не выдержала и запальчиво начала возражать, стараясь при этом не повышать голоса:

— Послушай, даже самая лучшая актриса не может помнить наизусть все пьесы и знать назубок всех авторов!

Фредди чувствовала, как горят ее щеки в темноте. Что, если он прочел больше пьес, чем она? Какой позор!

Дэл внезапно рассмеялся:

— Сэмюэл Дэниел — «Триумф Гименея».

Фредди не имела понятия о том, что это за вещь: пьеса, стихотворение или даже рассказ? Не в первый раз она мысленно посетовала на систему образования, когда мужчины оказываются в более выгодном положении. Она видела глубокую несправедливость в том, что он мог процитировать автора, совершенно ей незнакомого. Наверное, его в школе учили лучше.

Нога Фриско коснулась ее ноги, и она поспешно отстранилась, неосознанно подыскивая повод отомстить ему за испытанное унижение.

— Вы собираетесь снова начать пить? — внезапно спросила она.

Заметив, что Дэл застыл в напряжении, Фредди довольно улыбнулась. Все же и ей удалось задеть его за живое. Она понимала, что действует нечестно, испытывая и удовольствие от того, что застала врасплох мужчину, которого не так-то легко смутить, и стыд за то, что использовала недозволенный прием.

— Только не во время этого перегона, — сдержанно ответил он.

— Правда ли, что вы потеряли два последних стада из-за того, что постоянно были пьяны?

— Возможно, — помолчав, ответил он. — Удача в нашем деле имеет огромное значение. Как, впрочем, и мастерство погонщиков, и погода, и состояние пастбищ. Да и от самих быков немало зависит. Я мог бы перечислить сотню факторов, влияющих на конечный результат. Но одно несомненно: то, что я пил, не способствовало успеху.

Изначально Фредди поставила перед собой задачу не задавать ни одного личного вопроса и не отвечать на таковые. Но как-то так случилось, что оба они оказались на весьма скользком поле. Бог знает почему между ними установилась особая доверительность, о которой ни он, ни она раньше и мечтать не могли. Фредди испытывала смутное беспокойство, задумываясь об этом. Ни к чему ей привязываться к этому человеку. Ни к чему думать о нем, да только сердцу не прикажешь.

Вдруг Фриско стал тихо насвистывать приятную мелодию. Потом он запел, и Фредди смогла расслышать слова. У него оказался приятного тембра баритон. Он пел «Все ближе к Тебе, мой Бог», негромко, но чисто, и Фредди в немом изумлении смотрела на него. Такой голос сделал бы честь профессиональному певцу. Он мог бы успешно выступать на сцене. Фредди не верила собственным ушам.

В конце третьего куплета она, не выдержав, перегнулась в седле, чтобы увидеть его лицо.

— Вы религиозный человек? — спросила Фредди, вновь вторгаясь на личную территорию.

— Не особенно, — ответил Дэл, зажигая вторую сигару.