Остров - Виктория Хислоп

– Что мне делать? – тихо произнесла Мария, и слезы покатились по ее щекам. – Я не знаю, что мне делать.

Фотини сохраняла спокойствие.

– Для начала ты не должна никому говорить об этом. Это может ничего не значить, а ты ведь не хочешь, чтобы люди сделали поспешные выводы, в особенности семья Вандулакис. Ты должна провериться по-настоящему. Твой отец ведь каждый день возит того доктора на остров и обратно, верно? Почему бы тебе не попросить его взглянуть?

– Доктор Лапакис – хороший друг отца, но он тут уж слишком свой, и кто-нибудь может случайно от него узнать. Там у них был еще один врач, перед войной он часто приезжал. Я, правда, даже имени его не помню, но думаю, он работает в Ираклионе. Отец должен знать.

– Ну, тогда почему бы тебе не обратиться к нему? У тебя найдется множество поводов отправиться в Ираклион, свадьба ведь на носу.

– Но это значит, что мне придется обо всем сказать отцу, – всхлипнула Мария.

Она пыталась отереть слезы с лица, но они все текли и текли. Да, это было неизбежно. Даже если ей удастся сохранить свою тайну ото всех, Гиоргис все равно должен знать, а ведь именно его Марии хотелось защитить больше всего.

Мария вернулась домой. Было еще только восемь утра, но Гиоргис уже ушел, и Мария понимала, что ей придется ждать до вечера, чтобы поговорить с ним. Она пыталась отвлечься, занимаясь теми делами, что начала накануне, и набросилась на уборку с новой энергией, полируя мебель до тех пор, пока та не засияла, и выковыривая ногтями пылинки из самых темных уголков каждого буфета и каждого ящика комода.

Около одиннадцати утра кто-то постучал в дверь. Это оказалась Анна. Мария была на ногах уже больше шести часов и очень измучилась.

– Привет, Анна, – тихо сказала она. – Так скоро опять пришла?

– Я тут кое-что забыла, – ответила Анна. – Сумочку. Должно быть, она за подушку завалилась.

Анна пересекла комнату. Под диванной подушкой действительно притаилась маленькая сумочка из такой же ткани, что и платье, в котором Анна была накануне.

– Ну вот, я так и думала, что она здесь.

Марии был необходим отдых.

– Хочешь выпить чего-нибудь холодного? – спросила она, все еще стоя на стуле.

Но Анна застыла, уставившись на ноги сестры. Мария неловко спрыгнула вниз. Взгляд Анны последовал за ее босыми ступнями. Она уже заметила зловещее пятно, и было слишком поздно пытаться его скрыть.

– Что это у тебя на ступне? – резко спросила Анна.

– Не знаю, – с вызовом в тоне ответила Мария. – Может, и ничего.

– А ну, иди сюда, дай мне посмотреть! – потребовала Анна.

Мария не собиралась спорить с сестрой, которая уже наклонилась, рассматривая ее ногу.

– Думаю, это ничего не значит, но все равно собираюсь показаться доктору, – твердо произнесла Мария, держась своего.

– А отцу ты рассказала об этом? А Маноли это видел? – спросила Анна.

– Никто пока что ничего не знает, – покачала головой Мария.

– Ну и когда они узнают? Потому что если ты не собираешься ничего говорить, то скажу я! По мне, так это выглядит как проказа, – заявила Анна.

Она так же хорошо, как и Мария, понимала, что может означать такой диагноз.

– Послушай, – заговорила Мария, – отцу я расскажу сегодня вечером. Я же только вчера это заметила. Но больше пока что никому знать не нужно. Может, это совсем не то.

– Ты собираешься замуж меньше чем через месяц, так что не затягивай с выяснением. И как только узнаешь правду, немедленно приезжай ко мне и скажи, как обстоит дело.

Тон Анны был откровенно оскорбительным, и у Марии даже мелькнула мысль, что Анне почему-то приятно, что ее сестра – прокаженная.

– Если ничего не сообщишь через две недели или около того, я снова приеду.

С этими словами Анна ушла. Дверь за ней громко хлопнула. И если не считать сильно бившегося сердца Марии, единственным свидетельством появления в доме Анны был легкий аромат французских духов.

В тот вечер Мария показала свою ногу Гиоргису.

– Мы должны поехать к доктору Киритсису, – заявил Гиоргис. – Он работает в большом госпитале в Ираклионе. Я ему напишу, прямо сейчас.

Больше он ничего не добавил, но внутри у него все сжалось от страха.

Глава 15

Через неделю Гиоргис получил ответ от доктора Киритсиса.

Дорогой кириос Петракис!

Большое спасибо за то, что написали мне. Мне очень жаль было узнать такое о Вашей дочери, и я понимаю Ваши опасения. Буду рад увидеть вас обоих у себя на приеме в понедельник, 17 сентября, в полдень.

Мне также хотелось бы выразить свои сожаления по поводу кончины Вашей любимой жены Элени. Я знаю, что прошло уже много времени, но я лишь недавно узнал эту грустную новость от доктора Лапакиса – с ним мы снова поддерживаем связь.

С самыми добрыми пожеланиями, искренне Ваш,

Николаос Киритсис.

До назначенного времени оставалось всего несколько дней, что было немалым облегчением и для отца, и для дочери, потому что они уже ни о чем не могли и думать, кроме как о пятне на ноге Марии.

После завтрака в тот понедельник они отправились в трехчасовой путь до Ираклиона. Никому в деревне не показалось странным, что отец и дочь предприняли такую дальнюю поездку, потому что люди решили: это как-то связано с приближавшейся свадьбой. Невестам ведь необходимо покупать разные платья и прочие вещи, а где это можно сделать лучше, чем в Ираклионе? Именно так говорили женщины, сидя вечером на порогах своих домов.

Дорога шла вдоль побережья и была открыта всем ветрам. Когда отец и дочь приблизились к городу, прекрасный Венецианский залив возник перед их глазами, и Марии отчаянно захотелось, чтобы у нее не было причины еще раз появляться здесь. За всю свою жизнь она не видела такого количества пыли и такого хаоса, а шум грузовиков и строек буквально оглушил ее. Гиоргис тоже не бывал здесь ни разу после войны и обнаружил, что, кроме могучих городских стен, упорно противившихся немецким бомбардировкам, все остальное изменилось до неузнаваемости. Они в полной растерянности ехали мимо просторных площадей с фонтанами в центре и только некоторое время спустя сообразили, что кружили возле одного и того же места. Наконец они остановились у недавно отстроенного госпиталя, и Гиоргис выскочил наружу.

До полудня оставалось всего десять минут, и к тому времени, когда они пробрались сквозь лабиринты больничных коридоров и отыскали отделение доктора Киритсиса, они уже опаздывали на прием. Гиоргис отчаянно волновался.

– Надо нам было выехать пораньше, – твердил он.

– Не беспокойся, я уверена, он поймет, – ответила Мария. – Это ведь не наша вина, что город такой запутанный, а госпиталь построен так, что его не отличить от других домов.

Навстречу им вышла медсестра, усадила их в душном коридоре, попутно кое-что рассказав об отделении и добавив, что доктор Киритсис скоро придет. Гиоргис и Мария сидели молча, вдыхая незнакомые запахи антисептиков, характерные для всех больниц. Говорить им не хотелось, зато они наблюдали за сиделками, то и дело пробегавшими по коридору, и за пациентами, которых время от времени провозили мимо в креслах на колесиках. Наконец пришла та самая медсестра, чтобы проводить их в кабинет врача.

Если война сильно изменила внешность Ираклиона, то еще более заметный след она оставила на докторе Киритсисе. Хотя его фигура осталась такой же стройной, волосы доктора почти полностью поседели, а не так давно еще гладкое лицо избороздили морщины. Он теперь выглядел на все свои сорок два года.

– Кириос Петракис, – поздоровался он, выходя из-за своего стола и пожимая руку Гиоргису.

– Это моя дочь Мария, – сказал Гиоргис.

– Деспинеда Петракис, я вас видел больше десяти лет назад, но отлично помню, – сказал доктор Киритсис, пожимая руку Марии. – Прошу, садитесь и расскажите, что вас привело ко мне.

Мария заговорила, сначала сильно запинаясь, и рассказала о своей беде:

– Две недели назад я заметила светлое пятно на левой ноге. Оно немного сухое и не очень чувствительное. Из-за истории мамы я не могла не обратить на это внимания, вот мы и приехали.

– А пятно только одно? Или есть и другие?

Мария оглянулась на отца. После обнаружения первой метки она нашла на своем теле и несколько других. Никто никогда не видел Марию раздетой, и ей пришлось испытать немалые трудности, изворачиваясь так, чтобы увидеть собственную спину в маленьком зеркале в ее спальне, но даже в слабом свете она рассмотрела еще несколько побледневших участков кожи. Так что пятно на ноге перестало быть единственным.

– Да, – ответила она. – Есть и еще.

– Я должен их осмотреть и думаю, необходимо взять пробы кожи.